Джон Голсуорси - Вилла Рубейн
Грета, дергая Скрафа за уши, поглядывала на разговаривавших снизу вверх; когда разговор кончался, она всегда встряхивала головой. Но если на сеанс никто не являлся, то порой завязывался очень серьезный, оживленный разговор, а иногда подолгу царило молчание.
Однажды Кристиан сказала:
- Какого вы вероисповедания?
Гарц положил на холст мазок и только потом ответил:
- Католического, наверно; меня крестили в католической церкви.
- Я не об этом. Вы верите в загробную жизнь?
- Кристиан, - прошептала Грета, сплетавшая травинки, - всегда спрашивает, что люди думают о загробной жизни. Это так забавно!
- Как вам оказать? - ответил Гарц. - Я никогда не думал об этом, времени не было.
- Как же вы можете не думать? - опросила Кристиан. - А я думаю... Ужасно представить себе, что после смерти от нас ничего не останется.
Она закрыла книгу, и та соскользнула с ее колен. Кристиан продолжала:
- Загробная жизнь должна быть, мы ведь так несовершенны. Что за польза, например, от вашей работы? Стоит ли совершенствоваться, если всему придет конец?
- Не знаю, - ответил Гарц. - Это меня не трогает. Я знаю одно: мне надо работать.
- Но почему?
- Для счастья... настоящее счастье в борьбе... остальное - ничто. Вот заканчиваешь вещь... разве когда-нибудь удовлетворяешься этим? Сейчас же начинаешь думать о новой. Безделье гнетет!
Кристиан закинула руки за голову. Солнечный луч, пробившись сквозь листву, трепетал у нее на платье.
- Вот оно! Оставайтесь в этой позе! - воскликнул Гарц.
Взгляд ее задержался на лице Гарца, она покачивала ногой.
- Вы работаете, потому что не можете не работать, но это не объяснение. Что вас побуждает работать? Я хочу знать: что кроется за этим? Когда мы с тетей Констанс путешествовали позапрошлой зимой, мы часто разговаривали... я слышала, как она спорила со своими друзьями. Она говорит, что мы движемся по кругам, пока не достигаем Нирваны. Но прошлой зимой я почувствовала, что не могу разговаривать с ней; мне стало казаться, что в действительности за ее словами ничего не кроется. Я начала читать... Канта и Гегеля...
- Эх! - перебил ее Гарц. - Если бы они могли научить меня лучше рисовать или подмечать новые оттенки в цветке или выражения лиц, я бы их всех прочел.
Кристиан подалась вперед.
- По-видимому, вы поступаете правильно, стремясь познать истину, и каждый шаг на этом пути очень важен. Вы верите в истину, а истина и красота - это одно и то же (именно это вы и хотели сказать), стараясь писать правдиво, вы всегда видите красоту. Но как мы можем распознать истину, если мы не знаем, в чем ее сущность?
- Мне кажется, - вполголоса сказала Грета, - что ты понимаешь это так... а он по-другому... потому что... вас же двое, а не один человек.
- Конечно! - нетерпеливо сказала Кристиан. - Но почему...
Услышав какое-то хмыканье, она замолчала. Держа "Таймс" в одной руке, а огромную пеньковую трубку - в другой, от дома шел Николас Трефри.
- Ага! - оказал он Гарцу. - Как подвигается картина?
И опустился в кресло.
- Вам сегодня лучше, дядя? - приветливо опросила Кристиан.
- Проклятые обманщики, эти доктора! - проворчал мистер Трефри. - Твой отец на них молился. И что же получилось? Собственный врач залечил его до смерти... заставлял пить бочками всякую отраву!
- Почему же тогда у вас есть собственный врач, дядя Ник? - спросила Грета.
Мистер Трефри взглянул на нее, в глазах у него появились насмешливые искорки.
- Не знаю, моя девочка. Стоит только раз к ним обратиться, и уже от них не отделаешься!
Весь день дул легкий ветерок, но теперь он затих; не дрожал ни один листочек, не шевелилась ни одна травинка; из дома доносились какие-то тихие звуки, слоено там играли на свирели. По дорожке прыгал дрозд.
- Дядя Ник, а когда вы были мальчиком, вы разоряли птичьи гнезда? шепнула Грета.
- А как же, Грета!
Дрозд ускакал в кусты.
- Вы вспугнули его, дядя Ник! Папа говорит, что в замке Кениг, где он жил, когда был мальчиком, он всегда разорял галочьи гнезда.
- Вздор, Грета! Твоему отцу никогда не добраться до галочьего гнезда, у него слишком толстые ноги!
- Вы любите птиц, дядя Ник?
- Как тебе сказать, Грета? Люблю, наверно.
- Тогда почему же вы разоряли птичьи гнезда? Я считаю, что это жестоко.
Мистер Трефри кашлянул, прикрывшись газетой.
- Я и сам не знаю, Грета, - заметил он.
Гарц стал собирать кисти.
- Благодарю вас, - сказал он. - На сегодня все.
