Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц

И он вернул мессиру Леонардо его тетрадь. Потом сказал, что, к сожалению, обстоятельства не позволяют ему долее наслаждаться обществом собравшихся, ибо время торопит, мул уже под седлом. Взяв плащ и берет, он почтительно склонился перед мессиром Леонардо, взмахнул беретом, прощаясь с д’Оджоно и резчиком, бегло кивнул органному мастеру Мартельи, который снискал его неприязнь, и вышел вон.

– Ишь вышагивает, – с горечью проговорил д’Оджоно, погрозив ему вслед кулаком. – И ради этого человека Манчино пришлось умереть!

– Умереть! – сказал Леонардо. – Я называю это иначе. Он гордо воссоединился с Великим Целым и тем избавил себя от земного несовершенства. – Сунув тетрадь за пояс, он произнес еще несколько слов, в которых звучали радость и триумф: – Теперь у меня есть все необходимое. И, глядя на это произведение, люди поймут, что и небо, и земля, и Сам Господь, пославши мне этого человека, зримо явили мне свою помощь, пособили в трудах. Вот теперь я докажу тем, кто придет после нас, что и я жил на этой земле.

– И наконец-то, – сказал д’Оджоно, – вы исполните желание герцога, которому служите, и прибавите славы городу, которому принадлежите.

– Я, – отвечал Леонардо, – не служу ни герцогу, ни иному правителю и не принадлежу никакой стране или империи. Я служу лишь моей страсти видения, познания, упорядочения и созидания и принадлежу своему творчеству.

Глава 14

Спустя восемь лет, осенью 1506 года, торговые дела вновь призвали Иоахима Бехайма из Леванта в Милан. В Венеции, где сошел на берег, он задержался лишь на несколько часов, ибо ему не нужно было размещать товар в тамошних кладовых. Товар – драгоценные камни – был при нем, в двух подбитых шелком мешочках; в одном – шлифованные сапфиры, изумруды и рубины, дюжина превосходнейших экземпляров, во втором – камни ценою пониже: аметисты, золотистые топазы и гиацинты; те и другие он намеревался предложить французским аристократам и офицерам, стоявшим на квартирах в Милане. Ибо Милан находился в руках французов.

Когда в 1501 году французский король с войском швейцарцев и французов спустился с альпийских перевалов и вторгся в Ломбардию, двое ландскнехтских капитанов предали Мавра, сдались французам. Вдобавок ни император Священной Римской империи, ни король Неаполитанский не выполнили своих союзнических обязательств, не пришли Мавру на подмогу. И он потерял свое герцогство, поместья, друзей, а в конце концов и свободу. Он угодил в лапы Людовика XII, короля Франции, и последние свои годы провел в каменных застенках города Лош, что в Турени, на берегу реки Эндр.

Миланцы довольно хорошо относились к новому суверену. «Коли нам суждено терпеть в стенах города чужестранцев, – рассуждали они, – то французы много милей испанцев. Ведь испанцы – люди мрачные и угрюмые, вечно елозят на коленях по церквам, а французы, куда ни придут, несут в собою веселье и доброе настроение. А что до их христианской набожности, так они говорят: „Служить Господу? Да мы не против! Только не след забывать, что порой не мешает побродить дорогами бренного мира“».

Итак, Иоахим Бехайм направлялся в Милан. Но когда сделал остановку в Вероне и искал ночлег, чтобы дать роздых себе и мулу, ему бросилось в глаза странное поведение горожан, которое было для него совершенно необъяснимо.

Из тех, что попадались ему навстречу, одни, увидев его, начинали шептаться между собой; другие словно бы пугались, останавливались, качали головой и раз, два, а то и три осеняли себя крестным знамением, точно отгоняя беду; третьи вели себя прямо-таки нахально, показывали на него пальцем или пытались привлечь к нему внимание своих спутников тайными знаками, подмигиванием и жестами.

«Черт побери! – бранился Бехайм. – Что это на них нашло? Хорошенькая манера таращиться на людей. Неужто никогда не видали немецкого купца, который едет из Леванта?»

На первом постоялом дворе, куда он завернул, хозяин тоже уставился на него, а потом, буркнув «Боже меня сохрани!», захлопнул дверь и больше ее не открыл, ни стук, ни окрики, ни ругань не помогли. На следующем постоялом дворе хозяин хоть и стушевался при виде Бехайма, но все-таки остался учтив. Увы, сказал он, гостевые комнаты все заняты, ни единого местечка нет, как ни жаль, и, многословно оправдываясь, выпроводил Бехайма за дверь.

Только на третий раз Бехайму улыбнулось счастье, он получил ночлег для себя и место в конюшне да торбу овса для своего мула. Правда, и здешний хозяин воззрился на него удивленно и испуганно; от изумления бедняга потерял дар речи, и Бехайм не преминул сорвать на нем злость:

– Что это за манера этак пялиться на людей? Долго мне еще тут стоять в ожидании? Учтите, по натуре я отнюдь не терпелив!

– Прошу прошения, сударь, – сказал хозяин, взявши себя в руки. – Вы похожи на одного человека, которого я видел совсем недавно. Вот и помстилось, будто он сам передо мною, ибо сходство просто удивительное.

Проводив Бехайма в комнату и распорядившись, чтобы конюх как следует вытер мула, хозяин повернулся к слуге-подавальщику, не менее изумленному и перепуганному, чем он сам, и виновато объяснил:

– Что тут прикажешь делать? И сказать опять же нечего! Известно ведь, что и зло, и всякая скверна, и даже подлость явились в мире по воле Господа.

На этом постоялом дворе Бехайм свел знакомство с рыжебородым тирольским коммерсантом, который направлялся из Болоньи домой в Инсбрук. За ужином Бехайм выяснил, что тиролец не заметил в поведении горожан никаких странностей, а тем паче нахальства. Бехайм очень этому удивился и посетовал, что чувствует себя в Вероне крайне неуютно.

– То ли дело Милан, – рассуждал он. – Вот город так город. Там мигом найдется и компания, и друзья, и вообще люди, которые сумеют оценить тебя как должно. И гостиницы там выше похвал, все есть, чего ни пожелаешь, самого знатного гостя принять не стыдно. Имеются, понятно, и заезжие дворы, скромные, но тоже вполне хорошие, так что издержки можно прикинуть заранее, учитывая толщину своего кошелька. Но где бы вы ни трапезничали, вас непременно попотчуют изысканными и обильными яствами, каких больше нигде на свете не отведать. Я, к примеру, знаю в Милане трактир – какое там подают вино! Воистину эликсир жизни, мертвого воскресит! А собираются там художники и прочие артисты, и я был с ними накоротке.

Он умолк, задумавшись о былом.

В конце концов Бехайм хоть и с приключениями, но добрался до Милана и направил свои стопы прямиком в гостиницу «Три мавра», где останавливались самые именитые люди. Поселившись там, он рассчитывал свести знакомство с французскими дворянами и продать им свои камни.

Хозяин, человек аристократической наружности и таких же манер, встретил его учтиво.