Карел Чапек - О черни, Путевые заметки
- Да, но ведь мир так велик!
Видали умника! Что же теперь, сиди, повесив нос, и мучайся оттого, что не все еще посмотрел? Что не побывал в Саламанке или Сант-Яго, что не знаешь, как выглядят ослики в Эстремадуре и старухи в Ансо, что не поглядел на цыганского короля и не послушал свист баскской txistularis[свирели (баскск.).]. Человеку все надо видеть, ко всему прикоснуться, вот так, как в Толедо ты похлопывал ослика или трогал ствол пальмы в саду Алькасара. До всего хотя бы дотронуться пальцем. Весь мир погладить ладонью. Сколько радости - видеть и трогать то, что тебе еще не знакомо!
Потому что каждая особенность в вещах и людях обогащает жизнь.
С благодарной радостью принял ты все, что было тебе непривычно; да и каждый путник, который тебе встречался, готов был скорее изранить в кровь ноги, но не пропустить чего-нибудь своеобразного и живописного, такого, что не увидишь в другом месте; потому что во всех нас живет любовь к бесконечности и разнообразию жизни. Но послушайте, ведь это богатство жизни творят народы - ну конечно, еще и природа, история... Но ведь и то и другое слито в народе. И если бы нам пришло в голову определять все решения мировых проблем любовью к жизни, мы бы выразили это примерно так (на всех языках мира): Caballeros, нельзя отрицать, что все люди есть люди, но нас, путешественников, изумляет так радостно не тот факт, что, скажем, севильцы тоже люди, а то, что они - севильцы. Нас приводило в восторг, что испанцы это самые настоящие испанцы, и чем они были испанистей, тем были нам приятней и тем больше мы их уважали за это. Представьте себе, что мы точно так же стали бы уважать китайцев на том неоспоримом основании, что это китайцы, португальцев за то, что они португальцы и что когда они говорят, мы не понимаем ни слова, и так далее. Есть люди, которые могут любить весь мир, если он согласится иметь асфальтированные шоссе, или верить в единого бога, или закрыть бодеги и таверны. Есть люди, которые готовы любить весь мир, если у всего мира будет одно лицо - и лицо именно их цивилизации. Но поскольку с любовью мы, кажется, далеко не ушли, попробуем взяться за дело с другого конца. Куда больше радости любить целый мир за то, что он тысячеликий и всюду разный, а потом провозгласить: Ребята, раз уж нам так приятно глядеть друг на друга, учредим Лигу Наций; но только, черт возьми, пусть это будут нации со всем, что сюда относится, со своим цветом кожи и языком, со своими обычаями и культурой, а если надо, так бог с ними, пусть будут и со своим богом; ибо всякую особенность стоит любить потому уже, что она обогащает жизнь.
Так пускай же объединит нас все то, что нас разделяет!
Тут человек, который возвращается, обнимает взглядом холмы с виноградниками Франции, любовно ерошит немецкие хмельники и начинает, сгорая от нетерпения, ждать, когда, наконец, покажутся пашни и яблоневые сады за той, за последней границей.
Перевод в. ЧЕШИхиной
Рисунки К. Чапека
О ЗНАКОМСТВЕ С ЧУЖИМИ СТРАНАМИ
В большинстве случаев нынешний путешественник проделывает в чужих странах, так сказать, обратный путь по истории. Начало его новым познаниям обычно кладет центральный вокзал в столице; только после этого, постепенно, шаг за шагом он переходит к все более и более старинным предметам, как то, скажем: кафедральные соборы, старинное искусство и амстердамское гетто, и только напоследок, в конце своих странствий, он открывает и голос самой страны, вроде мычания черно-белых коров или скрипа крыльев ветряных мельниц. Словом, как правило, ему сперва кажется, что все страны на свете совершенно одинаковы (кроме-будь она неладна! - денежной системы) ; а в конце концов он убеждается, что всякая страна по-своему бесконечно прекрасна и не похожа ни на какую другую; но это впечатление обычно складывается у него с запозданием, когда он снова садится в поезд на центральном вокзале столицы и постепенно забывает то, что видел.
О НИДЕРЛАНДСКИХ ГОРОДАХ
Итак, если начать по порядку - первое чисто голландское впечатление (не считая зеленых паровозов с медной каской .на спине) -это кирпичи. И окна.
И главное - велосипеды. Но самое главное - кирпичи и окна. Кирпичный цвет характерен для Голландии так же, как и зелень и среди нее домики из мелких красных кирпичей, с белыми швами между ними, домики с большими светлыми окнами; зелень - и мощенные кирпичом дороги, по которым бесшумно несутся велосипедисты от одного красного домика к другому. Эти домики, не считая кирпичей, сделаны преимущественно из окон, больших прозрачных окон с белыми наличниками; окна самым причудливым образом делятся на части разной величины; потому что, да будет вам известно, в нидерландской архитектуре окнам отведено очень большое место: стена - это стена, а окно-отверстие, пластичный элемент, оно может быть больше или меньше, выше или ниже, что, как кажется, почти удовлетворяет индивидуалистические наклонности этой страны.
