Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант
Она смутилась, отняла руку.
Анфиса Павловна надула щеки, выкатила и без того выпуклые глаза, прыснула:
- Ой, умгешь со смеху, «весенняя, необыкновенная», — передразнила она. - Послушай-ка, что он несет, а как смотгит на тебя - с ума сойти можно, меня не стесняется. Бегегись, Наденька, слопает!..
Глупая трескотня машинистки разозлила Ефима. Он готов был оборвать ее, но взгляд Нади, устремленный на Пышкину, лукавый, вызывающий, погасил его пыл.
- Говорят, жених на двор - невесте не покор, - смеялась она, - а вообще-то, спасибо, поберегусь... - И повернувшись на одной ноге, вроде бы не к месту, воскликнула: - Ура! С сегодняшнего дня ухожу в учебный отпуск! - насмешливо добавила, глядя на Пышкину: - Буду готовиться к свадьбе!
Ефим обрадовался предстоящему отпуску Нади - значит, у нее будет больше свободного времени для встреч с ним.
- Пишите заявление, я как ответственный секретарь имею право его подписать, сделаю это с удовольствием.
- С удовольствием?! - с притворным возмущением переспросила Надя. - Надоела я вам? Ладно! Учтем, попомним!
Прощаясь с ней за дверью редакции, он, как бы невзначай, спросил:
- Вы будете очень заняты? Когда же мы встретимся? - С нетерпением, волнуясь, ждал ответа, вдруг скажет: «Недельки через две-три, после сдачи экзаменов».
Она несмело глянула на него, отвела глаза в сторону.
- Для вас это важно? - спросила серьезно, чуть насмешливо.
- Еще как! — выпалил Ефим.
- Если «еще как»... - она немножко подумала, - приходите послезавтра, часикам к семи, к главному входу в наш парк.
До назначенного свидания оставалось чуть больше пятидесяти часов. Вроде бы совсем немного, но для Ефима - целая вечность. Сам не зная почему, ждал он от предстоящей встречи чего-то решающего, главного для них обоих.
Откуда взялось такое предчувствие? Вероятно, из трижды загадочных глубин или высот, не доступных ни самому зоркому глазу, ни самому чуткому уху - ощутил шестым чувством. Что за шестое чувство? Где находится? - одному Богу известно.
Если рассуждать здраво, у Ефима были основания считать предстоящую встречу с Надей неким поворотным моментом в их отношениях. Да, он не сможет в должной лирико-драматической форме, коленопреклоненным, со слезами на глазах, сделать ей предложение. Но стать его женой он ее непременно попросит. Ответит ли она согласием? Не уверен. Ведь их немедленный брак - сумасшествие со всех сторон. В том Ефим отдавал себе полный отчет, а противиться овладевшему им чувству не мог.
А Надя? Не слепо влюбленная, слава Богу, не контуженая, не потерявшая способность трезво мыслить, она мгновенно осознает всю нелепость затеваемого им брака.
И все же он надеялся. Иначе не мог.
...Наконец-то наступил немыслимо далекий для Ефима день свидания. Был этот день таким же теплым, безветренным, голубым и солнцеобильным, как и тот, позавчерашний. Еле дождавшись шести часов, Ефим торопливо направился к месту встречи. Часы над главным входом в парк показывали половину седьмого. «Фу, дьявол, как еще долго ждать», - сетовал он, прохаживаясь взад, вперед, следя, как медленно, неохотно прыгает минутная стрелка с деления на деление. Поглядывал то в ту, то в другую сторону: не появится ли Надя. И - о, радость! Еще минут за пятнадцать до назначенного времени заметил вдали идущую по липовой аллее стройную девушку с портфельчиком в руке. Она! Она! Он отличил бы ее от тысячи других, похожих на нее, по только ей присущей горделивой походке, грациозной - от Бога: ее никогда никто этому не обучал, конечно...
Через минуту-другую он был рядом с ней.
- О, вы уже здесь, - не удивилась она. - Поздравьте меня: еще один экзамен с плеч долой.
- Вы, Наденька, представить себе не можете, как я соскучился по вас! - Его дрожащий голос, возбужденное лицо, блестящие глаза выдавали сильное волнение.
Она и сама, вроде бы без всякого повода, заволновалась. Усилием воли овладела собой, открыла портфельчик, достала зачетку, протянула Ефиму:
- Глядите, - сказал с гордостью, - одни пятерки!
- Молодцом, - похвалил Ефим, невидяще затянув в зачетку. - Действительно, одни пятерки. Как вам это удается?
- А я и в школе была отличницей, можно сказать, вундеркиндом озерковского масштаба, - заметила Надя без всякого хвастовства, как говорят о самом обыденном.
Ефим забрал у нее портфель и, взявшись за руки, они вошли в парк.
