Мюриэл Спарк - На публику
Пустые, необставленные комнаты. Прямо на полу на подушке спит малыш.
Билли О'Брайен проник в квартиру, как сквозняк. Очевидно, Фредерик дал ему свой ключ. Как ни расстроило Аннабел его внезапное вторжение, ей очень уж хотелось разузнать что-нибудь о муже. Она взглянула на ребенка. Тот спал. Она сказала:
— Ты разбудишь Карла. Пойдем на кухню.
Кухня была обставлена почти полностью.
Билли с грохотом затопал вслед за Аннабел, всем своим видом показывая, что разбудить ребенка — его законное право, да и вообще хозяин тут он, а не она. Он сказал:
— Мне хочется яичницы с беконом. У тебя есть бекон и яйца?
Она чуть было не предложила ему позвонить в ресторан, но сдержалась, надеясь выведать что-нибудь о Фредерике.
На одном из кухонных столиков лежал сценарий, ее новый сценарий. Билли взял его и, стоя у холодильника, стал читать, пока она жарила ему яичницу. Аннабел кипела от негодования. Она сказала:
— Я готовила роль, учила реплики.
Он громко расхохотался и не объяснил, что его рассмешило; его желтоватые глаза опять забегали по строчкам, веснушчатые руки перелистывали страницы.
— Где Фредерик? — спросила Аннабел.
— «Лестница», — проговорил он. — Так называется твой новый фильм?
— Нет, — ответила она. — Это условное название.
Аннабел положила на стол прибор; купленные при переезде новенькие ножи и вилки ослепительно сверкали; Билли уселся, а сценарий положил перед собой. Она сказала:
— До выхода фильма все это держится в секрете.
Он снова засмеялся и сказал:
— Так что же вы спрашивали насчет Фредерика, мадам?
Она промолчала. Положила на тарелку яичницу из двух яиц с четырьмя ломтиками бекона и поставила ее перед Билли. Потом плюхнула на стол буханку хлеба и подтолкнула к нему. И лишь тогда сказала:
— Мне от тебя тошно.
— Почему? — спросил он.
Тут засмеялась она.
Билли положил на сценарий вымазанный салом нож. Аннабел быстро схватила рукопись и увидела жирное пятно на странице.
— Смотри, что ты наделал.
— А тебе не все равно?
Пятно и в самом деле не мешало ей готовить роль, но Аннабел бесило, что он выпачкал ее сценарий.
Билли жадно уплетал яичницу. Следя за ним с рассеянной неприязнью, она ждала, когда же наконец он скажет что-нибудь о Фредерике. Ее злило, что лишь этот человек что-то может рассказать о нем, в то время как весь свет считает, что у нее обаятельный муж, который трудится по целым дням, а вечерами возит ее на блестящие рауты или в оперу, а вернувшись оттуда, в нетерпении спешит в постель к своей пленительной Тигрице.
Билли отрезал еще кусок хлеба и собрал с тарелки жир.
— Я не наелся, — сообщил он.
Аннабел не поняла, что он хочет этим сказать, хотя смутно заметила, что ел он с жадностью. Она достала из бумажного пакета фрукты. Он съел банан, принялся за другой. Прикончив и этот, сказал:
— Что, если Фредерик к тебе вовсе не вернется?
Именно этого она всегда боялась. Боялась, что он не вернется, и боялась, что вернется. Как хорошо ей было сидеть одной в пустой квартире, где на залитом послеполуденным солнцем паркете спит ребенок, а делать ничего не нужно, только ждать, когда привезут мебель, кормить ребенка, менять ему пеленки, купать его, опять кормить, готовить роль и спать, спать. Если бы не обстоятельства, да не расходившиеся нервы, да не надо было думать о публике и о фильме, то Фредерик ей и не нужен.
Она сказала громко и твердо, отвечая одновременно и Билли и себе.
— Если он хочет уйти, плакать не стану. Но мне нужно знать, как обстоят дела.
— А что ты скажешь, — спросил Билли, приготовив себе внушительного вида сандвич с яблоком и разом отхватив от него чуть не половину, — что ты скажешь, если он выбросится из окна?
— Что?
— Покончит с собой. Я говорю к примеру. Может же он выброситься из окна?
— Он что-нибудь такое говорил тебе?
— Да.
Аннабел и сама нередко слышала от мужа подобные угрозы. Она забывала о них тотчас же раз и навсегда, как забывают страшный сон, если удалось сразу проснуться и выбросить его из головы. Теперь ей вспомнилось, как Фредерик говорил ей:
— Я ведь могу броситься в окошко, и всей этой волынке конец.
Она ничего ему не отвечала. От его слов ее охватывала жуть, но потом она их забывала.
— Мало ли что он болтает, — сказала она. — Те, кто так говорит, никогда этого не делают.
— Вот как? — отозвался Билли.
— Ты видел Фредерика? Что он тебе говорил? Где он сейчас?
