Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант
...Он восседал за массивным столом в огромном, вычурно и безвкусно обставленном кабинете. Ефим, как им было задумано, чеканя строевой шаг, приближался к стоящему в глубине кабинета столу. Не дойдя метра два он остановился, вытянул руки по швам, четко произнес:
- Товарищ генерал-майор! Бывший сержант советской армии Сегал прибыл к вам на прием. Разрешите обратиться!
Это не укладывалось в привычный, издавна отработанный ритуал приема. Мошкаров несколько растерялся, выкатил на Ефима мутноватые, почти бесцветные глаза, наморщил низкий лоб, с трудом оторвал увесистый зад от кресла, буркнул:
- Вольно, вольно... можно, обращайтесь, садитесь.
Ефим развеселился. Еле сдерживая смех, он, не садясь, протянул генералу «рапорт». Мошкаров грузно вернул свое седалище в кресло, вооружился большими роговыми очками, приступил к чтению. С напряженным вниманием следил Ефим за выражением его лица. Он сразу заметил перемену: сквозь жирную желтизну мясистых щек проступил румянец, губы искривились, брови сомкнулись. Мошкаров отложил в сторону «рапорт», глянул в окно, бросил недобрый взгляд на Сегала, молчал. Ефим продолжал стоять и, как полагал, читать мысли Мошкарова. В генерале, догадывался он, борются сейчас по крайней мере два противоположных желания. Узнав из «рапорта», кто есть на самом деле сей сержант, генералу захотелось с маху отрезать: «Нет у нас свободных комнат!», ляпнуть резолюцию: «Отказать». Но с другой стороны, как и рассчитывал Ефим, его строевой шаг, форма обращения, наконец, надетая на нем видавшая виды старая военная гимнастерка, на которой поблескивали боевые награды, не позволяли генералу по-мошкаровски грубо, напрямик, огреть Сегала всевластным кнутом.
- Так вы и есть тот самый Сегал, работник нашей многотиражки? - спросил он ледяным тоном. Придирчиво, изучающе ощупывал глазами стоящего перед ним. - Любопытно... Да вы присядьте...
Ефим сел на ближайший стул.
- Пишешь ты, Сегал, хлестко, - перешел на «ты» Мошкаров, - даже чересчур хлестко, я бы сказал. Но не в том дело. Просьба твоя, сам понимаешь, не простая. Жилья свободного у нас нет. - Мошкаров помолчал, достал из кармана платок, сплюнул в него, убрал платок. - Но, принимая во внимание твои фронтовые заслуги перед нашей великой советской Родиной, попытаюсь кое-что для тебя сделать. - Он размашисто красным карандашом написал на «рапорте» резолюцию: «Тов. Козырю. Подыщите молодой семье Сегалов жилье. Генерал-директор С. Мошкаров». Протянул «рапорт» Ефиму. - Запомни, советский генерал заботится о своих подчиненных. Ступай.
Пока Ефим был на приеме, Надя, прогуливаясь по тротуару возле заводоуправления, нетерпеливо поглядывала на двери, из которых должен был появиться Ефим. Он вышел смеющийся, с виду веселый, а в глазах - затаенное неудовольствие, которое не хотел скрыть.
- Ну, как? - спросила она взволнованно.
- Отлично! - он протянул ей «рапорт». Она быстро прочла резолюцию. - Что же ты, Надюша, не пляшешь? Победа!
Она посмотрела с сомнением.
- Ой ли? Ты уверен?
- Не уверен. До полной победы далеко. «Их превосходительство» отфутболили меня к Савве Козырю, а тот, мой «мил-дружок», переправит меня к Пенькову.
Надя грустно улыбнулась.
- Не горюй, Наденька, зацепка все же есть. Считай, что фарс с переодеванием удался.
- А дальше?
- Дальше? Переоденусь и сейчас же к Козырю. Надежды мало, но и времени терять нельзя.
Козырь встретил Ефима, как друга старого.
- Товарищ Сегал, садитесь, пожалуйста, что хорошего скажете? - слова Козырь говорил ласковые, приятные, а в тоне его хрипловатого баска Ефим уловил скрытую враждебность и настороженность. Белесые глазки обдавали холодком. - Садитесь же, слушаю вас.
Ефим положил перед Козырем «рапорт» с резолюцией Мошкарова. Козырь, не торопясь, основательно ознакомился с его содержанием, повернул листок наискось, прочел резолюцию. Привстал, торжественно «поздравил с вступлением в брак»:
- Желаю счастья!
- Благодарю, - сдержанно ответил Ефим. Чего желает ему Савва на самом деле, он знал.
Наступила пауза. Поджав толстые сластолюбивые губы, Козырь, видимо, что-то примерял в уме.
- Стало быть, - он сощурился, - вы, Ефим Моисеевич, как молодожен, нуждаетесь в жилье, нуждаетесь... - На его лице промелькнуло злорадство: добыча сама лезла в рот. - Находитесь с вашей юной супругой, так сказать, между небом и землей.
Ефим молчал.
