Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 1)
— Джентльмен с таким состоянием, как у мистера Уорингтона, может позволить себе быть праздным, — отвечает леди Мария. — Да ведь и вы сами, любезный мистер Сэмпсон, любите карты и бильярд.
— Я не утверждаю, сударыня, что мои слова соответствуют моим делам, но слова мои здравы, — возражает капеллан со вздохом. — А нашему молодому джентльмену следовало бы чем-нибудь заняться. Ему следует представиться королю и начать служить своей стране, как подобает человеку его положения. Ему следует остепениться и найти себе невесту из какого-нибудь знатного рода. — Говоря это, Сэмпсон не спускает глаз с лица ее милости.
— Да, правда, кузен напрасно предается безделью, — соглашается леди Мария, слегка краснея.
— Мистеру Уорингтону надо было бы навестить своих родственников по отцу, — говорит капеллан.
— Суффолкских мужланов, которые только и знают, что пить пиво и травить лисиц! Не вижу, мистер Сэмпсон, чем ему может быть полезно такое знакомство.
— Но это очень древний род, и его глава вот уже сто лет, как носит титул баронета, — отвечает капеллан. — Я слышал, что у сэра Майлза есть дочка одних лет с мистером Гарри и к тому же красавица.
— Мне, сударь, не известен ни сэр Майлз Уорингтон, ни его дочки, ни его красавицы! — восклицает в волнении леди Мария.
— Баронесса пошевелилась... нет-нет — ее милость крепко спит, — тихим шепотом произносит капеллан. — Сударыня, меня очень тревожит кузен вашей милости мистер Уорингтон. Я тревожусь из-за его юности, из-за того, что он может стать жертвой корыстолюбцев, из-за мотовства, всевозможных шалостей, даже интриг, в которые его вовлекут, из-за соблазнов, которыми его все будут прельщать. Его сиятельство, мой добрый покровитель, поручил мне присматривать за ним — потому-то я сюда и приехал, как известно вашей милости. Я знаю, каким безумствам предаются молодые люди. Быть может, я и сам им предавался. Признаюсь в этом, краснея от стыда, — добавляет мистер Сэмпсон с большим чувством, однако так и не подтверждает свое раскаяние обещанной краской стыда, — Говоря между нами, сударыня, я опасаюсь, что мистер Уорингтон поставил себя в затруднительное положение, — продолжает капеллан, не спуская глаз с леди Марии.
— Как! Опять! — взвизгивает его собеседница.
— Тсс! Ваша милость, вспомните о вашей дражайшей тетушке, — шепчет капеллан, вновь указывая на госпожу Бернштейн. — Как вам кажется, ваш кузен не питает особой склонности к... к кому-нибудь из семейных мистера Ламберта? К старшей мисс Ламберт, например?
— Между ней и ним нет ничего, — объявляет леди Мария.
— Ваша милость уверены в этом?
— Говорят, что женщины, мой добрый; Сэмпсон, в подобного рода делах обладают большой зоркостью, — безмятежно отвечает ее милость. — Вот младшая, мню показалось, следовала за ним, как тень.
— Значит, я вновь впал в заблуждение, — признается прямодушный капеллан. — Об этой барышне мистер Уорингтон сказал, что ей следовало бы вернуться к ее куклам, и назвал ее дерзкой, невоспитанной девчонкой.
— А! — произносит леди Мария, словно успокоенная этим известием.
— В таком случае, сударыня, тут замешан кто-то еще, — продолжает капеллан. — Он не доверился вашей милости?
— Мне, мистер Сэмпсон? Что? Где? Как? — восклицает Мария.
— Дело в том, что дней шесть назад, после того как мы отобедали в "Белом Коне" и, может быть, выпили лишнего, мистер Уорингтон потерял бумажник, в котором хранились какие-то письма.
— Письма? — ахает леди Мария.
— И, возможно, больше денег, чем он готов признаться, — добавляет мистер Сэмпсон, печально кивнув. — Пропажа бумажника очень его расстроила. Мы оба осторожно наводили о нем справки... Мы... Боже праведный, вашей милости дурно?
Леди Мария испустила три на диво пронзительных крика и соскользнула со стула.
— Я войду к принцу! Я имею на это право! Что такое?.. Где я?.. Что случилось? — вскрикнула госпожа Бернштейн, просыпаясь.
Наверное, ей снилось былое. Старуха дрожала всем телом — ее лицо побагровело. Несколько мгновений она растерянно озиралась, а потом заковыляла к ним, опираясь на трость с черепаховым набалдашником.
— Что... что случилось? — опять спросила она. — Вы убили ее, сударь?
— Ее милости вдруг стало дурно. Разрезать ей шнуровку, сударыня? Послать за лекарем? — восклицал капеллан простодушно и с величайшей тревогой.
— Что произошло между вами, сударь? — гневно спросила старуха.