- Разрешите взглянуть? - попросил мистер Трефри.
- Конечно.
Дядя Ник медленно поднялся с кресла и встал перед картиной.
- Когда она будет готова для продажи, - сказал он наконец, - я куплю ее.
Гарц поклонился, но почему-то ему стало неприятно, словно ему предложили расстаться с чем-то дорогим его сердцу.
- Благодарю вас, - сказал он.
Раздался удар гонга.
- Вы не останетесь перекусить с нами? - спросил мистер Трефри. - Доктор остается.
Сложив газету, он направился к дому, опираясь на плечо Греты. Впереди бежал терьер. Гарц и Кристиан остались одни. Он скреб палитру, а она сидела, опершись локтями о колени; между ними солнечный луч вызолотил дорожку. Уже наступил вечер, от нагревшихся за день кустов и цветов плыли волны аромата; птицы затянули, свою вечернюю песню.
- Вы не устали позировать для своего портрета, фрейлейн Кристиан?
Кристиан покачала головой.
- Мне хочется вложить в картину то, что не всякий увидит сразу... то, что там, внутри... то, что будет жить вечно.
- Это звучит смело, - медленно произнесла Кристиан. - Вы были правы, когда говорили, что счастье в борьбе... но это для вас, а не для меня. Я трусиха. Я не люблю причинять людям страдания. Мне хочется нравиться им. Если бы вам пришлось ради своей работы сделать что-то такое, что навлекло бы на вас ненависть людей, вы бы все равно не остановились; и это хорошо... но я на это не способна. И в том... в том-то все и дело. Вам нравится дядя Ник?
Молодой художник посмотрел на дом, где на веранде еще был виден старый Николас Трефри, и улыбнулся.
- Будь я самым замечательным художником в мире, боюсь, что он не дал бы за меня и ломаного гроша; но если бы я мог показать ему пачку чеков на крупные суммы, полученные за мои картины, пусть даже самые плохие, он проникся бы ко мне уважением.
Она улыбнулась и сказала:
- Я люблю его.
- В таком случае он мне понравится, - просто ответил Гарц.
Она протянула руку, и пальцы их встретились.
- Мы опоздаем, - сказала она, покраснев, и подхватила книгу. - Я всегда опаздываю!
VII
За обедом был еще один гость, выхоленный господин в платье военного покроя, с бледным одутловатым лицом, темными глазами и поредевшими на висках волосами. Он производил впечатление человека, любящего покой, но выбитого из колеи. Герр Пауль представил его как графа Марио Сарелли.
Две висячие лампы с темно-красными абажурами заливали розовым светом стол, в центре которого стояла серебряная корзинка с ирисами.
В наступающих сумерках сад за открытыми окнами представлялся огромным пучком черных листьев. Вокруг ламп порхали ночные бабочки; следившая за ними Грета издавала явственно слышные вздохи облегчения, если им удавалось спастись от огня. Обе сестры были в белом, и Гарц, сидевший напротив Кристиан, не отрываясь, глядел на нее и удивлялся, почему он не написал ее в этом платье.
Миссис Диси владела искусством хлебосольства; обед, заказанный герром Паулем, был превосходен; слуги бесшумны, словно тени; за столом не прекращался гул разговоров.
Сарелли, сидевший справа от миссис Диси, казалось, ничего не ел, кроме маслин, которые он макал в стакан с хересом. Он молча переводил взгляд черных, сериезных глаз с одного лица на другое и время от времени спрашивал значение непонятных ему английских слов. После разговора о современном Риме поднялся спор, можно ли распознать преступника по выражению лица.
- Для сильной личности, - говорила миссис Диси, проводя рукой по лбу, преступление проходит бесследно.
- Что вы! Большое преступление... убийство, например... все равно скажется, - запинаясь, сказала довольно густо покрасневшая мисс Нейлор.
- Если бы это было так, - заметил Дони, - то достаточно было бы внимательно присматриваться к окружающим... и не надо никаких сыщиков.
- Я не могу представить себе, чтобы подобные дела не оставляли и следа на человеческом лице! - строго возразила ему мисс Нейлор.
- Есть вещи похуже, чем убийство, - резко сказал Гарц.
- О-о! Par exemple? {О! Например? (франц.).} - спросил Сарелли.
За столом насторожились.
- Очень хорошо! - воскликнул герр Пауль. - A vot'sante, cher {За ваше здоровье, милый, (франц.).}.
Мисс Нейлор вздрогнула, словно ей за шиворот бросили холодную монетку, а миссис Диси, обернувшись к Гарцу, улыбалась так, как улыбаются, заставив служить домашнюю собачонку.
Только Кристиан, не шевелясь, задумчиво глядела на Гарца.
- Однажды я видел, как судили человека за убийство, - сказал он, - за убийство из мести; я наблюдал за судьей и все время думал: "Уж лучше быть убийцей, чем таким, как ты; в жизни не видел более мерзкого лица; ты червь; ты не преступник только потому, что ты трус".