- Мои учителя, — рассказывала Надя, - пророчили мне необыкновенное будущее, мечтали видеть меня известным ученым, при чем каждый в своей области знаний. Математик был уверен, что мой путь - в точные науки, физик усмотрел во мне задатки исследователя... Ну и прочие в том же духе. А жизнь, - вздохнула она, - жизнь распорядилась по-своему. Не успела я и года проучиться в МГУ - война. Затем мобилизация на оборонный завод. Три года назад я поступила на заочное отделение пединститута. Готовлюсь к тому, о чем никогда в своей гордыне не помышляла: стать учителем русского языка и литературы. Возможно, продолжу работу в печати. Как говорится, неисповедимы пути Господни, - усмехнулась грустно.
«Вот именно, неисповедимы пути Господни», - подумал Ефим, не без тревоги слушая Надю. Не окажется ли он причиной крушения ее последней надежды? «Опять ты сам себя грызешь, - разозлился он. - А ну вас ко всем чертям, сомнения-колебания, так и с ума сойти недолго!» Нет у него больше сил рваться на части. Рядом Надя, которую он любит без памяти. Небо над ним - без единого облачка, есть молодость, полная дерзких стремлений, жаждущая любви. Сию минуту он скажет ей неизбежное, решающее.
- Надя, Наденька! - крикнул он громко, взволнованно.
Она посмотрела удивленно, вопросительно.
«Я люблю вас, Надя, будьте моей женой», - рвались наружу заветные слова... А он, хоть убей, не мог их произнести. Глотнув, словно задыхаясь, воздух, снова крикнул:
- Надя! - И тише: - Какой сегодня прекрасный день. Посмотрите вон на ту березку, легкую, красивую, целомудренную... «Как вы Надя», - хотел сказать и запнулся.
- Березка? - переспросила она, глядя на молодое деревцо. - Чудесная березка! Если бы я умела писать стихи, обязательно сочинила бы что-то о березах. Недавно попалось мне на глаза стихотворение о березке. - Она назвала известного поэта. - Ничего... но мне показалось слишком рассудительно... Вы читали? Права я, как думаете?
- Безусловно. По-моему, поэзия - язык сердца, язык души. Рассудительность - яд для поэзии, так я думаю... Хотите, я вам прочту стихотворение о березке?
- Ваше?
Ефим не ответил и начал читать:
Веселый ветер струнами Играет над тобой.
О чем, березка юная,
В ответ шумишь листвой?
Он вроде бы ровесник твой,
Как раз тебе под стать,
И завлекает песнями За облака слетать.
Но ветру верить можно ли?
Он парень озорной,
Гарцует меж березами,
То к этой, то к другой.
И ты, зеленокудрая,
Упрямо смотришь ввысь.
Такое целомудрие,
Хоть в пояс поклонись.
- Светлое стихотворение, - сказала, немного подумав, Надя, - как будто оно не о деревце, а об очень чистенькой девушке.
- О вас... Оно ваше... Разрешите подарить его вам...
вместе с моим сердцем, - сорвалось с его языка.
Надя испуганно, пристально посмотрела на него. Глаза ее спросили: «Что означает - вместе с моим сердцем?»
Ефим понял ее немой вопрос, но ничего не ответил, хотя момент для признания в любви был более чем походящий. Зеленая тишина парка, тускло освещенная лучами заходящего солнца, ароматный, чуть движимый ветерком воздух, - это и еще что-то всесильное, необъяснимое должно было заставить его говорить, говорить, а ее, затаив дыхание, - слушать. Но он молчал.
...Они вышли из парка, когда уже сгустились поздние майские сумерки. Уродливым видением возник перед ними силуэт барака - Надиного общежития.
- Вот мы и дома, - сказала Надя и поправилась: - То есть, я дома. До свидания, Ефим. Не забудьте принести обещанную «Березку».
О, как не хотелось ему расставаться с Надей! Но он и не смел, и не думал набиваться к ней в гости.
- До свидания, - вымолвил устало, с досадой: снова не сказал ей самого главного, вот мучение! Когда же, он осмелится наконец? В следующий раз? А когда он будет?
- Знаете что, - словно что-то вспомнив, - сказала вдруг Надя, - если хотите, зайдите ко мне. Девушки на работе, поболтаем, перекусим. Я очень проголодалась. А вы?
- Как волк зимой, - возликовал Ефим, и куда девались его усталость, досада! Он схватил Надю за руку. - Просто, замечательно! Спасибо!
Она удивилась.
- За что?
- Не спрашивайте. Мне так не хотелось уходить от вас... Я проголодался, как волк зимой, - повторил Ефим не очень оригинальное сравнение, пытаясь скрыть овладевшую им радость - побыть с ней еще часок-другой.
Надя отперла замок, открыла дверь, включила свет. Ефим замешкался на пороге. Снова поразила его скудность, неприглядность этого жилища. Среди отталкивающего убожества Надя выглядела цветком, невесть как очутившимся здесь, неярким, но прелестным своей нежностью. Не спрашивая, хочет она слушать или не хочет, едва переступив порог комнаты, он начал декламировать. Надя слушала с улыбкой, внезапно покраснев, опустив глаза.
