Юрий Буйда - Сумма одиночества
В экипажах усиливалось брожение, усугублявшееся вещими сновидениями и грязными слухами. Утверждали, будто по ночам, когда капитан спал, рост его увеличивался до пятнадцати футов, — в глазах команды это было неопровержимым свидетельством того, что Магеллан является чародеем. Бурей негодования встретили моряки известие о том, что в своей каюте Магеллан прячет женщину. Чтобы предотвратить мятеж, капитан открывает свою тайну: в его каюте и впрямь живет женщина — выпеченная из нежнейшего китайского фарфора, умеющая двигаться и ласкать прекрасная Хлоя, возлюбленная, оживающая после того, как душа ее наполняется горячей водой с добавлением душистой мальвазии. Он вынужден отдать женщину-игрушку матросам, а когда наконец она возвращается в его каюту, Магеллан смиренно, со слезами и на коленях, умоляет о прощении.
Утром он обнаружил в углу каюты груду фарфоровых осколков и угрюмо пробормотал: «Мое сердце — тухлое яйцо, из которого уже не вылупится ничего, кроме смерти…»
Но и эта жертва не спасла от беды. В марте 1520 года на стоянке в бухте Сан-Хулиан экипажи трех кораблей (на которых враз почернели паруса) поднимают мятеж, требуя возвращения в Испанию. После уединенной молитвы Магеллан призывает верного ему, но совершенно не владеющего латынью Гонсало Гомеса де Эспиносу и произносит фразу: «Occidendos esse» — «Должны быть убиты». До сих пор остается загадкой, почему Магеллан, вообще-то не отличавшийся щепетильностью, не отважился доверить приказ испанскому языку и как Эспиноса понял, что от него требуется. Наверное, разгадка заключается в том, что у любви и смерти свой язык, который превыше речи. Прибыв для переговоров на судно инсургентов и улучив момент, Эспиноса решает дело одним ударом кинжала, перерезав горло главарю мятежников.
Для успокоения матросов Магеллан отправляет на берег экспедицию, призванную добыть свежую провизию и женщин. Неся потери в стычках с кровожадными индейцами, испанцы углубляются в умопомрачительные леса, изобилующие призраками, дичью и сладкоголосыми птицами с девичьими бедрами цвета корицы, птицами златогрудыми и любвеобильными…
По возвращении экспедиции на корабли Магеллан устраивает пиршество с музыкой и вином. Две прекраснейшие девы-птицы ласкают мрачного капитана, который, однако, глух к их пению: «Лишь возлюбленная — кость в мужском члене», — он тоскует о Хлое. Рано утром златогрудые девы, опасаясь, видимо, что испанцы могут потребовать назад свой драгоценный жидкий жемчуг, покидают эскадру: взмыв в высоту, недостижимую даже для мушкетной пули, они выстраиваются клином и растворяются в синеве южного неба.
В августе 1520 года Магеллан на четырех кораблях продолжает путь на юг — «Между востоком и вечностью» — и наконец открывает тот самый пролив, названный его именем, который выводит испанцев в бескрайний океан, названный спутниками Магальянша — Тихим.
После этого флотилия прошла без остановок семнадцать тысяч километров, открыв по пути несколько островов из группы Марианских, в том числе Гуам, и Филиппинских. Магеллан вступил в союз с царьком филиппинского острова Себу и предпринял ради него поход против соседнего острова Мактан, где и погиб в стычке с местными жителями. Утверждают, что он искал смерти и встретил ее с улыбкой, какая прежде появлялась на его суровом лице только при виде фарфоровой возлюбленной — Хлои.
В Испанию вернулось лишь одно судно из его флотилии — «Виктория» — под командованием Элькано. Экспедиция Магеллана, начавшаяся в сентябре 1519 года, завершилась 8 сентября 1522 года.
Спустя столетие после плавания Магеллана известный еретик Гарсиласо Луис де ла Вега-и-Бастос написал: «Открытие Магеллана изменило наши представления о мире и Боге. Если раньше мы были убеждены в конечности пространства и времени, в том, что рано или поздно мы — наконец-то! — со стоном облегчения упремся головой в теплый живот Господа и навсегда успокоимся, то после Магеллана мы оказались наедине с беспредельностью вечности, с Богом, подобным сфере, центр которой всюду, а окружность нигде, в безжалостном лабиринте истории, из которого нет выхода. Круг, замкнутый им на шаре, — символ бесконечности наших бесплодных терзаний…»
Человек своего времени — эпохи, когда все были убеждены в том, что и caeli enarrant gloriam Dei (небеса глаголют о славе Божией), — Гарсиласо Луис де ла Вега-и-Бастос наделяет геометрические фигуры сакральным, магическим значением.