— Даю вам слово чести, сударыня, я не знаю, в чем дело. Я только упомянул, что мистер Уорингтон потерял бумажник с письмами, и миледи упала в обморок, как вы сами видите.
Госпожа Бернштейн плеснула воды на лицо племянницы, и вскоре тихий стон возвестил, что та приходит в себя.
Баронесса послала мистера Сэмпсона за доктором и бросила ему вслед суровый взгляд. Сердитое лицо тетушки, которое увидела леди Мария, очнувшись от обморока, ничуть ее не успокоило.
— Что случилось? — спросила она в растерянности, тяжело дыша.
— Гм! Вам, сударыня, лучше знать, что случилось. Что прежде случалось в нашей семье? — воскликнула баронесса, глядя на племянницу свирепыми глазами.
— А! Да! Пропали письма... Ach, lieber Himmel! {О, праведное небо! (нем.).} — И Мария, как случалось с ней в минуты душевного волнения, начала говорить на языке своей матери.
— Да! Печать была сломана, и письма пропали. Старая история в роду Эсмондов! — с горечью сказала старуха.
— Печать сломана, письма пропали? Что означают ваши слова, тетушка? слабым голосом произнесла Мария.
— Они означают, что моя мать была единственной честной женщиной, когда-либо носившей эту фамилию! — вскричала баронесса, топая ногой. — А она была дочкой священника и происходила из незнатного рода, не то и она пошла бы не той дорогой. Боже великий! Неужели нам всем суждено быть...
— Чем же, сударыня? — воскликнула леди Мария.
— Тем, чем нас вчера вечером назвала леди Куинсберри. Тем, что мы есть на самом деле! Ты знаешь, каким словом это называют, — гневно ответила старуха. — Что, что тяготеет над нашей семьей? Мать твоего отца была честной женщиной, Мария. Почему я ее покинула? Почему ты не могла остаться такой?
— Сударыня! — возопила Мария. — Небом клянусь, я так же...
— Ба! Обойдемся без сударынь! И не призывайте небо в свидетели — мы же одни! Можете клясться в своей невинности, леди Мария, пока у вас не выпадут оставшиеся зубы, я вам все равно не поверю!
— А, так это вы ему сказали! — ахнула Мария, распознав стрелу из колчана тетушки.
— Я увидела, что вы с мальчиком затеяли какую-то нелепую интрижку, и сказала ему, что ты ровесница его матери. Да, сказала! Неужто ты думаешь, что я допущу, чтобы внук Генри Эсмонда погубил себя и свое богатство, наткнувшись на видавшую всякие виды скалу вроде тебя? В нашей семье никто не ограбит и не обманет этого мальчика. Никто из вас не получит от меня и шиллинга, если с ним случится что-нибудь дурное!
— А! Так вы ему сказали! — воскликнула Мария, внезапно взбунтовавшись. — Ну, хорошо же! Позвольте вам сказать, сударыня, что ваши жалкие гроши меня не интересуют! У меня есть слово мистера Гарри Уорингтона, да-да, и его письма! И я знаю, что он скорее умрет, чем нарушит свое слово.
— Он умрет, если сдержит его! (Мария пожала плечами.) Но тебе все равно! Ты же бессердечна...
— Как сестра моего отца, сударыня! — вновь воскликнула Мария. Забыв обычное смирение, она восстала на свою мучительницу.
— Ах, почему я не вышла замуж за честного человека? — вздохнула старуха, грустно покачивая головой. — Генри Эсмонд был благороден и добр и, быть может, сделал бы такой же и меня. Но нет — в нас всех дурная кровь, во всех! Ты ведь не будешь настолько безжалостна, чтобы погубить этого мальчика, Мария?
— Madame ma tante {Госпожа тетушка (франц.).}, неужели, по-вашему, я в мои годы все еще дурочка? — спросила Мария.
— Верни ему его слово! Я дам тебе пять тысяч фунтов в... в моем завещании, Мария. Клянусь тебе!
— Когда вы были молоды и вам нравился полковник Эсмонд, вы бросили его ради графа, а графа ради герцога?
— Да.
— A! Bon sang ne peut mentir! {Хорошая кровь всегда скажется (франц.).} У меня нет денег и нет друзей. Мой отец был мотом, мой брат нищий. У меня есть слово мистера Уорингтона, сударыня, и я знаю, что он его сдержит. И вот что я скажу вашей милости, — продолжала леди Мария, взмахивая ручкой. Предположим, завтра мои письма станут известны всему свету. Apres? {Ну и что? (франц.).} Я знаю, что в них есть вещи, которые я не предназначала для чужих глаз. И вещи, касающиеся не только меня одной. Comment! {Как же! (франц.).} Или вы считаете, что в нашей семье ни о ком, кроме меня, нельзя ничего рассказать? Нет, моих писем я не боюсь, сударыня, до тех пор, пока у меня есть его письма. Да, его письма и его слово — я твердо полагаюсь и на то и на другое!
