Сожженная карта. Тайное свидание. Вошедшие в ковчег - Кобо Абэ
Может быть, я слишком вдаюсь в детали. Выбрать по памяти нужные звуки из множества шумов, трудноразличимых, словно доносящихся сквозь плотный войлок, – это поистине ювелирная работа, вроде сборки часов. Если бы я был лаконичнее и не отрываясь писал всю ночь, то, возможно, к утру смог бы исполнить обещанное. Но я безумно устал. С непривычки болит большой палец. Пишу неразборчиво. На сегодняшнюю ночь хватит. Буду ли я продолжать – об этом еще нужно подумать, когда выведаю завтра утром у жеребца его истинные намерения.
Честно говоря, меня все это не устраивает. Не покидает ощущение, будто жеребец ловко меня одурачил. И как бы скрупулезно ни составлялся этот иск, в конечном счете мой труд окажется напрасным. Правда, записки могут послужить моим алиби. Но сейчас у меня нет в нем ни малейшей необходимости. Напротив, нужна хоть какая-нибудь улика, чтобы напасть на след жены. Мне выдан белый халат, позволяющий свободно передвигаться по территории клиники, я зарегистрирован как временный сотрудник – всё так. Но ведь это только уловки, чтоб усыпить мою бдительность, истинная же цель, вероятно, в том, чтобы спокойно, без шума приковать меня к столу.
Жеребец очень нервничает. Кажется, он весь сосредоточен на последних приготовлениях к юбилею, который должен состояться через четыре дня. Понятно мне и его стремление избежать ответственности. Не стал бы я также утверждать, что в основе всей этой выдумки с моими записками не лежало желание выведать мои мысли о случившемся. Нет ничего опаснее, чем предать человека, знающего слишком много. И еще его бесит, наверное, то, что я слишком здоров.
Упавшие с кончика носа капли пота расплылись по бумаге тремя влажными пятнышками. Думаю, лишь непосильный труд позволяет мне сохранить присутствие духа. Вдалеке, над темным морем, у самого горизонта, где мигает огонек на суденышке, ловящем каракатиц, повис оранжевый полумесяц, и эта привычная картина почему-то пугает меня – да так, что мурашки бегают по спине.
Вот уже целых четыре дня я не был в фирме. И теперь мне туда не вернуться.
Тетрадь II
В четыре часа сорок три минуты утра меня поднял телефонный звонок жеребца.
В противоположность моему скверному – из-за недосыпа – настроению жеребец в это утро был в прекрасном расположении духа, не хуже, чем вчера. Пробежку определенно не узнать, одно лишь жаль – не топает копытами. Ширина и ритм шага правой и левой пары ног совпадают в точности, и, хотя ноги каждой пары ударяют оземь не всегда одновременно, все равно получается ощущение слитности. Но самое главное – он больше не раскачивается и не гнется в корпусе. Если бы не некоторая скованность, выглядел бы настоящей цирковой лошадкой. Правда, есть у него еще привычка размахивать руками, чтобы держать в равновесии верхнюю часть туловища, и хорошо бы ему от этой привычки избавиться. А то ну точно фантастическое существо о шести конечностях.
Вид жеребца, который, прекратив тренировку и обмахиваясь подолом майки, бодрым шагом приближался ко мне, был торжественно-вопрошающим. Ясно – он хочет услышать от меня похвалу его успехам, но я упорно молчал. Передав ему бутерброды и термос, официальным тоном доложил, что записки еще не закончены.
Но жеребец проявил живейший интерес даже к этой первой, неоконченной тетради и отобрал ее у меня, сказав, что хочет внимательно прочесть записки, как только выдастся свободная минута. Взамен я получил деньги на вторую тетрадь.
Я откровенно заявил:
– С меня достаточно. Гоняться за самим собой можно до бесконечности. Мне кажется, я не обязан участвовать в сделке, когда условия оплаты не ясны.
Жеребец немного растерялся, внимательно просмотрел последние страницы и, почесывая пальцем лоб, ответил:
– Догадались, значит? Ну что ж, усомнились вы правильно, записки эти можно считать своего рода тестом на интеллект. Только вот насчет цели этого теста вы, видимо, ошибаетесь. Когда ставится вопрос о преданности, имеется в виду ваше отношение к жене, и ничто иное. Надлежит прежде всего установить, на что ты готов ради того, чтоб отыскать жену, а иначе…
– То-то и мерзко! – Я не собирался отступать. – Моя жена не такой человек, чтобы ни с того ни с сего пропадать без вести, и, уж коль скоро она исчезла, для меня вполне естественно было броситься на поиски. А вам доверять я больше не могу из-за всех этих ваших махинаций.
– Ну-ну, не преувеличивайте. – Переместив центр тяжести на задние ноги, он скрестил передние и, приняв вовсе не лошадиную позу, налил себе вторую чашку кофе. – Единственное, к чему я стремился, – это по мере моих сил помочь вам.
– Но как?
– Как, говорите? Ну хотя бы дать вам ключ к загадке: каким образом могла ваша жена исчезнуть из приемного отделения, когда все входы и выходы были заперты.
– И в чем этот ключ?
– Вам не кажется, что вы многое пропускаете мимо ушей?
– Оставьте подобный тон.
– Я имею в виду самое начало первой кассеты.
– Ах вот вы о чем, я и сам ломал над этим голову. Сделал даже соответствующую запись в тетради, но, во-первых, тогда никому еще не было известно, кто я такой и зачем пожаловал, однако…
– Вы имеете в виду разговор на улице с хозяйкой посреднической конторы Мано?
– Да, именно с того момента за мной началась слежка, что – как ни крути – очень странно. Тем более с этим совершенно расходятся объяснения охранника насчет подслушивающих устройств, как-то связанных со мной.
– Ошибаетесь. Подслушивание не велось за вами как таковым. В принципе, все разговоры посетителей посреднической конторы перехватываются в кабинете общей предварительной диагностики. Чтобы собрать о вас необходимый материал, я обратился к архивариусу кабинета предварительной диагностики, и он любезно предоставил мне все данные. Сравните их с записью, сделанной охранником, – даже качество звука совершенно иное. Сейчас, я думаю, самое время вам узнать, что представляет собой клиника. Совместить полную перестройку методов лечения с усовершенствованием управления клиникой чрезвычайно сложно. Взять хотя бы знакомых вам посредников – это крайне нежелательное, но в наших условиях неизбежное зло.
В качестве недавнего примера жеребец рассказал случай, приключившийся с одним больным. Мужчина средних лет стоял на остановке и ждал автобуса, мимо проезжала на велосипеде девушка – одна рука на руле, в другой – прозрачный полиэтиленовый пакет, а в нем штук пятьдесят яиц. Она, наверное, была новичком и
