Джон Кольер - Сборник новелл На полпути в ад
- Романтика, - повторил он. - Не говорите мне о ней. Я из тех, кого называют трезвыми бизнесменами, но вы даже представить не можете, что сделал со мной этот старый Изумрудный остров! Какие романтические струны разбередил в моей душе... Ничего безнравственного, конечно. Надеюсь, вы поняли меня правильно.
- Миссис Раймер с вами? спросил я.
- Нет, сэр, - ответил он. - Увы, вынужден признаться, что никакой миссис Раймер в природе не существует. Не смейтесь, ибо я вовсе не сентиментален, далек от идеализма, но при моем роде занятий мужчина становится удивительно разборчивым, что касается, если можно так выразиться, изысканности женских форм. Иначе и быть не может. Моя специальность - предметы женского туалета: пояса, корсеты, бюстгальтеры. И вот женщина, хоть как-то близкая к совершенству, мне не встретилась... Вы меня понимаете.
- Ну, на Стретфине вам свою избранницу не найти, - заверил его я. - Но все равно, почему бы нам туда не съездить? Резиновые сапоги нам дадут, старина Дэнни поможет с лодкой. Дойл даст продуктов на дорогу.
- Блестящая мысль, - обрадовался он.
- Отлично! - воскликнул я. - Завтра с утра и отправимся, если погода не подведет.
Погода не подвела. Васильковая поверхность воды разгладилась, присмирела, будто это был не океан, а запруда у мельницы. Вскоре мы подтащили к воде скрипучую старую посудину и погребли к острову, ни мало ни много - три мили. Раймер был в восторге.
- Ведь я, - говорил он, - бизнесмен, живу, можно сказать, в другом измерении, а тут я - прямо "Человек Арана"! {Документальный фильм (1934) Роберта Флаэрти (США) о рыбаках на острове у берегов Ирландии. Классика мирового кино.} Ба! Только посмотрите на эти скалы! А какая игра цвета! А птицы!
Птицы парили в воздухе. Голубые небеса вовсю гомонили и хлопали крыльями.
- Это еще что, - поддразнивал я спутника. - На берегу не такое увидите.
- Минутку, - попросил Раймер, неподвижно застыв на песке. - Хочу послушать, что мне нашептывает этот забытый богом островок. Я всегда был далек от поэзии, но в жизни не испытывал того, что испытываю сейчас: сам воздух, романтические ощущения словно объединились и что-то хотят мне передать. Кстати, а этот остров случайно не продают?
- Не думаю, - ответил я. - И даже точно знаю, что не продают. ;Обидно, - посетовал он. - Ну да бог с ним. Просто возникло такое странное чувство. Вам никогда не казалось, что всю вашу жизнь вам чего-то не хватало? Хочешь куда-то вырваться, разорвать путы, что накрепко держат тебя... Трудно передать. Ну что ж, вперед.
Мы пошли сквозь заросли папоротника и колокольчиков, с обеих сторон лежали яйца крячек. Обогнули утесы и оказались на более плоской стороне острова. Пока добрались, вполне созрели для обеда.
Мы уже заканчивали трапезу, как вдруг Раймер, глядя куда-то мне за спину, смолк на полуслове и стал пристально во что-то всматриваться.
- Что такое? - спросил я и обернулся.
- Матерь Божия! - воскликнул он. - Что это за птицы такие? И что они делают?
- А-а, это джентльмен про островных голубков, - объяснил старый Дэнни. - Да, диковинные птахи, это уж точно.
- Еще как точно, - согласился я. За спиной у меня в воздухе летали пять голубей, довольно близко друг от друга, четыре носились по кругу, ныряли к земле и снова выныривали в поднебесье, пятый же парил в воздухе, чуть помахивая крыльями, скорее как ястреб, а не голубь, и все время оставался в середине.
- Сейчас объясню, в чем тут штука, - сказал Дэнни. - Там, за возвышением, была когда-то старая ферма, стены и по сей день не развалились. Слышал я, что жена фермера была большая голубятница, и такие у нее голубки были, и сякие, и белые, и трубастые, и с волосатыми лапками, и те, что перекидываются в воздухе. А теперь фермер с женой померли, дом опустел, никакого хозяйства на острове нет, вот домашние птахи и перемешались, и слились с дикими голубями, что жили в этих краях, и частенько производят на свет белых либо таких, что по-диковинному летают.
- Очень по-диковинному, - заметил я. Раймер схватил меня за руку.
- Не думайте, что я спятил, - предупредил он, - но... но... я знаю все размеры. Это по моей части. Я ее не вижу, но... точно знаю... среди этих птах - танцующая голубка.
- Танцующая голубка? - переспросил Дэнни. - Что это за штука такая - танцующая голубка?
Я рассказал ему о всемирной выставке и венчающем ее символе мира и свободы.
- Это надо же, - протянул Дэнни. - А ну-ка, ваша честь, запустите в нее камешком, что подле вашей руки. Пусть, эта бесстыжая подлетит повыше.
- Не смейте! - вскрикнул Раймер. - Неужели у вас нет ничего святого?
- Да, ваша правда, - согласился Дэнни. - Вдруг она - какая-нибудь ангелица небесная - упаси господи от греха!
