Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский
В это жилище, парадными воротами, стоявшими настежь для нашего приема, ввели нас различные тусулакчии, закирокшии и бошки; они были при нас дорогой, очутились и здесь с прибавкой других, – кто в качестве пристава подворья и для нашего приема, кто для исполнения наших приказаний, и все вместе ровно ничего не делавшие, несмотря на то, что разноцветные, красные, белые и синие шарики, украшавшие их шапки, то и дело мелькали и блистали на солнце, а сами они то входили, то выходили из комнат с различными посулами и комплиментами. Но это только присказка, а сказка впереди.
Явилась толпа нерб, слуг, предшествуемых двумя галдами, китайскими чиновниками: слуги несли на двух столах бесконечное множество (кажется 95) тарелочек с конфетами и различными китайскими сластями; чиновники приветствовали речью, слаще самих сластей, от имени амбаней, правителей, и собственного своего.
На первый раз тем и обошлось; наговорили друг другу много любезностей и разошлись, хотя у каждого было на душе другое: у них – выспросить, когда и как мы посетим амбаней? у нас – как и на каких условиях они нас примут? На другой день явились два других чиновника, и так как скорый визит амбаням с нашей стороны выразил бы степень уважения этим важным лицам, то посланцы их, как бы между разговорами, в дружеском совете от самих себя, высказались, наконец, о цели своего посещения, которая и составила постоянный предмет прений во время четырехдневного нашего пребывания в Урге. С этими мы не сошлись, и на третий день явились еще и еще галды, – всегда попарно, монгольский и маньчжурский, первый, как местная власть, второй, как соглядатай здешнего правительства, назначаемый из Пекина, и всякая чета утверждала, что предшествовавшая ей ничего не знает, ничего не смыслит, что, правда, и она не может положительно знать мнения амбаней; но все-таки, как ближайшая к ним, полагает, что эти правители Монголии гораздо умереннее в требованиях, и вслед за тем делала еще некоторые уступки, уверяя, что амбани, как люди умные, непременно согласятся на них. Наконец, после долгих и жарких споров, согласились в главных статьях приема. В Пекине, где вежливость доведена до утонченности, до самых мелочных и часто тяжелых церемоний, знание которых составляет предмет гордости и славу образованного китайца, – хозяин, как бы ни был высок саном, решившись принять к себе в дом посетителя, отдает ему первое место и всякий почет, хотя гость, знающий также приличия, сумеет отказаться от них; но мы были в Монголии…
Около полудня отправились мы, в сопровождении казаков и монголов, в приемную залу яманя, присутственного места, где уже ожидали нас амбани. Толпа чиновников окружала их, сидящих против дверей, на диване; они подали руки, как было условлено прежде, мне и начальнику миссии, и просили нас садиться на стульях, поставленных напротив них не в дальнем расстоянии, так что между нами и ими могли только поместиться одни драгоманы. Разговор шел обычным порядком о том, благополучно ли в нашем табуне, довольны ли мы сопровождающими нас чиновниками, хороши ли всходы хлебов в России, словом, о всем том, о чем ведется между людьми порядочными; мы наперед знали его, и потому он нисколько не занимал ни нас, ни амбаней. Гораздо любопытнее были для них – наши наряды и вооружения казаков, для нас – вся окружающая, пестрая и еще новая картина предметов и лиц. Главный монгольский правитель человек не старый, с лицом умным и приятным; речь его плавная, медленная; манеры вкрадчивые; словом, во всем виден человек, не только вполне знающего приличия, но и часто обращавшийся при дворе; красный, резной шарик на шапке свидетельствовал о его высоком сане; над ним висела похвальная доска, род диплома, писанная от лица богдохана, – милость очень редкая в Китае. Лицо соправителя его, маньчжура, тучное, не приветливое, очень не понравилось нам; мы, впрочем, были предупреждены против него, монголами, которые сказали, что он был понижен степенью в Пекине за взятки, и в самой Монголии не пользовался хорошей репутацией, между тем как монгольский правитель известен был своей честностью, понимая это слово, не слишком в обширном смысле. – Подали чай. В этом, по-видимому, мелком обстоятельстве, множество оттенков вежливости; если угощают только гостя, значит хозяин жалует его чашкой чая из милости, а не распивает его с ним, в сообществе, и в таком случае порядочный человек откажется от этой чести. Отпивши чай, мы разменялись подарками, как равные с равными, из рук в руки. Монгольскому амбаню особенно понравилась массивная стеклянная накладка с цветами внутри; он сознался, что еще не видал подобной вещи; я отвечал ему, что это новое изобретение, и потому я нарочно взял эту вещь для него, зная, что он следит за всеми новостями и изобретениями в свете. Оба мы разумели под словом света Китай и Россию по преимуществу. Мы вышли из приемной комнаты и уехали домой в том же порядке, как и приехали.
Урга – собственно название урочища, орошаемого речками Иге-сельбы и Багасельбы, впадающими в Толу: по-монгольски урга значит приплод; равнина, вероятно, названа так потому, что привольна для пастбища табунов, которые скоро размножаются здесь. Город называется, собственно, Курень, и монголы и китайцы употребляют чаще это последнее слово. Урга есть палладиум Монголии. В нем пребывает глава их веры, кутухта-геген, в нем их капища, в которых, по свидетельству сопутствовавших нас монголов, до 10,000 лам.
Урга, как называем мы, или, правильнее, Курень, расположен на пригорье и представляет довольно оригинальный вид: позолоченные маковки и шпицы кумирень, ярко зеленые крыши
