Невидимый человек - Ральф Уолдо Эллисон
— Думаю, чизкейк вам понравится, — сказал он.
— Чизкейк? — спросил я. — Впервые слышу.
— Вкусная штука. Сахарку?
— После вас, — ответил я.
— Нет, после вас, брат.
Задержав на нем взгляд, я бухнул в кофе три полные ложки сахара и передал ему сахарницу. Мне снова стало не по себе.
— Спасибо, — сказал я, подавляя желание оторвать ему башку за это постоянное «брат».
Он улыбнулся и, проткнув вилкой свой чизкейк, затолкал себе за щеку непомерно большой кусок. Воспитание хромает, подумал я и, стараясь представить его себе в менее выгодном свете, отковырнул нарочито маленький кусочек сырной субстанции и аккуратно положил в рот.
— Знаете, — начал он, сделав большой глоток кофе, — пожалуй, мне не приходилось слышать столь красноречивое выступление со времен моего… одним словом, давно. Вам быстро удалось расшевелить собравшихся. Не понимаю, в чем секрет. Жаль, что там не было некоторых из наших ораторов. Всего несколько фраз — и народ рвется в бой. Другие бы на вашем месте предавались словоблудию. Хочу поблагодарить вас за весьма поучительный опыт.
Я молча цедил свой кофе. Этому человеку я не просто не доверял, а даже остерегался вообще что-либо отвечать.
— Чизкейк здесь весьма достойный, — заметил он прежде, чем я успел выдавить хоть слово. — Недурен, даже очень. Кстати, где вы обучались ораторскому искусству?
— Нигде, — ответил я с излишней поспешностью.
— Так у вас талант. Врожденный. Просто невероятно.
— Не сдержался, и все тут, — ответил я, чтобы посмотреть на его реакцию.
— В таком случае вы умело контролируете свой гнев. Выразительно. В чем причина?
— В чем? Думаю, мною двигала жалость, не знаю. Возможно, мне просто захотелось толкнуть речь. Люди чего-то ждали, вот я и сказал несколько слов. Можете мне не верить, но я понятия не имел, о чем буду говорить…
— Да ладно вам. — Он многозначительно улыбнулся.
— В смысле? — сказал я.
— Не пытайтесь казаться циничным, я вижу вас насквозь. Видите ли, я слушал вас с большим вниманием. Вы говорили крайне эмоционально. От души.
— Пожалуй, так, — ответил я. — Может, один взгляд на этих стариков о чем-то мне напомнил.
Он весь подался вперед, не отводя от меня глаз и по-прежнему улыбаясь.
— Вспомнили близких?
— Да, точно, — согласился я.
— Могу понять. Вы наблюдали смерть…
Я выронил вилку.
— Но не убийство, — напряженно проговорил я. — К чему вы клоните?
— «Смерть на тротуаре», название детектива, что ли… недавно попалось на глаза… — Он рассмеялся. — Некая метафора. Живы, но мертвы. Мертвы по жизни… единство противоположностей.
— Ага, — кивнул я. Зачем он завел этот двусмысленный разговор?
— Знаете, этот старик… все они люди аграрной эпохи. Их перемололи в процессе индустриализации. Выбросили на свалку, отвергли. Вы это точно подметили. Восемьдесят семь лет — и ничего в итоге, так вы сказали. И были правы.
— Вероятно, я не мог видеть их в таком положении.
— Безусловно. И вы произнесли впечатляющую речь. Но не стоит растрачивать запас душевных сил на отдельных граждан, они не в счет.
— Кто не в счет? — переспросил я.
— Те старики, — безжалостно заметил он. — Печально, понимаю. Но их больше не существует, они мертвы. История через них переступила. К несчастью, помочь им уже нельзя. Так отрезают сухие ветки, и дерево вновь начинает плодоносить, иначе их все равно сломают исторические бури. Да, лучше б их унесло бурей…
— Подождите…
— Нет, дайте мне договорить. Этим людям много лет. Человек старится, типы личности устаревают. Те двое сильно устарели. У них не осталось ничего, кроме веры. О другом они и не помышляют. Их отодвинут на задний план. Понимаете, они мертвы, поскольку не в состоянии соответствовать историческим реалиям.
— А мне старики симпатичны, — сказал я. — Они напоминают моих знакомых с Юга. Мне понадобилось много времени, чтобы это осознать, но мы с ними одним миром мазаны, разве что у меня несколько лет колледжа за плечами.
Он помотал своей круглой рыжей головой.
— Ой, как вы сентиментальны и неправы, брат. Вы не похожи на них. Возможно, раньше и были похожи, но не сейчас. В противном случае вы бы никогда не выступили с речью. Возможно, раньше и были похожи, но это в прошлом, мертво. Сейчас, возможно, вы так не думаете, но та часть вашей личности мертва. Вы еще не окончательно сбросили с себя старое «я», эго ветхого аграрного человека, но оно мертво, вы избавитесь от него и возродитесь к новой жизни. История уже зародилась в вашей голове.
— Слушайте, — ответил я, — мне вообще невдомек, о чем вы толкуете. Я никогда не жил на земле, не изучал сельское хозяйство, но знаю, почему произнес речь.
— Почему?
— Выселение стариков вышибло у меня почву из-под ног — вот почему. Я был взбешен, и мне все равно, как вы это называете.
Он пожал плечами.
— Не будем спорить, — сказал он. — У меня такое чувство, что вы не в последний раз выступали с речью. Вам было бы интересно на нас работать?
— На кого? — мне вдруг стало любопытно. Что он задумал?
— На нашу организацию. Мы ищем человека с хорошими ораторскими способностями для работы в Гарлеме. Задача: четко формулировать и озвучивать причины недовольства жителей, — ответил он.
— Никому до этого нет дела, — сказал я. — Допустим, кто-то обозначил причины недовольства, а что дальше?
— Существуют неравнодушные… — ответил он со своей многозначительной улыбкой. — Если раздается призыв к протесту, всегда найдутся те, кто услышит и начнет действовать.
Он говорил тоном удивительно надменного человека, который заранее все просчитал, и не важно, о чем конкретно шла речь. Вы только посмотрите на этого абсолютно самоуверенного белого, думал я. Он и не подозревал, что я его опасаюсь, а теперь говорит со мной так доверительно. Я поднялся.
— Извините, — сказал я, — работа у меня есть, а причин для недовольства и своих хватает.
— Но судьба стариков вас все же взволновала. — Он сощурился. — Или это ваша родня?
— О, да, как и все чернокожие, — ответил я, рассмеявшись.
Он