- Ах, Семен Михайлович, Семен Михайлович! - страдальчески покачал круглой головой Савва. - Легко ему резолюции писать. Будто не знает сколько... Тыща! Вот сколько у меня стоит на очереди народу. Где же мне подыскать вам комнату, товарищ Сегал? Где?.. Нету! Нетути! - он картинно развел бостоновые рукава пиджака, из которых торчали розовые кисти его рук. - Нетути, хоть зарежьте!
Иного Ефим и не ожидал, потому сердце его не упало.
- «Нетути», - передразнил он Козыря, - «хоть зарежьте, нетути...»
У Козыря округлились глаза.
- Нетути, - повторил Ефим, - для работника редакции, инвалида Отечественной войны и для его мобилизованной на завод жены. А для вашей девицы Вали Маслен-киной «есть тути»?
Козырь оцепенел от неожиданности, быстро заморгал глазками, лицо его стало пунцовым, губы задрожали, он вобрал круглую головку в покатые плечи, съежился,
- Как вы смеете так разговаривать с ответработником?! -выкрикнул фальцетом, неуверенно, буцто взвешивая: отступить или наступать? И вдруг истерично взвизгнул: - Вон из моего кабинета, нахал!
- Что-о?.. Что? - тихо, но грозно зарычал Ефим, приподнимаясь со стула, чувствуя, как коварный раскаленный уголек подступает к самому горлу. - Вы кого гоните из кабинета?! Кого! Кого, я спрашиваю?! - в бешенстве заорал он на Савву.
Козырь разом струсил, обмяк, поспешно откинулся на высокую спинку кресла, забегал глазками, забормотал:
- Успокойтесь, товарищ Сегал, поговорили, погорячились... Хватит. Давайте не будем друг дружке нервы трепать, - сказал заискивающе, фальшиво. - Понимаю вас, сочувствую... Не верите? Зря!.. В общем, решим так: я распоряжусь, поставим вас на очередь, на учет. При первой возможности устроим комнату. Даю вам слово!
- А когда она будет, ваша «первая возможность»? Через год? Через два?
- Ну, зачем «через год, через два»... Зайдите ко мне недельки через две, самое позднее через месяц. Потерпите с вашей молодой.
«Хитрит, сволочь, - решил Ефим, - хочет откупиться посул ой, лишь бы я поскорее убрался...» Он еще минуту недоверчиво глядел в бегающие Саввины глаза, потом вышел.
- Что с тобой? - с тревогой спросила Надя, когда Ефим вернулся в редакцию. - Подрался ты, что ли, с Козырем?
- Надо бы дать ему... Руки пачкать не хочется. Пообещал через месяц дать нам комнату. Врет, конечно, чтобы я отвязался.
Зазвонил телефон. Ефим снял трубку.
- Сегал слушает... Хорошо, сейчас... - Он не сразу положил трубку на рычажок. - Не понимаю, зовет Козырь. Ты не догадываешься, зачем?
Надя пожала плечами.
- Маленькая формальность, Ефим Моисеевич, - вкрадчиво-плутовато сказал Козырь. — Да садитесь, пожалуйста, садитесь!.. Маленькая формальность... У вас имеется свидетельство о браке с Надеждой Воронцовой? Или вы с ней?..
Кровь бросилась в лицо Ефиму.
- Мы с Воронцовой - муж и жена. Разве этого недостаточно? - его голос против воли звучал вызывающе.
- Никто не сомневается... Но, как я понимаю, - Козырь сальненько заулыбался, - де факт. Дело, конечно, ваше. Но нам нужен де юр, то ись, документик, то ись, обоснование. Ежели вы свой брак не зарегистрировали, распишитесь в ЗАГСе по закону, представьте нам соответствующий документик. И тогда, на полном основании, по закону...
- Вы получите этот документик, - перебил его Ефим.
- Что за радетель наш товарищ Козырь, - смеясь, говорила Надя, наглаживая тяжелым чугунным утюгом свое платье, готовясь к торжественному акту бракосочетания. - Погнал-таки нас в ЗАГС. А то, глядишь, так и остались бы мы вольноопределяющимися попутчиками до какого-нибудь нового «козыря». - Покончив с платьем, она с таким же старанием отутюжила Ефимов костюм.
Ефим тем временем начищал до блеска свои потрескавшиеся штиблеты и кувалдистые Надины туфли. Свадебный гардероб был приведен общими усилиями новобрачных в образцовое состояние.
Через час муж и жена, они же - жених и невеста, отправились в районный ЗАГС, чтобы штампами в паспортах и гербовой печатью на соответствующем свидетельстве с скрепить «де факт» — «де юр». За сей акт полагалось уплатить двадцать пять рублей, кои молодожены не без ощутимого ущерба урвали из семейного бюджета.
Они вошли в одноэтажное здание, в котором размещалось несколько районных учреждений. На одной из потрескавшихся, давно не крашенных дверей, возле грязного лестничного марша была прибита жестяная пластинка, на которой желтыми косыми литерами сообщалось: «Регистрация умерших с 10 до 11 часов. Регистрация новорожденных с 11 часов 30 минут до 12 часов 30 минут. Бракосочетания и разводы - с 14 до 18 часов».
