Сонная Лощина - Вашингтон Ирвинг
Здесь он и его ментор[73] держали совет относительно маршрута предстоящего путешествия.
– Если хочешь знать мое мнение, – сказала сова, – я посоветовала бы отправиться сначала в Севилью. Ты должен знать, что я побывала там – тому уже много лет – с визитом у дядюшки, весьма достойной и знатной совы, который жил в разрушенном крыле алькасара[74] этого города. Во время ночных скитаний по городу я часто видела свет в окне одиноко стоявшей башни. В конце концов я однажды опустилась на один из ее зубцов и обнаружила, что источник его – светильня одного арабского мага: он был окружен своими чародейскими книгами, и на плече у него сидел его старый приятель, весьма древний ворон, прибывший вместе с ним из Египта. Я познакомилась с этим вороном и обязана ему большею частью своих познаний. Маг уже умер, но ворон по-прежнему обитает в башне, ибо этим птицам свойственно необыкновенное долголетие. Я советую, о принц, разыскать этого ворона, ибо он прорицатель и чародей, понимающий кое-что в чернокнижии, чем вообще славятся вороны, а египетские в особенности.
Принц согласился с доводами совы и направил свой путь в Севилью. Приспособляясь к привычкам спутницы, он путешествовал только ночью, днем же отдыхал в какой-нибудь темной пещере или разрушенной сторожевой башне, ибо сова знала все убежища этого рода и ее, словно археолога, влекло к обожаемым ею развалинам.
Наконец как-то перед рассветом они достигли Севильи, где сова, ненавидевшая шум и суету кишмя кишевших народом улиц, осталась у городских ворот и расположилась в дупле старого дерева. Принц же вошел в ворота и без труда отыскал башню мага, возвышавшуюся над городскими строениями, подобно пальме над чахлыми кустами пустыни; кстати, эта башня – знаменитая севильская мавританская башня – существует и в наши дни и известна под названием Хиральда.
По длинной витой лестнице принц поднялся на самый верх одинокой башни, где нашел ворона-каббалиста, дряхлую таинственную птицу с седой головой, лохматыми крыльями и бельмом на глазу, придававшим ему призрачный вид. Он стоял на одной ноге, повернув набок голову и сосредоточенно рассматривая здоровым глазом начертанную на каменном полу диаграмму. Принц приблизился к ворону со страхом и благоговением, которые внушали ему его почтенная внешность и непостижимая мудрость.
– Прости меня, о старейший и чернокнижнейший ворон, – воскликнул он, – если я на минуту прерву твои ученейшие, восхищающие весь мир занятия! Ты видишь пред собой человека, связанного обетом любви и жаждущего выслушать твой совет, как же отыскать ему предмет своей страсти?
– Другими словами, – сказал ворон, бросив на него исполненный важности взгляд, – ты хочешь испытать мое искусство в гадании по руке. Поди сюда, покажи ладонь, и я разгадаю по ней тайные линии предначертанного тебе судьбою.
– Прошу прощения, – сказал принц, – я пришел не за тем, чтобы узнать волю судеб, скрытую Аллахом от смертных; нет, я паломник любви и ищу дорогу к предмету моего паломничества.
– Но разве в пылкой Андалусии возможны затруднения подобного рода? – усмехнулся ворон, подмигнув своим единственным глазом. – Как можешь ты сталкиваться с подобными затруднениями в беспутной Севилье, где черноокие девушки пляшут самбру в любой апельсинной роще?
Принц покраснел и был несколько шокирован словами почтенной птицы, которая, стоя уже одною ногой в могиле, позволяла себе болтать в столь легкомысленном тоне.
– Поверь мне, – сказал он, нахмурившись, – я вовсе не из тех праздношатающихся юнцов, за одного из которых ты меня принимаешь. Черноокие девушки Андалусии, пляшущие в апельсинных рощах на берегах Гвадалквивира, не для меня: я ищу неведомую, но бесспорно целомудренную красавицу, с которой писан этот портрет, и я молю тебя, о всемогущий ворон, если это в пределах твоих познаний и доступно твоему искусству, – укажи, как ее разыскать.
Серьезный тон принца подействовал на седовласого ворона как укор.
– Что я знаю, – ответил он сухо, – о юности и красоте? Я посещаю лишь старых и немощных, а не юных и исполненных сил; я предвестник судьбы, вот кто я; возвещая смерть, я каркаю на печной трубе или стучу крылом в окошко больного. Ищи сведений о своей красавице где-нибудь в другом месте.
– Но где же искать их, как не у сынов мудрости, сведущих в книге судеб? Знай же, о ворон, что я принц – наследник престола, что мое рождение отмечено звездами, что я призван совершить таинственный подвиг, и от того, удастся ли мне его выполнить, может быть, зависит судьба царств и царей.
Узнав, что это дело совершенно исключительной важности и что в нем заинтересованы даже звезды, ворон переменил тон; с глубоким вниманием выслушал он историю принца и, когда тот окончил, сказал:
– Что касается прекрасной принцессы, то не жди от меня никаких разъяснений, ибо я никогда не летаю ни над садами, ни над покоями женщин; но поторопись в Кордову, отыщи пальму славного Абдурахмана, что растет во дворе главной мечети, и у ее подножия ты найдешь великого странника, посетившего все страны и все дворы и пользовавшегося неизменным успехом у королев и принцесс. Он расскажет тебе о той, кого ты разыскиваешь.
– Прими мою благодарность за твои драгоценные сведения, – сказал принц. – Прощай, почтеннейший чародей.
– Прощай, паломник любви, – сухо ответил ворон и снова принялся размышлять над своей диаграммой.
Принц вышел за пределы Севильи, отыскал своего верного спутника и товарища, дремавшего в дупле дерева, и вместе с ним отправился в Кордову.
Дорога шла вдоль висячих садов, апельсинных и лимонных рощ, украшавших собой прелестную долину Гвадалквивира. Когда путники приблизились к воротам Кордовы, сова укрылась в расщелине стены, а принц пустился на поиски пальмы, посаженной в давние времена Абдурахманом. Она росла среди обширного двора при мечети и горделиво возносилась над апельсинными деревьями и кипарисами.
В аркадах двора сидели группами дервиши и факиры; верующие, перед тем как войти в мечеть, совершали у фонтана положенное обычаем омовение.
У подножия пальмы, прислушиваясь к словам кого-то невидимого, говорившего, вероятно, очень велеречиво, теснилась толпа. «Это, должно быть, и есть, – сказал себе принц, – тот великий странник, который снабдит меня сведениями о неведомой и прекрасной принцессе». Он вмешался в толпу и был несказанно удивлен, обнаружив, что присутствующие слушают попугая, который в своем зеленом кафтанчике, с наглым взглядом и нахальным хохолком, имел вид чрезвычайно
