Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
Газета Дулана "Заря", вся закапанная пивом, лежала на столе рядышком с газетой Хулана, которую мы назовем "День"; "Заря" была либеральная, "День" ультраконсервативная. Во многих наших газетах высшие чины - сплошь ирландцы, и доблестные эти воины орудуют перьями так же, как их предки орудовали в Европе мечом: сражаются под разными флагами, а едва отгремит битва, как они снова - добрые друзья.
- Почек и стакан портера, Джон, - заказал Хулан. - Как дела, Морган? Как супруга, младенец?
- Спасибо, Мик, понемножку, она у меня привычная, - отвечал Дулан. - А твоя хозяюшка здорова? Возможно, я в воскресенье наведаюсь к тебе на стакан пунша.
- Только не приводи Пэтси, Морган, а то у нашего Джорджа корь, предупредил заботливый Мик, и они тут же заговорили о своих делах - о том, кто сейчас корреспондентом в Париже, и кто шлет депеши из Мадрида, и во сколько обходится "Утренней газете" рассылка курьеров, и велик ли тираж "Вечерней Звезды" и тому подобное.
Уорингтон взял со стола "Зарю" и смеясь ткнул пальцем в одну из передовых статей, которая начиналась так:
"Подобно тому, как в прежние дни отпетый негодяй, коему требовалось совершить злое дело, - убрать с дороги врага, спустить партию фальшивой монеты, дать ложные показания в суде или убить человека, - нанимал записного лжесвидетеля или убийцу, дабы самому не заниматься тем, для чего он был слишком известен или слишком труслив, - так и наш небезызвестный современник "День" нанимает на стороне громил - возводить поклепы на честных людей, и берет себе в помощь разбойников - убивать доброе имя тех, кем он почитает себя обиженным. В настоящее время там подвизается в качестве одного из таких наемных головорезов некий злодей в черной маске (которую мы заставим его снять), пишущий под вымышленным именем "Трилистник". Он - тот евнух, что приносит удавку и душит безвинных по приказу "Дня". В наших силах разоблачить этого подлого раба, и мы его разоблачим. Обвинение, выдвинутое им против лорда Бангбанагера только потому, что он либерал и пар от Ирландии, а также против комиссии попечителей по проведению закона о бедных в Бангбанагерском работном доме, свидетельствует..." и т. д., и т. д.
- Как у вас там понравилась эта статья, Мик? - спросил Морган. - Уж если капитан возьмемся за дело - держись! Эту статью он написал за два часа в... ну, ты сам знаешь где, а мальчишка сидел тут же и ждал.
- Наш хозяин считает, что публике плевать на эти газетные свары, и он велел доктору больше не отвечать, - сказал Мик. - Они об этом при мне совещались. Доктор-то был не прочь дать сдачи - это, моя, легче легкого, и с материалом знакомиться не нужно, - но хозяин говорит: нет, хватит.
- Мало нынче ценят высокий слог, Мик, - сказал Морган.
- Правда твоя, Морган, - сказал Мик. - Помнишь, когда доктор сотрудничал в "Фениксе" - вот это было красноречие! Как они с Конди Руни изо дня в день палили друг в друга!
- И не только словами, а и порохом, - подхватил Морган. - Ведь доктор два раза дрался на дуэли, а Конда Руни подстрелил-таки одного противника.
- Они говорят про доктора Война и капитана Шендона, - пояснил Уорингтон. - Это два ирландца, они ведут полемику между "Зарей" и "Днем". Доктор Войн выступает за протестантов, а капитан Шендон - за либералов. Несмотря на свои газетные споры, они, сколько я знаю, близкие друзья. И хоть они вечно возмущаются тем, что англичане поносят их родину, сами они могут так обругать ее в одной статье, как нам и в десяти томах не суметь... Здорово, Дулан, как живете?
- Вашими молитвами, мистер Уорингтон... мистер Пенденннс! Счастлив иметь честь снова с вами встретиться. Ночное путешествие на империале "Поспешающего" было одним из приятнейших в моей жизни, благодаря вашей живой и любезной беседе. Сколько раз я вспоминал эту прелестную ночь, сэр, и рассказывал о ней миссис Дулан! Я потом неоднократно встречал здесь вашего интересного друга мистера Фокера. Он частенько бывает в этой ресторации, и она того стоит. В пору нашего знакомства, мистер Пенденнис, я писал в еженедельнике "Том и Джерри"; теперь же имею честь состоять помощником редактора в "Заре", одной из лучших по слогу газет Британской империи. - И он чуть заметно поклонился Уорингтону.
Речь его текла размеренно и елейно, учтивость была чисто восточная, тон в разговоре с обоими англичанами совсем иной, чем с товарищем.
- Какого черта он подлещивается? - проворчал Уорингтон с презрительной усмешкой, которую даже не пытался скрыть. - Ба, а это еще кто идет, не Арчер ли? Сегодня здесь собрался весь Парнас. Будет потеха. Ну как, Арчер, кончилось заседание в палате?
