Нил Гейман - Сошедшие с небес
В лифте, поднимаясь на свой этаж, он вдруг струхнул. Что же такое сказал Грилиш, что мелькнуло в потоке чепухи, которую он нес? «Не надо больше птиц». Может быть, это был скрытый намек на то, чтобы он продолжал работать, но приносил… что-нибудь другое? Пальцы Мальпаса, вставлявшие в замочную скважину ключ, дрогнули, когда он задумался над возможным значением сказанного. Или это отчаяние затуманило ему мозги? И он придумывает смыслы, которых не уловил раньше? Или все-таки Грилиш оставил ему лазейку, намек на то, что теперь требуется более… экзотическая фауна?
Отбросив эту мысль, он пошел к двери. В квартире знакомый запах молотого кофе, виски и супа подействовал на него успокаивающе. Он положил птицу на свой рабочий стол и скинул пиджак. Устал. Было уже за полдень. И на что только ушел целый день? Он нарезал сандвичей, налил виски, слегка разбавил его содовой и начал есть, стоя у окна и глядя на наползающую тьму.
Какое-то движение, отличное от обычных замысловатых махинаций домов и дорог вокруг. Что-то его тревожило. Он стал обшаривать улицу взглядом в поисках чего-то неправильного, неуместного или попросту ненормального.
Вот женщина на пятнадцатом этаже выбивает ковер. Двое мужчин с влажными от геля волосами, смеясь, подходят к дороге, на них ботинки из буйволовой кожи, воротники рубашек расстегнуты, несмотря на холод. Другой мужчина, в костюме, едет мимо на велосипеде. Он сразу подумал, что это, наверное, отец, спешащий домой, поиграть со своими детьми. Иногда Мальпасу снилось, будто он ласкает шелковистую мальчишескую макушку, но он неизменно просыпался один, обманутый и несчастный.
Снова движение. На этот раз оно не укрылось от его взгляда. Внутри бетонной мандалы, образованной тремя стоящими бок о бок многоэтажками, ошивался возле скамейки вчерашний слепой. Движения его были прерывисты, как в плохо смонтированном мультике. Он словно спотыкался. Мальпас подумал, не случилось ли с ним чего.
Он прижал к усталым глазам пальцы и слегка надавил. Услышал, как шуршат под костяшками брови. Открыв глаза, он увидел, что слепой смотрит прямо на него. Мальпас отскочил от окна, словно этот взгляд обжег его, как какой-то луч.
Он протянул руку и погасил свет. Постепенно набравшись храбрости, он вернулся к окну. Слепой исчез. Но куда? И что ему до него за дело? Ну, видел он его дважды за последние два дня. Разве это достаточное основание для подозрений?
А может, он не такой уж слепой. Темные очки и белая трость еще не означают, что он напрочь лишен зрения. Слепота ведь редко бывает абсолютной, правда?
Он посмотрел на свои руки и обнаружил, что они дрожат, — жуткая пародия на болезнь Грилиша. Работать так нельзя. Он плеснул себе еще виски, добавил побольше содовой, и стал набирать ванну. Принес в ванную комнату радио и настроил его на канал, передающий политические дебаты. Ему нужны были другие голоса, о чем бы ни шла речь.
Когда ванна наполнилась горячей, на грани терпения, водой, Мальпас разделся и, приятно обжигаясь, постепенно погрузился в нее. Тепло, посторонняя болтовня и виски помогли снять напряжение, развязать тугой узел в спине и плечах. Он даже испугался того, до какой степени ему удалось расслабиться. В каком же напряжении он проводит свои дни, прямо пружина, сжатая до отказа. Нет, не годится человеку предпенсионного возраста жить такой жизнью. Надо научиться заботиться о себе. Находить возможности для отдыха. Выкраивать время для маленьких удовольствий, вроде этого.
Он опустил голову на край ванны, и вода заплескалась вокруг его ушей. Закрыв глаза, он положил на лицо кусок горячей, разбухшей фланели. «Ну, вот, теперь я слеп, как ты. Что же ты видишь? О чем думаешь? Слышишь ли что-нибудь из того, что не слышат другие?»
На этаже открылась дверь лифта. По коридору зашаркали подошвы. Толкнула воздух вращающаяся дверь. «Вот что ты слышишь».
Вдруг он сел, так резко, что ягодицы скрипнули по акрилу ванны. Скинул с лица фланель, и холодный воздух тут же обжег кожу. Мурашки побежали по всему его телу, несмотря на горячую воду. Мальпасу показалось, что кто-то пробует его входную дверь. Скрипнули петли, поднялась и опустилась крышка почтового ящика. Он представил себе ладони, прижатые к деревянной панели, выщупывающие слабые места, измеряющие сопротивление. Хотя, быть может, это просто выходят остатки напряженного дня, затаившиеся в уголках его тела.
