Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

— Я ведь не только инженер, который хочет заниматься любимым делом, но и португалец, который уважает свой народ и желает ему лучшей доли. Поэтому я усматриваю в этом бойкоте нечто большее, нежели заблуждение. Этот бойкот, собственно говоря, является частью борьбы, развернувшейся в стране, демократической акцией, которой, несмотря на ее исход, мы можем гордиться.

Члены комиссии сразу насторожились. Это были совсем не те слова, которые они приготовились услышать. Каяну смотрел на Луиша испытующе, а у бургомистра Маркеша вокруг рта залегли глубокие складки, видимо, призванные выразить своего рода признательность.

— Вам может показаться странным мое заявление, — продолжал Луиш хриплым, но временами прерывающимся голосом, и казалось, что слова срывались с его губ почти непроизвольно, — но когда у нас происходило что-либо подобное? Да, мне бы хотелось, чтобы люди всегда поступали подобным образом, то есть брали решение своих проблем в собственные руки.

— Принято! — выкрикнула Жозефина. — Но вам не следует так с нами осторожничать.

Луиш невозмутимо продолжал:

— Да, я приветствую ваше решение, хотя оно и ставит нашу фирму в ужасно трудное положение. Вы доказали себе и другим, что представляете внушительную силу…

Пока он переводил дух, капитан-лейтенант не преминул бросить реплику:

— О новых веяниях нам уже тут господин Маркеш рассказывал.

— Наберитесь еще немного терпения. Я сам задаю себе вопрос: ну и что из этого? — Луиш вновь обратился к Каяну: — Принесет ли вам этот шаг ощутимую пользу? Что вы от этого поимеете? То, что вам здесь необходимо в первую очередь, — это, конечно, вода. Но какой вам прок, если воды не будет у Пату? Удовлетворенное на короткое время чувство мщения? Но ведь вода и вам нужна!

— Об этом нам нечего рассказывать, — прервал его Каяну. — Но откуда взять денег? Может, вы одолжите?

— Собственная вода — вот за что вы должны бороться, — с трудом произнес Луиш. Во рту у него пересохло, лицо горело, а в желудке опять начались боли. — Почему бы вам не сделать еще один шаг и не потребовать воды для себя? Вот этого я не могу понять. В Оливедаше вы заставили администрацию электростанции подключить вас к электросети, что было весьма рискованно.

А сегодня подобное требование можно выдвигать, не прибегая к насилию. Оно должно звучать примерно так: одновременно с проведением буровых работ для зажиточных крестьян с государственной помощью проводить бурение для товарищества.

— За счет государственных кредитов?

— За счет кредитов национализированных банков. Для чего же их тогда национализировали? — Луиш указал на председательствующего: — Государство, как сказал нам господин Салема, заинтересовано в высоких урожаях…

Маркеш кивнул, готовый снова переменить свою позицию.

— Хотя бы учитывая трудное положение с валютой… — Казалось, он решил покинуть свое укрытие, сообразив, что укрылся-то за движущейся песчаной дюной.

— А как вы представляете себе финансирование? — спросил Каяну у Луиша.

— У вас найдется листок бумаги? — Инженер подошел к столу и устроился на свободном краешке рядом с Каяну, который подал ему свой блокнот. — Буровые работы на глубину 180 метров обойдутся в 310 тысяч эскудо. Кроме того, необходимы дизель и распределительные трубы на поля — ну, да это вы можете сделать сами. Думаю, вы могли бы взять на себя пятую часть расходов…

Каяну подсчитывал вместе с ним.

— Таким образом, вам потребуется банковский кредит на сумму в 200 тысяч эскудо и государственная дотация в размере вашей собственной доли.

Каяну встал и сунул записку в карман:

— Прошу прощения, это, видимо, заинтересует тех, кто толпится на улице.

Капитан-лейтенант молча посмотрел ему вслед.

— Господин Бранку, — заметил он, — я никоим образом не уполномочен ни правительством, ни революционным советом обнадеживать кого-либо в отношении денег.

— Конечно нет. — Луиш сел на свое место, чтобы не создалось впечатления, будто он оспаривает председательство Салемы. — Вполне достаточно, если вы порекомендуете это министерству сельского хозяйства. Доктор Бика, государственный секретарь по аграрным проблемам, может поддержать это дело.

— Вероятно, может. А что же будете в это время делать вы?

— Мы перекроем скважины и будем ждать решения.

