Эдвард Бульвер-Литтон - Король англосаксов
Подошедшие не могли удержать крика ужаса, сидевшая фигура невольно встрепенулась и открыла лицо – отвратительнее его не было во всем мире.
– Кто ты? – спросил король. – И почему труп Хильды лежит здесь на кургане? Гакон, в лице усопшей выражается скорбь и страшная боязнь, как будто она видела приближение убийцы! Отвечай же мне, ведьма!
– Осмотрите усопшую, – ответила колдунья, – вы наверняка не найдете на ней ни знака насилия… ни признака убийства… я в первый раз вижу мертвое тело… Ты, король, сказал правду, ее убил испуг… Ха-ха-ха! Она хотела узнать грозную тайну – и узнала ее! Да, она разбудила мертвеца в его гробе… разгадала загадку… Ты, король, и ты, мрачный и бледнолицый юноша, хотите ли узнать то, что сказано Хильде? Когда встретитесь с ней в царстве теней, расспросите ее!.. и вам обоим хочется поднять завесу будущего? Вам хочется знать тайны всемогущей судьбы?.. Вы хотите взлететь едва ли до неба?.. О, вы, черви земные, оставайтесь внизу! Одна из тех ночей, в которых заключается блаженство презираемой вами, гордецами, колдуньи, оледенила бы вашу жаркую кровь и сделала бы вас подобными холодному, беспомощному трупу, который распростерт теперь у ваших ног!
– Гакон! – крикнул король, – беги созови всех слуг и заставь их стеречь этого безобразного и зловещего ворона!
Гакон повиновался, но когда он вернулся, то король был один, он с печальным лицом и в глубоком раздумьи стоял облокотившись рукой на жертвенник, колдуньи уже не было.
Тело умершей было отнесено на виллу, и Гарольд приказал призвать к нему жрецов. Он стал возле покойницы и закрыл ей глаза. Взяв Гакона под руку, он пошел вместе с ним к ожидавшим коням.
– Что еще напророчила тебе злая колдунья? – спросил Гакон спокойно.
Молодой человек не ведал положительно ни робости, ни страха.
– Гакон, – сказал король, – вся наша будущность зависит от Суссекса, о ней должны мы думать… то, что мы сейчас видели, не больше не меньше, как остатки язычества, они не должны пугать нас и смущать, не должны отвлекать нас от наших обязанностей. Взгляни на эти памятники, имевшие такое ужасное влияние на умы наших дедов, – вот разрушенный жертвенник нашего предка Тора, вот развалины римского храма, вот жертвенник тевтонцев. Это символы прошлых, исчезнувших веков. Мы вступили в новую эру, и нам нечего погружаться во мрак прошедшего и заглядывать в будущее. Будем исполнять долг, до всего остального нет нам, конечно, дела. А будущая жизнь откроет нам со временем свою вечную тайну.
– Не близко ли она? – прошептал задумчиво Гакон. Молча сели они на лихих лошадей, как будто управляемые одним и тем же духом, они. подъехав к армии, оглянулись назад. Грозными привидениями возвышались перед ними угрюмые развалины с загадочной смертью знаменитой пророчицы, их покинул, казалось, последний гений мрачного, суеверного Севера. А на опушке леса стояла неподвижно безобразная ведьма – и угрожала всадникам костлявой рукой.
Глава V
Герцог Вильгельм расставил свои войска между Певенсейем и Гастингсом. В тылу их он велел на скорую руку выстроить деревянное укрытие, которое в случае отступления, должно было служить безопасным убежищем. Корабли свои он велел вывести в море и пробуравить их так, чтобы воинам его не было возможности бежать. Повсюду были расставлены передовые посты, так что его нельзя было захватить врасплох. Местность, выбранная им, была вполне удобна для военных маневров грозного ополчения, состоявшего преимущественно из всадников, из которых каждый мог бы быть полководцем. Вообще эти войска отличались отвагой и знали свое дело.
Вильгельм с утра до ночи был занят составлением планов сражений, изменением их и применением к практике. Маневр отступления был, по его мнению, чрезвычайно важен и на него-то он тратил все свое время. Ни один режиссер не мог бы так заботливо подготовить все роли участвующих в драме, как этот полководец назначал всем места и предписывал действовать. С замечательным искусством были приведены в исполнение самые мелкие подробности маневра Отступления: атака пехоты, движение назад, притворный испуг, отрывистые восклицания ужаса, бегство – сначала частное и почти нерешительное, а потом уже поспешное, и что главное, общее. Но этим маневр еще не кончался, а следовала главная часть его: рассчитанный беспорядок бегущих, произнесение пароля, мгновенный сбор, появление конницы, находившейся в засаде, которая должна была напасть на преследователей, между тем как с другой стороны отряд копьеносцев отрезал врагу все пути к отступлению.
