Бертрам Глас - История розги (Том 2-3)
Мы не будем перечислять всех последующих истязаний, которым Метелиус подвергал обеих женщин. Его звезда на политическом небосклоне блистала все ярче и ярче. Он был выбран на очень важную должность. В восторге от своей победы, он подверг Юлию и Цесилию ужасному наказанию плетьми, - причем в этот раз разрешил сечь до крови. Калиста же добилась права наказывать их не только розгами, но и плетью.
ИСТОРИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ О НАКАЗАНИИ ЖЕНЩИН
Трудно теперь воссоздать в воображении облик Парижа в средние века. Со своими домиками, похожими скорее на голубятни, маленькими лавчонками в подвалах, железными барьерами на улицах, отделявшими школьный квартал, готическими окнами Парижского собора Богоматери и набережными Сены, почти ежедневно заливаемыми водой, Париж представлял любопытное зрелище.
В грязных переулочках, которые были, однако, главными артериями города, с самого раннего утра и до поздней ночи постоянно толпилась масса праздношатающихся. Это была забавная, веселая, шумная, настоящая французская толпа.
Ежеминутно сцены менялись. Вот подьячие столпились около клиента, и каждый старается затащить его к себе под смех окружающих их зубоскалов. Далее из-под ворот одного дома выскочил толстяк и с палкой в руках гоняется за стаей гогочущих и удирающих от него школьников.
Наемные солдаты, от которых на целую версту несет водкой, строят куры служанкам со здоровенными ручищами...
Это - Париж в царствование доброго короля Франсуа Первого.
Праздношатающиеся ищут даровых зрелищ, в которых нет недостатка.
В то время частенько можно было видеть уличных мальчишек, бегущих к уличному перекрестку, за ними мчались сломя голову мужчины и женщины, толкая друг друга, награждая бранью; все спешили, теснились, поднимались на цыпочки, чтобы лучше видеть.
Вдали одной из улиц слышался шум, мало-помалу приближавшийся... Достигнув маленькой площади, мальчишки разражались громким хохотом. Все они жестикулировали, кричали, свистали.
За этими нарушителями тишины и спокойствия показывался осел, меланхолически тащивший деревянную тележку.
Осла вел под уздцы один из помощников парижского палача; отряд городовых окружал экипаж и старался оттеснить от него наседавшую толпу.
Со всех сторон из толпы неслись смех, крики, свист...
- У, У, У!
Осел подвигался медленно, тележка качалась во все стороны. Наконец все могли видеть интересовавший предмет.
Это была совсем еще молодая женщина со связанными руками, привязанная к тележке.
Одетая в рубашку, из которой выглядывали ее груди, и скверную юбку, с распущенными волосами, вся задыхающаяся, она безумными глазами смотрела на толпу, подобно бедному загнанному зверьку.
Наконец кортеж останавливался среди маленькой площади, и судебный пристав деревянным голосом прочитывал, что "женщина, признанная виновной в нарушении полицейского запрещения проституткам входить в школьный квартал, была по указу короля приговорена к публичному наказанию розгами на всех площадях того квартала, где она проживала".
Пристав складывал, по прочтении, приговор. Помощник палача передавал поводья одному из городовых, а сам подходил к несчастной, которая с безумным взором старалась освободить руки и прижималась спиной к тележке.
Но это продолжалось недолго, палач грубо поворачивал ее и, надавливая ей рукой на шею, заставлял ее нагнуться и подставить спину для наказания.
Одновременно другой рукой он поднимал у нее юбку вместе с рубашкой.
Среди толпы раздавался гомерический смех; свист оглушал преступницу, и без того обезумевшую.
По обнаженным перед глазами толпы ягодицам палач начинал сечь розгами. Удары наносились страшно сильно, но медленно; розги рассекали полушария крупа, напрасно силившегося уклониться от них.
Дав двенадцать ударов, после которых круп и юбка покрывались кровью, палач опускал юбку с сорочкой, и несчастная вновь продолжала свою печальную прогулку до следующей площади, где ее снова секли с тем же церемониалом.
Иногда женщину сажали верхом на осла, повернув лицом к заду животного.
Она совершала триумфальную прогулку, которая прерывалась каждые четверть часа вышеописанной церемонией. Ей поднимали сорочку и по обнаженному заду секли розгами.
Обыкновенно только проституток подвергали такому наказанию.