Каяну возвратился:

— Деревня уполномочила меня сообщить, что она не меняет своего решения о приостановке работ, но поручает мне сопроводить капитана до Лиссабона и передать наше предложение в министерство.

— Хорошо-хорошо, я, конечно, возьму вас с собой… Но чего вы ожидаете от этой поездки?

— Быстрого решения вопроса. И если оно будет получено, то работы для Пату продолжатся.

— Ну да, — вздохнул Маркеш.

— При условии, что он не будет пытаться обмануть деревню.

— Пату?! — воскликнула Жозефина, будто его не было в комнате. — Его никто не перевоспитает.

Маркеш поднял свой фужер, приглашая противную сторону последовать его примеру. Каяну и председательствующий протянули руки к фужерам и подняли их.

— За успех! — несколько сдержанно произнес капитан.

Луиш неохотно чокнулся через стол с Жозефиной:

— Никто не может выпрыгнуть из своей шкуры. — Ничего лучшего ему в тот момент в голову не пришло.

— И тем не менее иногда кое-что удается сделать, — возразила она, — даже с теми, кто из Лиссабона.

Маркеш лукаво кивнул ей:

— Нужно только иметь дубинку…

Она громко рассмеялась:

— Да, она, как я погляжу, подействовала.

Сделав большой глоток, Луиш почувствовал, как разливается по желудку тепло. Дело сделано.

Автомашина осела на задние рессоры, и на поворотах ее сильно качало. Марью сказал отцу, что он проявил поистине дипломатические способности и предложил вполне осуществимый план. Даже социалисты из министерства будут вынуждены поддержать это предложение, поскольку оно соответствует новым идеям…

Приятно, когда тебя хвалят, но Луиш особенно не обольщался. Он отодвинул сиденье назад настолько, насколько позволял груз, и постарался расслабиться. За рулем сидел Марью. Луиш достал кассету и вставил ее в магнитофон — из динамиков, укрепленных сзади, послышались тихие звуки скрипки, а затем мелодия полилась потоком. Автомашина мчалась, освещаемая луной, а он вслушивался в нежную мелодию, время от времени заглушаемую погромыхиванием в багажнике 120 бутылок, и чувствовал себя разбитым, но довольным.

Успех сладок, если, конечно, его добиться. Луиш в отчаянии искал выход из создавшегося положения и не находил. И лишь, когда он готов был признать себя побежденным и желал только достойно удалиться, у него вдруг родилась идея… Был ли он счастлив? Почти. День 22 октября он запомнит надолго.

Когда, не доезжая Сетубала, они поменялись местами, Марью сказал:

— Ты — герой дня, но если честно, то ты не во всем прав. Наиважнейшая задача учащихся — учиться, но это означает, как, впрочем, для школьников и студентов всего мира, не вмешиваться в политику.

— Нет, но нельзя выходить за рамки.

— За рамки! Точно также утверждает доктор Эрнст… В тебе сейчас заговорил осторожный бюргер.

— Бюргер считает, что образование необходимо для того, чтобы как можно больше получать, а я считаю — чтобы стать свободным человеком.

— Свободным при таких учителях? Да они же сами рабы, приверженцы существующей государственной системы! И нас они воспитывают в том же духе: проси, работай и ползай, то есть приспосабливайся.

— И добиваются успеха?

— Судя по Грасе, да.

— Об этом мы сейчас говорить не будем.

Остановились у бензоколонки. После того как дозаправились горючим и маслом, поели у буфетной стойки вместе с водителями дальних рейсов. Паштет оказался не ахти каким, но Луиш, закусив, почувствовал, как к нему вернулось хорошее настроение. Теперь его не раздражали ни громкие разговоры вокруг, ни неоновый свет, ни даже режущая слух музыка, доносившаяся из автомата. Это была сама жизнь, а рядом с ним был Марью, его сын, в котором он видел свое продолжение. Луишу доставляло радость говорить с ним как с равным. Ах, если бы он всегда находился рядом с ним!

— Приобретая знания, — сказал Луиш, выходя из буфета, — ты обогащаешься, а говоря проще, становишься независимым от случайностей жизни.

— Мы учимся, чтобы бороться, — возразил юноша.

Еще издали они заметили, что на их улице толпятся люди. Навстречу им попалась санитарная машина с воющей сиреной…

— Это же у нас! — воскликнул Марью.

Луиш затормозил у края тротуара, сердце у него билось учащенно. На тротуаре валялись обломки мебели. У стены дома стоял целехонький мотоцикл Михаэля, а у двери торчал полицейский в сером.