Стремлению понять мир через число, через знак столько же лет, сколько и человеческой культуре. Мифологическим сознанием число воспринималось как образ мира, вечного и бесконечного Космоса. Последователи Ксенофана Колофонского были убеждены: если мир однороден, сотворен из единой субстанции, то довольно исследовать одну его частицу, чтобы понять все. Досократики — а за ними Григорий Теолог и мистики — вырастили на этой благодатной почве образ человека как меры всех вещей, микрокосма, содержащего в себе макрокосм. Пифагор пришел к мысли о том, что количественные отношения и являются сущностью вещей, и в основу своего знаменитого учения о космической гармонии сфер положил открытый им количественно определенный интервал, на котором зиждется музыкальная гармония. Спустя много столетий после Пифагора ничего о нем не знавший китаец Чжай Шень свел его учение к устрашающе простой формуле: «Числа правят миром» (тамильский поэт Аппар сказал о Шиве: «Он — число и цифра для числа»).
Отдельная тема — каббала, вообще иудаистическая мистическая традиция, отразившаяся в книгах «Зогар» и «Сефир Йецира». Каббалисты полагают, что, если Библия сотворена Богом, в ней не может быть ничего случайного: ни порядок слов, ни даже порядок пробелов между ними не могут быть произвольными. Исходя из убеждения о том, что владеющий Именем может овладеть Сущностью, и воспринимая Тору как некую космическую парадигму, они, например, придавали каждой букве еврейского алфавита троякий смысл, раскрывающийся в мире людей, в мире планет и звезд и в ритме времен года. Изучая и комбинируя буквы, числа, знаки, они пытались разгадать подлинное имя Бога — Шем-Гамфораш — и тем самым приблизить приход Мессии. Вселенная каббалистов похожа на закольцованную цепь, в которой движение нижних звеньев отзывается движением верхних. Все связано со всем и все взаимозависимо. Если астрологи говорят, что звезды (числа, знаки) правят миром, то каббалисты добавляют: но в такой же мере и люди правят звездами.
О тех, кто предается магии чисел, нумерологии и астрологии, Тацит однажды ядовито заметил, что «этот сорт людей будут у нас всегда гнать и всегда удерживать» (римские законы — кодекс Феодосия, закон Валентиниана Первого — грозили астрологам смертью, как и тем, кто с ними советовался, но на практике они не применялись). Отстаивая величайшую христианскую ценность — свободу человеческой воли, святой Августин с гневом и презрением обрушивался на «математиков», которые желали бы «подчинить наши действия небесным телам и предать нас звездам». С такой же страстностью против попыток онтологизации зла выступал и Максим Грек (русские, впрочем, были убеждены в том, что мир — грандиозное хаотическое скопление случайностей, повлиять на которые человек бессилен, — и потому-то и не создали своей философии).
В то же время Галилео Галилей полагал, что Книга Природы написана геометрическими фигурами. Считая человеческое тело главной загадкой бытия, Леонардо да Винчи искал магических подсказок, вычерчивая и измеряя анатомический состав человечности. Анатомия как тайноведение нашла свое воплощение в знаменитом трактате Агриппы Неттесгеймского «Об оккультной философии» (1510). Упорно занимавшийся проблемами сечения конуса, трисекции угла, удвоения куба, алгебраической теорией чисел, Альбрехт Дюрер выразил свое представление о мире и красоте в «Четырех книгах о пропорциях человеческого тела» (1528). В 1753 году Уильям Хогарт в предисловии к своему «Анализу красоты» не без язвительности написал, что математические увлечения заставляли Дюрера отклоняться от правды и «поправлять» более прекрасную в действительности природу, навязывая ей мертвые схемы. Однако сам Хогарт выразил свое представление о красоте S-образной фигурой, вписанной в треугольник…
География, топография, понятия «левый» и «правый», «верх» и «низ» всегда обладали сакральным значением. Во время средневековых мистериальных спектаклей ад всегда представлялся слева (и у Данте путь налево ведет в преисподнюю; грешники на Страшном Суде будут стоять слева от престола Судии); левое, как правило, — лукавое, лживое, женское; дьявол искушает человека из-за левого плеча («плюнь через левое плечо»); рыцарю предписывалось держать меч непременно в правой руке («правое дело»); древние иудеи считали, что зло приходит с юга, тогда как «столица страха» древних китайцев — Юду — располагалась далеко к северу от Великой стены… Чтобы далеко не ходить, вспомним-ка все значения географических понятий «Запад» и «Восток» в духовной и политической культуре России.
