Эдвард Бульвер-Литтон - Король англосаксов
Королю Гардраде также привиделся страшный сон: он будто видел убитого брата своего, Олая, который пропел ему:
И я, как ты, в момент паденьяБыл полон бодрых, свежих сил,Я жаждал битвы упоеньяИ так же мало жизнь ценил!Белый саван смиряетГордость наших сердец,Мы еще у начала,А нас ждет уж конец.Земли и неба было малоДля взмаха наших гордых крыл,Но, чему мира не хватало,То тесный гроб в себя вместил!Страшна, душна, тесна могила,Но, принимая дань времен,Она сокроет, как уж скрылаЛегионы родов всех племен.
Но Гарольд Гардрада был человек не робкого десятка и плыл далее, не обращая внимания на зловещие сны. Около Оркнейских островов к нему присоединился Тостиг, и вскоре грозный флот пристал к английским берегам. Войско высадилось в Кливленде. Береговые жители или бежали или покорялись безропотно при одном виде грозных пришельцев. Захватив богатую добычу, флот поплыл в Скарборо, где встретил, однако, мужественный отпор со стороны граждан. Это не обескуражило ратников Гардрады и Тостига. Они взобрались на гору, находившуюся возле стен города, развели громадный костер и стали кидать горящие сучья на крыши домов. Огонь распространился со страшной быстротой, уничтожая строения одно за другим. Пользуясь общим смятеньем, пришельцы ворвались в город и, после непродолжительной, но кровопролитной битвы, принудили его к сдаче.
Затем неприятель поплыв вверх по Гомберу и Оузу и высадился вблизи Йорка, но был встречен здесь войском Моркара нортумбрийского.
Тут Гардрада развернул свое знамя, которое называлось ланд-эйдан, то есть опустошителем земли, и с песней повел свои полки в дело.
Страшен и кровопролитен был этот бой, но непродолжителен: английское войско было разбито наголову и искало спасения за стенами Йорка, а Опустошитель земли был водружен с торжеством под стенами города. Изгнанный вождь, как бы он ни был зол и ненавидим, сохранит всегда несколько друзей в среде различных негодяев, а успех всегда действует опьяняющим образом на головы трусов. Поэтому нельзя удивляться, что множество нортумбрийцев склонилось на сторону Тостига. В самом гарнизоне города поднялись раздор и бунт. Сознавая полную невозможность удержать в повиновении жителей, граф Моркар счел за лучшее удалиться с теми, кто остался верен королю и родине, и – Йорк отворил ворота победоносному изменнику.
Получив известие о нашествии врага на север королевства, Гарольд двинул туда все войска, расставленные на южном берегу для отражения Вильгельма норманнского. Это было уже в сентябре, и уже прошло восемь месяцев после того, как норманн объявил свою дерзкую угрозу. Осмелится ли он еще явиться? Во всяком случае, придет он или нет, этот враг еще впереди, а другой проникает уже в сердце королевства.
Сдача Йорка вызвала страх и уныние во всей окрестной стране. Гардрада и Тостиг были веселы и спокойны. «Много пройдет времени, – думали оба, прежде чем Гарольд успеет прийти с юга на север».
Скандинавский лагерь стоял у Стенфордского моста, и наступил день, в который завоеватель решился вступить с торжеством в покоренный Йорк. Корабли его стояли на реке, по другую сторону города, и значительная часть войска находилась на кораблях. День был очень жаркий. Ратники короля норвежского, сбросив с себя тяжелые доспехи, веселились, рассуждая о богатой добыче, готовившейся им в городе, смеялись над храбростью англосаксонцев и упивались заранее красотой саксонских девушек, которых не умели защитить отцы и братья. Вдруг между ними и городом поднялась густая пыль. Выше и выше клубилась она, катилась ближе и ближе, и сквозь пыль заблестели щиты и дротики.
– Что это за рать идет к нам? – произнес с удивлением король норвежский.
– Вероятно, из города, в который мы хотим вступить победителями, ответил равнодушно Тостиг. – Это, должно быть, нортумбрийцы, бросившие Моркара, чтобы присоединиться ко мне.
Между тем неизвестная рать придвигалась все ближе и ближе. Ярче и ярче сверкало оружие ее воинов.
– Вперед Опустошителя земли! – воскликнул удалой Гардрада. – К оружию! Стройся!
И тотчас же приказал трем молодым ратникам спешить к кораблям и привести их к нему на помощь, потому что сквозь пыль виднелось уж явственно, среди сверкающих дротиков, знамя короля английского.