Да, Гарольду теперь уже приходилось воевать не с грубой силой, а с людьми, у которых каждый шаг и движение были рассчитаны вперед!
В один прекрасный день, когда Вильгельм находился посреди блестящего оружия, развевающихся знамен, скачущих коней и могучим голосом отдавал приказания, к нему во весь опор прискакал де-Гравиль, под командой которого находился один из передовых постов, и доложил с волнением:
– Король Гарольд приближается со своим войском форсированным маршем. Он, как видно, намерен удивить нас нечаянностью.
– Стой! – воскликнул герцог, приподнимая руку. Вокруг него собрались в ту же секунду рыцари. Он раздал приказания Одо и Фиц-Осборну и, став во главе рыцарей, поскакал вперед, чтобы убедиться лично в справедливости слов де-Гравиля.
За полем начинался лес, уже начавший блекнуть под разрушительным дыханием осени. Как только всадники миновали его, им сверкнули в глаза саксонские дротики, возвышавшиеся над небольшим холмом. Приказания Вильгельма были уже исполнены: его лагерь мгновенно приготовился к битве. Герцог вошел на другой холм, противоположный первому, и долго наблюдал за движениями неприятеля. Когда он повернул назад к своему лагерю, то произнес с улыбкой:
– Надеюсь, что саксонский узурпатор остановится на том холме и даст нам время опомниться… Если он осмелится приблизиться… правосудное небо даст нам его корону и бросит его тело на съедение воронам!
Опытный полководец не ошибся в расчете: неприятель остановился на вершине холма. Гарольд, вероятно, убедился в душе, что донесения о численности, дисциплине и превосходной тактике норманнов не были преувеличены и что предстоящее сражение может быть выиграно не пылкой отвагой, а только хладнокровием.
– Он отступает умно, – сказал герцог задумчиво. – Вы, друзья мои, не воображайте, будто мы найдем в Гарольде пылкого, безрассудного юношу… Как называется эта местность – на карте – она вся прорезана холмами и долинами… Ну, скорее говорите, как она называется?
– Какой-то саксонец уверял, что она называется Сенлак или, скорее, Санглак – нелегко разбирать их ужасный язык, – ответил де-Гравиль.
– Клянусь честью! – воскликнул внезапно Гранмениль. – Мне кажется, что скоро это название станет известным всему миру Оно звучит зловеще… Санглак, Сангелак – кровавое озеро!
– Сангелак! – повторил с изумлением герцог. – Я слышал это где-то… во сне или в действительности… Сангелак! Сангелак!.. Название этой местности чрезвычайно верно, нам придется пройти целые реки крови!
– О! – заметил Гравиль. – Твой астролог предсказывал, что ты сядешь без битвы на английский престол!
– Бедный астролог! – произнес герцог. – Корабль, на котором он плыл, потонул. Дурак тот, кто берется предсказывать другим, не зная, что случится с ним самим через час!.. Нет, мы будем сражаться, но только не теперь… Слушай, де-Гравиль, ты когда-то гостил долго у узурпатора, и я подозреваю, что ты даже отчасти расположен к нему… Не согласишься ли ты идти к нему теперь вместе с Гюгом де-Мегро – в качестве посла?
Гордый и щекотливый де-Гравиль отвечал:
– Было время, когда я считал даже счастьем вести переговоры с храбрым графом Гарольдом, но теперь, когда он сделался королем, я считаю позором иметь что-либо общее с низким клятвопреступником.
– Ты должен тем не менее оказать мне услугу, – возразил Вильгельм, отведя его в сторону. – Я не хочу скрывать, что не очень уверен в исходе нашей битвы. Саксонцы разгорячены победой над величайшим героем Норвегии! Они будут сражаться на собственной земле, имея полководцем отважного Гарольда, за которым и я, как и все остальные, не могу не признать блистательных способностей. Если мне удастся достичь цели без битвы, ты будешь очень щедро вознагражден за это и я буду готов признать даже науку твоего астролога.
– Да, было бы невежливо, – заметил де-Гравиль, – если бы мы захотели унизить его звания, халдейцы, например…
– Де-Гравиль, – перебил торопливо герцог, – я скажу тебе свое мнение в коротких словах. Я не думаю, чтобы Гарольд согласился бы мирно уступить мне корону, но я хочу посеять раздор и подозрение между его вассалами: пусть все они узнают, что он клятвопреступник! Не требую, чтобы ты льстил перед узурпатором. Это было бы противно твоей рыцарской чести. Ты должен обвинить его, возмутить его танов. Быть может, они принудят короля уступить мне престол или свергнуть его: во всяком случае, сознание, что они совершают неправое дело, наведет на них панику и ослабит их бодрость.