В их ремесле трудно избежать, чтобы не нарушить какое-нибудь полицейское запрещение, а потому не проходило недели, чтобы та или другая из них не подвергалась такому позорному наказанию розгами.
Но такое унизительное наказание выпадало только на долю проституток низшего разряда. Дамы полусвета всегда умели подкупать полицию, и не было примера, чтобы какая-либо из них была публично наказана розгами.
Однако если в те времена публичное телесное наказание составляло привилегию проституток низшего разряда, то келейному наказанию розгами или плеткой подвергали положительно всех женщин, начиная от дам из буржуазии и кончая самой знатной дамой; все зависело от каприза короля.
Особенно наказывали часто розгами или плетью женщин, обвиняемых в колдовстве.
Так, современный хроникер Жан де Клай рассказывает, как одна молодая девушка - Анна Курсель - была заподозрена в колдовстве, в котором, впрочем, она не признавала себя виновной. Тогда судьи постановили, пишет в своей хронике Клай, "подвергнуть девицу Анну Курсель наказанию розгами по усмотрению епископа через палача, с единственною целью вынудить ее сознаться в гнусном сношении с Антихристом... Палач взял Курсель, которая ревела и брыкалась, как бесноватая, раздел, как раздевают провинившихся школьниц учительницы. Он сек бедную девушку по обнаженным ягодицам так сильно, что она вся корчилась от боли, но все-таки не сознавалась в своей вине. Епископ велел прекратить наказание бедной девушки, найдя обвинение не вполне доказанным, если она, несмотря на жестокое наказание розгами, продолжает уверять в своей невинности".
Мы не можем удержаться, чтобы не привести рассказ Берольда де Вервиля про существовавший в те времена обычай среди венецианских дам выражать свой любовный восторг испусканием духов, которые являются, обыкновенно, последствием спокойного пищеварения.
Он рассказывает, как одна из знаменитых куртизанок Венеции, красавица Империя, как ее все величали, когда солдаты Людовика XII наводнили Италию, привела к себе одного французского дворянина, прельстившегося ее красотой. Влюбленные вскоре удалились под сень алькова. Во время общих восторгов Империя не захотела отступить от существовавшего среди венецианских куртизанок обычая, который заключался в том, что они между щеками ягодиц помещали капсулу, наполненную какими-либо духами. Капсулы были со всевозможными духами.
В подходящий момент женщина раздавливала капсулу, отчего получался звук, и по комнате распространялся приятный запах. Француз не знал об этом обычае, а потому, когда раздался звук, то он приписал его невежливости дамы, и собирался ее слегка пожурить, когда распространившийся над кроватью запах приятно защекотал его обоняние.
Пораженный этим, он задал вопрос кокетке, которая, манерничая, объяснила ему, что все это очень натурально.
"Я знаю, - возразил дворянин, - что мои соотечественницы издают подобный же звук, но запах вместо того, чтобы быть приятным, до невозможности отвратителен".
Империя тогда разъяснила ему, что эта особенность венецианских дам происходит от того, что они употребляют чрезвычайно ароматичную пищу, и так же как травы пропитываются ароматом духов, так и пищеварительные выдыхания итальянских дам проникаются ароматом их тонких кушаний.
Они продолжали еще развлекаться; красавица Империя каждый раз испускала какой-нибудь новый нежный запах, который приятно ласкал обоняние дворянина.
Но затем произошло, что молодая женщина, двигаясь, забылась и испустила уже естественный звук.
Дворянин, думая поймать в этот раз какую-нибудь еще более редкую эссенцию, поспешно сунул голову под простыню и почувствовал вполне натуральный запах, вовсе не напоминавший предыдущие духи.
"Ах! - сударыня, что же это вы сделали?"
Прелестная венецианка, заливаясь от смеха, отвечала: "Это простая любезность с моей стороны, - я хотела напомнить вам ваших соотечественниц!"
Известно, что госпожа Ментенон, раньше, чем попасть в фаворитки короля, была учительницей и довольно часто и строго наказывала детей розгами.
Мы уже в первом томе сказали, что в те времена во всех мужских и женских училищах и даже в университете наказывали розгами или плетью учеников до двадцатилетнего возраста, а учениц до пятнадцатилетнего.
Известно, что очаровательная Элоиза, кроткая и послушная, имела попечителем старого монаха, который задумал дать ей выходящее из ряда вон образование и пригласил для этого знаменитого молодого философа Абеляра.