Оба войска стали поспешно строиться друг против друга. Гардрада построил свою рать в круг. Сначала она образовала длинную, но не глубокую линию, крылья которой огибались в виде дуги до тех пор, пока не сомкнулись щитами. Находившиеся в первом ряду уставили древки своих дротиков в землю, наклонив их вперед, так что острие было на высоте груди всадника. Второй же ряд держал их еще наклоненное, острием не выше груди лошади, образуя таким образом двойную рогатку против натиска конницы. В середине круга был помещен Опустошитель земли, окруженный стеной щитов. А за этой стеной было обычное место короля и его телохранителей при открытии битвы. Тостиг стоял впереди с нортумбрийской хоругвью и со своей отборной дружиной.
Между тем как Гардрада приготовлялся к битве описанным образом, английский король тоже не терял времени и построил свое войско более верным образом, который он перенял и усовершенствовал из обычной военной тактики датчан. Его строй, до сих пор непобедимый под его начальством, имел вид треугольника, так что в атаке на неприятеля он представлял оружию неприятеля наименьшую поверхность, а при отражении все три линии обращались лицом к нападающему. Король Гарольд окинул взором смыкающиеся ряды ратников и, обратившись к ехавшему подле него Гурту, сказал голосом, дрожавшим от волнения.
– Не будь там одного человека, с какой радостью устремились бы мы на коршунов севера!
– Ты прав, – ответил Гурт с грустью. – Я также о нем думал и чувствую, что эта тяжелая мысль ослабляет мое мужество.
Король задумался и опустил забрало своего шлема.
– Таны, – обратился он вдруг к десяткам двум всадников, окружавшим его. – За мной!
И, пришпорив коня, он поскакал прямо к той части неприятельского войска, где над дротиками развевалась хоругвь графа Тостига. Таны последовали за ним в безмолвном удивлении. Подъехав к грозному строю, к самой хоругви Тостига, король остановился и произнес:
– Находится ли Тостиг, сын Годвина и Гиты, при хоругви нортумбрийского графства?
С поднятым забралом, в норвежской бурке, небрежно наброшенной поверх блестящих доспехов, выехал граф Тостиг на этот голос и приблизился к брату.
– Что тебе надо, надменный враг? – спросил он. Король помолчал. Потом сказал протяжно-нежным голосом:
– Твой брат, король Гарольд, шлет тебе поклон. Допустим ли мы, чтобы родные братья, сыновья одной матери, вступили друг с другом в противозаконную борьбу и притом где же? На земле своих отцов?
– А что дает король Гарольд своему брату? – сказал Тостиг. Нортумбрию он уже отдал сыну врага своего дома.
Саксонец колебался. Но стоявший подле него всадник ответил поспешно за него:
– Если нортумбрийцы снова согласятся принять тебя, Нортумбрия будет принадлежать тебе. Моркару же король отдаст взамен эссекское графство. Если же нортумбрийцы отвергнут тебя, то ты получишь все уделы, которые Гарольд обещал дать Гурту.
– Согласен! – ответил Тостиг и стал, по-видимому, колебаться. Но непредвиденное обстоятельство испортило дело: король норвежский узнал о прибытии короля и выехал из рядов на прекрасном коне, в сияющем золотом шлеме и остановился на недалеком расстоянии от переговорщиков.
– А! – воскликнул Тостиг, обернувшись и увидев стлавшуюся на равнине огромную тень северного гиганта. – Если я приму это предложение, что даст Гарольд другу моему и союзнику королю Гардраде норвежскому?
При этих словах саксонский всадник поднял гордо голову и, смерив взглядом исполинский рост норвежца, сказал громким и отчетливым голосом:
– Ему будет дано семь футов земли на могилу или, так как он выше роста обыкновенного человека, на столько более, сколько потребуется на его труп.
– Если так, то отправляйся назад и передай Гарольду, чтобы он готовился к битве. Так как я не допущу, чтобы скальды и норвежские витязи осмелились говорить, что Тостиг заманил их короля себе на помощь, чтобы предать его потом врагу. Он пришел сюда вместе со мной, с целью добыть себе землю, как добывают ее храбрые витязи, или умереть, как они умирают.
Тут один всадник, казавшийся гораздо моложе других и более нежного телосложения, шепнул королю:
– Не трать более времени. Не то твои войска начнут подозревать измену.
– Братская любовь вырвана из моего сердца, Га-кон, – ответил король. И мое сердце опять забилось одной любовью к Англии.
