Джек Керуак - Сатори в Париже. Тристесса (сборник)
Но я и старина Жан-Мари находим спиртного негоцианта и покупаем две бутылки розового, сидим немного на полу и болтаем с каким-то мужиком, потом снова перехватываем негоцианта, когда он возвращается в другую сторону и почти порожний, берем еще две, становимся закадычными друзьями и несемся обратно к себе в купе, и нам здорово, улетно, пьяно, дико – И не подумайте, что мы не качали друг другу данные туда-сюда на французском, причем и не на парижском, а он ни в зуб ногой по-английски.
Мне даже не выпало случая выглянуть в окно, когда проезжали Шартрский собор с его непохожими башнями, одна на пятьсот лет старше другой.
20
Что меня парит во всем этом, через час того, что мы с Нобле размахивали нашими винными бутылками перед носом у бедного священника, пока спорили о религии, истории, политике, как вдруг я повернулся к нему, дрожавшему себе там, и спросил: «Ничего, что мы тут со своими бутылками?»
Он на меня посмотрел, словно бы говоря «Вы про меня, старенького винодельчика? Нет, нет, у меня простуда, видите ли, мне до ужаса скверно».
«Il est malade, il à un rheum» (Он болеет, у него насморк), важно сообщил я Нобле. Солдат все это время хохотал.
Я важно проговорил им всем (и английский перевод тут ниже): – «Jе´su à е´tе´ crucifiе´ parce que, a place d’amenez l’argent et le pouvoir, il à amenez, seulement l’assurance que l’existence, à е´tе´formez par le Bon Dieu et elle appartiens au Bon Dieu le Pе´re, et Lui, le Pе´re, va nous е´lever au Ciel après la mort, ou personne n’aura besoin d’argent ou de pouvoir parce que ça c’est seulement après tout d’la poussiе´re et de la rouille – Nous autres qu’ils n’ont pas vue les miracles de Jе´su, comme les Juifs et les Romans et la ‘tites poignе´e d’Grecs et d’autres de la riviе´re Nile et Euphrates, on à seulement de continuer d’accepter l’assurance qu’il nous à е´tе´descend dans la parole sainte du nouveau testament – C’est pareille comme ci, en voyant quelqu’un, on dira „c’est pas lui, c’est pas lui!“ sans savoir QUI est lui, et c’est seulement le Fils qui connaient le Pе´re – Alors, la Foi, et l’Église qui à dе´fendu la Foi comme qu’a pouva». (Частично французский кэнацкий.) ПО-АНГЛИЙСКИ: – «Иисуса распяли, потому что не деньги и власть Он принес, а заверение в том, что бытие создано Богом и Богу-Отцу принадлежит, и Он, Отец, вознесет нас в Небеса после смерти, где никому ни деньги, ни власть не понадобятся, потому что они всего, в конце концов, навсего прах и ржах – Нам, не видавшим Иисусовых Чудес, в отличье от евреев, и римлян, и горстки греков и прочих с Нила и Евфрата, придется лишь и дальше принимать это заверенье, что передано нам в Святом Писании Нового Завета – Как если б, видя кого-то, мы сказали „Это не он, это не он!“ не зная, КТО он, и лишь Сын Отца знает – Стало быть, Вера и Церковь, защищавшая Веру как могла».
От священника аплодисментов не последовало, лишь взглядец искоса исподлобья, краткий, как взгляд аплодирующего, хвала Богу.
21
То ли было мое Сатори, взгляд тот, или же Нобле?
Как бы там ни было, стемнело, и когда мы въехали в Ренн, уже в Бретани, и я увидел мягких коров на лугах, темно-синих у путей, Нобле, вопреки совету farceurs (шутников) Парижа, посоветовал мне не сидеть в том же вагоне, а переместиться на три вагона вперед, потому как сцепщики будут делить поезд и оставят меня здесь (направленьем, вообще-то, однако, к моей подлинной стране предков, Корнуаю и окрестностям), а штука в том, чтоб доехать до Бреста.
Он свел меня с поезда, после остальных, и провел по парящему станционному перрону, остановил меня у спиртного негоцианта, чтоб я купил себе флягу коньяку на остаток поездки, и попрощался: он уже дома, в Ренне, а также священник и солдат, Ренн бывшая столица всей Бретани, здесь сидит архиепископ, штаб-квартира 10-го Армейского Корпуса, с университетом и множеством школ, но не настоящая глубокая Бретань, потому что в 1793 году тут располагалась штаб-квартира Республиканской Армии Французской Революции против Вандейцев дальше вглубь. И с тех пор его превратили в трибунального сторожевого пса над этими лежками диких собак. La Vendе´e, название войны между теми двумя силами в истории, была такова: – Бретонцы были против Революционеров, которые атеисты и головорезы по братским причинам, а у Бретонцев причины были отеческие, чтоб сохранить свой старый образ жизни.
Никакого отношения к Нобле в 1965 г. от Р. Х.
Он пропал в ночи, как персонаж Селина, но что толку в сравнениях, когда мы говорим об отбытии господина благородного, и возвышенного притом, как аристократ, но не такого пьяного, как я.
Мы проехали 232 мили от Парижа, оставалось еще 155 до Бреста (конец, finis, земле, terre, Финистер), все моряки по-прежнему на борту поезда, ибо, само собой, чего я не знал, Брест – Военно-Морская База, где Шатобриан услышал гром пушек и увидел, как флот возвращается с победой после какой-то битвы когда-то в 1770-х.