- Тридцать четыре до доли дюйма! - воскликнул Раймер.
- Тридцать четыре? - повторил я. - Что тридцать четыре?
- Бедра, - объяснил он. - Тридцать четыре... двадцать пять... тридцать пять... Господи, само совершенство!
- Слушайте, - сказал я. - По-моему, вы перегрелись. Кроме голубей, тут никого нет.
- Посмотрите, как они летят, - показал он. - Корсеты и пояса - это моя стихия. Любой размер определю на глаз. Я был на всемирной выставке. Танцующую голубку я узнаю с одного взгляда, друг мой, даже если она и не танцует! А эта - вон какая танцовщица! Какая прелесть! Какая конфетка! Господи, да это же сама танцующая Венера! Смотрите, они улетают!
- Точно! - подтвердил Дэнни. - Да еще выстроились, будто правительственный самолет сопровождают.
- Извините, пожалуйста. - Раймер встрепенулся. - Я этого так оставить не могу. Чтобы эта прекрасная дама-невидимка вот так улетела из моей жизни ни за что.
С этими словами он подскочил и начал карабкаться за голубями, а те полетели еще быстрее. Застыв от удивления, мы увидели, как он споткнулся, упал, снова подхватился и со всех ног кинулся за улетающими птицами. Вскоре он исчез за маленьким кряжем.
- Когда-нибудь видали такое? - изумился Дэнни.
- Погоди, - остановил его я. - Он ведь может сорваться с утеса. Я побегу ему наперерез. А ты давай за ним, если он свернет в другую сторону.
Я поспешил к краю утеса, но Раймера нигде не было видно. Прождав довольно долго, я увидел, что снизу ко мне карабкается Дэнни.
- Лежит под скалой, бедняга, - сообщил он. - Совсем бездыханный, сердце еле бьется, а сам все бормочет свои цифры, будто святой отец молитву по четкам читает, да все что-то замеряет руками, будто рыбак какой, и плачет, как дитя малое. Что же это он, ваша честь, ума совсем лишился, или привиделось такое, чего и не представишь?
- Наверное, перегрелся на солнце, - предположил я. - Давай-ка отвезем его домой.
Осторожно ступая, мы спустились туда, где лежал Раймер. На него было жалко смотреть.
- Я все испортил, - сокрушался он. - Никакого подхода. Кинулся на нее как сумасшедший. Что она обо мне подумает!
- Поплыли домой, - сказал я.
В молчании мы погребли к большой земле. Когда вылезли на берег, он оглянулся на остров.
- Если бы она мне позволила! - В голосе его звучало неподдельное огорчение. - Хотя бы позволила объяснить!
- Идите к себе в номер, - сказал я, - и прилягте.
- Я и сам этого хочу, - признался он. - Ни на что другое сейчас не способен.
Он провел в номере весь день, и весь следующий, и следующий. На третий день я ненадолго отлучался. Вернувшись, спросил Дойла, все ли в порядке.
- Какой тут порядок, - сказал Дойл, - если он все причитает, как плакальщица над покойником. Я прислушался, стоя у основания лестницы.
- Ничего страшного, - успокоил я его, возвратившись. - Это он на свой манер песню перепевает: "Слиты воедино день и ночь". У этой песни хороший конец. Чувствую, он вот-вот очухается.
И правда, вскоре мы услышали на лестнице его шаги. Он был в превосходном расположении духа, словно вся скопившаяся за эти дни энергия вышла наружу.
- Боюсь, приятель, - заговорил он, - последние два-три дня я давил на вас мертвым грузом. Да, брат, подкосила она меня под корень, и это святая правда. Лежал как бревно, из головы все мысли прочь. Мистер Дойл, пожалуйста, отыщите мне побольше тростника или ивовой лозы, и пусть ваш Дэнни поможет мне построить маленькую западню, я уже придумал какую. Я заговорщицки подмигнул Дойлу, и он внимательно выслушал все просьбы Раймера.
- Поняли, что я задумал? - спросил меня Рай-мер. - Сделаю клетки двух типов, ловушки для птиц, какие мы делали на Среднем Западе, когда я был мальчишкой. В маленькую положу немного вареного зерна. Это для голубей. А большая ловушка будет для нее.
- А какая приманка? - поинтересовался я.
- Она ведь женщина, - пояснил он. - Божество, если угодно, но все-таки femme {Женщина (фр.).}. - С этими словами он вытащил из кармана кожаный футляр, открыл его, и нашим взорам предстали очень красивые маленькие часики, оправленные бриллиантами. - Купил в Париже, - скромно сообщил он. - Думал подарить одной молодой даме в Кливленде. Бедра, правда, у нее тридцать шесть. А здесь: тридцать четыре, двадцать пять, тридцать пять! Это и будет моя приманка. Она обязательно соблазнится. Как только она берет часики - тяну за веревочки, и все остальные голуби, черт их дери, оказываются в одной клетке, а она - в другой. Тут уж ей придется меня выслушать. Нет, нет, ничего безнравственного, вы не думайте. Я хочу предложить этой маленькой даме стать миссис Томас П. Раймер.