— Он велел передать тебе, что вернется сегодня часов в семь. От шести до семи. Что-нибудь в этом роде.
Она дала ему денег, и он протопал к выходу по длинной пустой гостиной. Ребенок проснулся и, лежа на полу, следил глазами за ножищами Билли. В коридоре Аннабел спросила:
— У тебя есть ключ от нашей квартиры?
— Да, — ответил он. — Фредерик одолжил мне свой, на случай если тебя не окажется дома. Мне хотелось есть.
— Я сразу поняла, что у тебя его ключ. Отчего же Фредерик не дал тебе денег?
— У него с собой не было.
Когда Билли вышел, она наложила цепочку и заперла дверь на засов.
Потом быстро вымыла тарелки, чтобы уничтожить следы его присутствия.
Она наполнила водой ванночку и выкупала малыша, молча, не отвечая на его агуканье. Сварила яйцо в мешочек и половину дала ребенку. Потом приготовила бутылочку молочной смеси и, усевшись в кухне с мальчуганом на руках, стала не торопясь его кормить. Малыш был в превосходном настроении и, опорожнив на две трети бутылочку, утратил к ней интерес. Тогда она снова уложила его на подушку и, пододвинув кресло, стала смотреть, как он изумленно таращится на ленточку распашонки, которую ухитрился ухватить большим и указательным пальчиками. Удержать ленточку ему не удалось, она выскользнула, он скосил на нее глазенки, потом веки опустились, и он уснул. Было половина седьмого.
В течение получаса она читала сценарий, потом прозвенел звонок. Не сомневаясь, что это наконец Фредерик, она откинула с лица волосы, которые согласно моде падали прямыми космами на ее плечи, и пошла отворять. На площадке стояли трое, нет, четверо; еще несколько человек подымалось по лестнице.
Судя по виду, они были из той компании, с которой она как-то встретилась на квартире у Билли, или, во всяком случае, из какой-то подобной. Аннабел вопросительно смотрела на нежданных гостей.
— Здесь, что ли, вечеринка? — спросила одна девушка.
Стоявшая за ней седая тощая женщина, одетая в длинное, плотно облегающее черное платье, ответила по-итальянски:
— Ну, конечно, здесь, разве вы не узнаете малютку Тигрицу?
На каменной лестнице гулко раздавались шаги: еще несколько человек поднималось снизу.
— Вы не туда попали, — объяснила Аннабел столпившимся возле дверей людям, которые уже собирались войти. — Вам, наверно, к Кэтнерам?
Кэтнеры были американцы, занимавшие квартиру на верхнем этаже, куда надо было подняться на лифте, находившемся в противоположной части здания. Аннабел их почти не знала, но слышала от соседей, что у них часто бывают гости. Удивившись, как это они познакомились с той же компанией, Аннабел замахала рукой в сторону лифта и, стараясь перекричать гул голосов, стала объяснять, что к Кэтнерам нужно подняться наверх.
Однако нет, гости пришли совсем не к Кэтнерам. Они пришли к ней.
— Фредерик сказал нам: в семь часов. Новоселье... Право же, синьора, ваш супруг нам так сказал... разве его нет дома?
— А, — сказала Аннабел. — Входите же, входите.
Она отступила в сторону, и в прихожую ввалилось человек пятнадцать. А с лестницы доносились новые голоса и шаги. Аннабел сказала, обращаясь к даме в черном:
— Муж, наверное, решил устроить мне сюрприз. Боюсь, что в доме ничего не найдется, нам ведь и мебель-то еще не привезли, только самое необходимое для меня и ребенка.
Гости снимали пальто и пуловеры и сваливали их в углу прихожей. Приняв рассеянно-непринужденный вид, Аннабел собралась было захлопнуть дверь, но женщина в черном сказала:
— Нет, постойте... Сейчас подойдут остальные... Там, в машине, у нас спиртное — они все принесут.
Увидев, что кое-кто из пришедших снял пальто и направляется к распахнутым дверям гостиной, Аннабел метнулась им наперерез:
— Тише, прошу вас... не разбудите ребенка. Он уснул.
На улице уже смеркалось. Аннабел включила настольную лампу.
Малыш проснулся, но не испугался. Он взглянул на мать, курлыкнул и уставился на расписной потолок, где парили голубые, розовые, золотые колесницы, лошади, ангелы. Некоторые из гостей окружили подушку и шумно выражали свой восторг: наклонялись, чтобы рассмотреть его получше, спрашивали, сколько ему месяцев, как зовут. Остальные, ожидая, когда начнется веселье, замерли как истуканы у окна, а часть разбрелась по квартире. Подняв с пола запеленатого ребенка и подушку, Аннабел отправилась в боковую спаленку, где временно устроила себе ночлег, и по дороге слышала, как колют лед на кухне, а в прихожей звучат все новые и новые голоса.