Мое новое купе лишь молодая мамаша со вздорной дочуркой да какой-то парень, наверно, ее муж, и я лишь время от времени потягиваю коньяк, затем выхожу в переулок поглядеть в окно на проносящуюся тьму с огнями, одинокую гранитную ферму с огнями, зажженными только внизу в кухне, и смутные намеки на холмы и торфяники.
Тыдымдым дым.
22
Я довольно-таки сдружаюсь с молодой парой, и в Сен-Бриё кондуктор выкрикивает «Сен-Брриё!» – Я ору в ответ «Сен-Бриёк!»
Кондуктор, видя, что не очень-то здесь входят и выходят, одинокий перрон, повторяет, уча меня, как надо произносить эти бретонские названия: «Сен-Брриё!»
«Сен-Бриёк!» ору я, подчеркивая, как видите, шумное «к» этой вот штуки.
«Сен-Брриё!»
«Сен-Бриёк!»
«Сен-Брриё!»
«Сен-Брриёк!»
«Сен-Бррриё!»
«Сен-Бррриёк!»
Тут он соображает, что имеет дело с маньёком, и бросает игру со мной, и просто чудо, что меня не вышвырнули с поезда прямо тут, на месте, на дикий брег, называемый Побережья Севера (Côtes du Nord), но он и морочиться даже не стал, в конце концов у Маленького Принца билет первого класса и Маленького Гадца вероятнее.
Но то было потешно, и я все равно настаиваю, когда вы в Бретани (древнее имя Арморика), земле Кельтов, произносите все свои «К» с каком – И как я уже где-то говорил, если б «Сельты» произносились с мягким звуком «с», как, похоже, это делают англосаксы, мое имя звучало бы вот так: (и другие имена):-
Джек Серуак
Джонни Сарсон
Сенатор Боб Сеннеди
Поскакун Сэссиди
Дебора Серр (или Сарр)
Дороти Силгаллен
Мэри Сарни
Сид Симпльтон
и наконец
Каменные Монументы Сарнака через Сорнуолл.
Да и все равно в Корнуолле есть место под называнием Сен-Бреок, и мы все знаем, как это произносить.
Наконец прибываем в Брест, конец пути, земли больше нет, и я помогаю жене с мужем выйти, держа их переносную люльную штуковину – И вот она, смурной дымчатый туман, странные лица глядят на немножество выходящих пассажиров, дальний гудок парохода и смурное кафе через дорогу, где Господи я не получаю никакого сочувствия, я провалился в люк Бретани.
Коньяки, пива, и потом я спрашиваю, где гостиница, прямо за строительным полем – Левее меня, каменная стена смотрит на траву и внезапные обрывы, и смутные дома – Где-то там туманный горн – Атлантическая бухта и гавань —
Где мой чемодан? спрашивает служка за стойкой в смурной гостинице, да ведь где-то в конторе авиалинии, наверное —
Мест нет.
Небритый, в черном дождевике с зюйдвесткой, грязный, я выхожу оттуль и плюхаю по темным улицам, похожий на какого ни возьми приличного американского мальчика в беде, старого ли, молодого, к Главной Топталовке – Незамедлительно признаю ее как таковую, Rue de Siam, названа в честь Короля Сиама, когда сюда приезжал с каким-то скучным визитом, заодно наверняка и смурным, и, вероятно, сбежал назад к своим тропическим канарейкам как можно скорей, ибо новые каменщицкие брустверы Кольбера отнюдь не вселяют никакой надежды в душу буддиста.
Но я-то не буддист, я католик, вновь заехавший в землю предков, что сражались за католицизм вопреки невозможному всему, однако в конце победили, как certes[49], на заре, я услышу бой tocsin[50] церковных колоколов по покойникам.
Я заваливаю в самый яркий с виду бар на Rue de Siam, которая есть главная улица, подобная тем, что видел, бывало, скажем, в 40-х, в Спрингфилде, Масс., или Реллинге, Калиф., или та главная улица, о которой Джеймз Джоунз писал в «И подбежали они» в Иллиное —
Хозяин бара за своей кассой вычисляет лошадок в Лоншане – Я тут же принимаюсь болтать, сообщаю ему свое имя, его зовут м-р Quе´rе´ (что мне напоминает правописание Quе´bec), и он позволяет мне присесть и повалять дурака, и попить, сколько влезет – Меж тем молодой бармен тоже рад со мной поговорить, очевидно, слыхал про мои книжки, но немного погодя (и это совсем как Пьер ЛеМэр в «La Gentilhommiе´re») вдруг каменеет, полагаю, по сигналу начальства, работы выше крыши, помой стаканы в раковине, я истощил гостеприимство еще одного бара —
Такое лицо я видел у своего отца, нечто вроде отвращенья губа-на-губу ДА-ТОЛКУ-ЧТО тьфу-ты, или плюф (dе´dain[51]), или плях, когда он либо уходил, проиграв на скачках, или из бара, где ему не понравилось то, что там происходит, по временам, особенно если думал об истории и мире, но вот когда я выходил из того бара, вот тогда на лицо мое снизошло такое выражение – И хозяин, который был весьма душевен полчаса, вернулся к своим цифрам с лукавым подвидом в конце концов занятого руководителя где угодно – Но что-то без промедленья поменялось. (Впервые сказал свое имя.)