А затем - велосипеды. Я повидал их немало, но столько велосипедов, как, например, в Амстердаме, еще не встречал; это уже не просто велосипедисты, а некая масса, рои, стада, колонии, нечто вроде бурно размножающихся бактерий, кишащих инфузорий или облаков толкущейся мошкары; самое красивое зрелище-это когда полицейский на минуту останавливает поток велосипедов, чтобы прохожие могли перейти улицу, а затем снова великодушно открывает путь: целый рой велосипедистов бросается вперед, ведомый несколькими лидерами, и все это катит дальше с фантастическим единодушием комариной пляски. Знатоки местных обычаев уверяют, что в Нидерландах в настоящее время насчитывается до двух с половиной миллионов велосипедов, а это значит, что на каждых трех жителей, включая грудных младенцев, матросов, королевскую семью и призреваемых в богадельнях, приходится один велосипед. Я не считал, но мне кажется, что их будет, пожалуй, чуточку побольше. Говорят, что здесь достаточно сесть на велосипед, а он уж поедет сам, настолько ровна и гладка эта страна.
Видел я монахинь на велосипеде и крестьян, которые, сидя на велосипеде, вели корову; на велосипеде люди завтракают, на велосипеде возят своих детей и своих собак, а влюбленные, держась за руки, нажимают на педали и мчатся навстречу восхитительному будущему; говорю вам, это нация, посаженная на велосипед. Но если велосипед становится до такой степени национальным обычаем, следует подумать, какое влияние он может оказывать на национальный характер. Ну что ж, я сказал бы следующее:
1) человек на велосипеде привыкает заботиться о самом себе и не путаться под колесами других велосипедистов;
2) он ждет удобного случая и тотчас нажмет на педали, как только перед ним окажется пядь свободного пространства;
3) он мчится вперед, но не слишком утруждая себя и не поднимая при этом никакого шума;
4) и хотя иной раз встречаются пары и даже целые толпы велосипедистов - все равно человек на велосипеде более изолирован и замкнут в себе, чем пешеход;
5) велосипед устанавливает между людьми известное равенство и однородность;
6) учит их полагаться на инерцию;
7) и воспитывает в них любовь к тишине, в которой слышно, как пролетит муха.
Этим я сказал о велосипедах больше хорошего, чем я о них думаю; а теперь, когда они уже не могут мне отомстить, заявляю публично, что не люблю их, так как считаю несколько противоестественным, чтобы человек одновременно и сидел и шагал вперед.
Ходьба сидя в конце концов может повлиять на темп и развитие нации. Можно ведь медленно нажимать педали и все же быстро двигаться вперед. Это видно по тому, как далеко ушли голландцы, хотя и жмут на педали неторопливо, почти как при замедленной съемке. Но я, пешеход, размахивающий руками, не стану совать голландским велосипедистам палки в колеса; пусть каждая нация странствует за своей звездой как умеет.
Еще одно обстоятельство бросается в глаза на нидерландских улицах: собаки. Дело в том, что они без намордников; вследствие этого они сплошь да рядом смеются почти во весь голос, не дерутся между собой, никого не кусают и не ворчат друг на друга с этакой среднеевропейской раздражительностью; отсюда видно, что свобода без намордника - эта свобода существует не только для красного словца, она существует не только для собак, но и для нас, людей, - и есть благословенный дар божий, аминь.
Г PAX ТЫ И КАНАЛЫ
Дело вот в чем: там, где у нас между рядами домов тянутся мостовые, в Голландии просто находится вода, так называемые грахты, а там, где такая же вода течет от города к городу, - это уже канал. Берега тихой воды ничем не ограждены, вдоль них стоят только тихие большие деревья и тихие фасады домов со светлыми окнами; и все это тихо отражается в грахтах, как в зеркале.
Говорят, эти грахты, в сущности, водные дороги, и в старину голландцы развозили по ним товары во все концы города. Не думаю отрицать это; иногда действительно по ним важно, бесшумно проплывает лодка с бидонами молока или грудами цветов. Посмотрев более внимательно, я скорее сказал бы, что в старину голландцы строили свои города из домов и воды главным образом для того, чтобы, как говорится, одним махом построить два города: один обычный, а второй- отраженный в воде. Из-за размеров своей страны они не могли очень уж распространяться вширь; тогда они увеличили ее размеры вдвое вертикально: с помощью отражения в воде. А так как на своих песках голландцы не могли размахнуться ввысь, то они взяли и сделали наоборот: отразили все в глубине.