- Я не был в палате. Я был там, - произнес Арчер с таинственным видом, - где мое присутствие требовалось. Дайте-ка мне поужинать, Джон, чего-нибудь существенного. Ненавижу вельмож, которые не кормят. Будь это Эпсли-Хаус, другое было бы дело. Герцог знает мои вкусы, он всегда говорит своему мажордому: "Мартин, сегодня вечером я жду мистера Арчера. Позаботьтесь, чтобы мне в кабинет подали холодный ростбиф, чуть не дожаренный, и бутылку светлого эля, и хереса". Сам герцог не ужинает, но он любит угостить и знает, что обедаю я рано. Человек не может питаться воздухом, черт побери.
- Разрешите представить вам моего друга мистера Пенденниса, торжественно проговорил Уорингтон. - Пен, познакомься, это мистер Арчер, ты о нем много слышал. А вы, Арчер, должны быть знакомы с майором, его дядей, вы ведь со всеми знакомы.
- Третьего дня обедал с ним в Гонт-Хаусе, - отвечал Арчер, - Нас было четверо: французский посланник, Стайн и мы двое, простые смертные.
- Но дядюшка сейчас в Шотл... - начал Пен, однако Уорингтон под столом наступил ему на ногу, и он осекся.
- По тому же самому делу я и был сейчас во дворце, - продолжал Арчер как ни в чем не бывало. - Меня заставили четыре часа прождать в приемной. Даже почитать было нечего, кроме вчерашней "Таймс", которую я знал наизусть, - там три передовые статьи мною написаны. И хоть в приемную четыре раза заглядывал лорд-канцлер и один раз у него в руках была королевская чашка с блюдцем, - так что вы думаете? - он даже не догадался предложить мне чашку чаю.
- В самом деле? Что же там еще стряслось? - спросил Уорингтон и добавил, обращаясь к Пену: - Ты ведь знаешь, когда при дворе что-нибудь неладно, они всегда вызывают Арчера.
- Да, что-то неладно, - сказал мистер Арчер. - И раз эта история завтра все равно станет всеобщим достоянием, могу, пожалуй, рассказать. На последних скачках в Шантильи, когда я скакал на Брайан-Бору, лошади моего давнишнего друга герцога Сен-Клу, старый король мне сказал: "Арчер, я не спокоен насчет Сен-Клу. Я устроил его брак с принцессой Мари-Кюнегонд; от этого зависит мир в Европе: ведь если брак не состоится, Россия объявит войну. А этот болван так увлекся мадам Массена, супругой маршала, что и слышать не хочет о женитьбе". Ну так вот, сэр, я поговорил с Сен-Клу, и поскольку я привел его в хорошее расположение тем, что его лошадь победила на скачках, да еще принесла ему малую толику денег, он мне сказал: "Арчер, передайте папаше, что я подумаю".
- А как по-французски "папаша"? - спросил Пен, считавший себя знатоком этого языка.
- О, мы с ним всегда говорим по-английски... Я его обучил, когда мы еще были мальчишками, после того как он в Туикнеме свалился в воду и я спас ему жизнь. Никогда не забуду, какое лицо было у королевы, когда я вытащил его на берег. Она подарила мне вот этот перстень с брильянтом и до сего дня зовет меня Чарльзом.
- Мадам Массена, должно быть, уже старая женщина, - заметил Уорингтон.
- Ну, конечно, старая, она ему в бабушки годится, я ему так и сказал, отвечал Арчер нимало не смутившись. - Но эта любовь к старухам - опаснейшая вещь. Потому-то король и волнуется; потому-то и королева, бедняжка, в таком горе. Во вторник они покинули Париж и сейчас живут в отеле Жонэ.
- Может быть, Сен-Клу обвенчался тайно? - спросил Уорингтон.
- Вот этого не скажу, - отвечал Арчер. - Знаю только, что меня заставили ждать четыре часа; что я в жизни не видел человека в таком волнении, как бельгийский король, когда он наконец ко мне вышел, и что я дьявольски голоден... а вот и ужин.
- Он сегодня в ударе, - сказал Уорингтон, когда они с Пеном шли домой. - Но бывает и почище, иногда его чуть не сто человек слушают, раскрыв рот. А ведь если отбросить эту страсть к вранью, он хороший, порядочный малый способный делец, надежный друг, заботливый сын, муж и отец.
- Так чего ради он плетет эти небылицы?
- Безобидная мания. Он своей болтовней никому не причиняет вреда, никого не чернит. И в политике он честен - ни словом, ни делом не изменит своей партии, не то что мы грешные...
- Мы? Кто это мы? - спросил Пен. - Кто мистер Арчер по профессии?
- Член Корпорации Гусиного Пера, мой милый. Четвертого сословия. Прессы.
- Так ты, значит, тоже принадлежишь к этому сословию?
- Об этом поговорим в другой раз, - сказал Уорингтон.
Они в это время шли по Стрэнду, мимо ярко освещенного дома, где помещалась какая-то газета. К подъезду во весь опор подкатывали в кебах репортеры; другие, выходя, сталкивались с ними в дверях; лампы горели и в комнатах редакторов, и выше, где трудились наборщики: все окна сияли огнями.