Он выбрался из ванны и завернулся в полотенце. Проверил полоску света под дверью: целая. Снаружи никого нет. Чтобы убедиться в этом, он широкими шагами подошел к двери и рванул ее на себя. Коридор был пуст. Какое-то время Мальпас не сводил глаз с пола под дверью, где на линялом сезалевом коврике еще читалось робкое «Добро пожаловать», будто видел там следы другого, его курящуюся подпись, дрожание воздуха, намекающее на недавнее присутствие.
Он уже хотел закрыть дверь, когда его внимание привлекла увертливая тень на стене в дальнем конце коридора: ее хозяин спускался по лестнице. Мальпас так расхрабрился, что едва не крикнул незнакомцу вслед, приглашая его вернуться и войти. Обсудить все как следует. Прийти к какому-то решению. Но едва эта мысль мелькнула у него в голове, как тень слилась со стеной, словно ее обладатель почуял его намерение.
Вот это и напугало Мальпаса. Казалось — хотя это наверняка было лишь совпадение, — что кто-то читает его мысли, предугадывает его движения.
Мальпас закрыл дверь и, слегка подумав, решил закрыть свой мозг для этой смехотворной ситуации, выбросить из головы всякие размышления о том, кто бы это мог быть.
Перестань думать о нем, и он тебя… не унюхает.
В этом-то и крылась суть беспокойства Мальпаса. Его не отпускало ощущение, что за ним идет тихая, необъявленная охота. И что скоро его загонят в угол. Причем он сам выдал себя преследователям. Они выследили его и подкрались совсем близко.
Он торопливо оделся и пошел к столу. Обыденность знакомого дела наполнила его спокойствием и уверенностью. Работа выгонит страх из его тела, по крайней мере на время. Как и раньше, он распластал по столу птицу, вырвав ее окостеневшие крылья из ревнивых объятий ригор мортис, и протянул руку за скальпелем. Стоило ему отвести от трупика взгляд, как тут же раздался тихий и хриплый, исполненный ненависти голос:
— Не тронь меня. Не режь меня.
Мальпас даже не поглядел на ворону. Отложив свои инструменты и выпрямив спину, он встал. Смахнул со щеки слезу и пошел в темную прихожую, где накинул плащ. Помедлил у двери, но в комнате все было тихо.
Он мог бы решить, что ему показалось, но голос засел в его ушах, как грязь под ногтями, — не выскрести. Он открыл дверь, и закутанная во тьму фигура сбросила с головы капюшон со всем, что копошилось под ним, и явила ему истлевающую пасть, которой суждено глотать и пережевывать его целую вечность…
Если бы. Смерть вдруг представилась ему желанным избавлением от его утомительной жизни.
Он закрыл за собой дверь, подумав, не стоило ли распахнуть окно, чтобы птица нашла дорогу домой, и зашлепал вслед недавнему посетителю, вниз по лестнице, на улицу, которую уже заволакивал наползающий со стороны канала туман, так что свет фонарей дробился во влажном воздухе.
Он шел два часа, избегая автобусов, желая отдалить неминучую беду. Наконец он добрался до пустынной ночной промзоны. Ни машин, ни людей, лишь километры цемента, стали и стекла. Экзотические сорные травы — днем они совсем не бросались в глаза — дрогли на растрескавшемся бетоне двора, словно таинственные пришельцы, выходцы из страны фей. Несмотря на страх, а может, и благодаря ему, серые, невзрачные растеньица оказались вдруг прекрасными.
Он постоял, остывая после своей марафонской прогулки и уже начиная замерзать, но еще не в силах оторвать взгляда от завитков, шпилей и канелюров, которыми вскипал каждый ядовито-зеленый уступ их хрупких стеблей. В этом кипении был свой ритм, как и везде в природе, подумалось ему. Ритм как отпечатки пальцев, оставленные на всем. Шифр, который не по зубам ни одному, даже самому талантливому, дешифровщику.
Когда-то ему на миг показалось, будто он одолел его. Дразнящая разгадка тайны жизни приоткрылась ему и снова исчезла под туманным пологом, и, может быть, к лучшему, ибо какой разум в силах справиться с таким знанием, не погрузившись в безумие?
Очнувшись от ступора, он огляделся, пытаясь понять, где он находится относительно фабрики. В темноте, без машин и людей, которые служили чем-то вроде подвижных ориентиров, все выглядело иначе. Но память зацепилась за зигзаг пожарной лестницы на выступе офисного здания. Впереди, в окнах дома, очертаний которого он не мог видеть, все еще горел свет, хотя вокруг было совершенно темно. Сердце у него подпрыгнуло, и он счел это за добрый знак.
Дверь оказалась не заперта Нехорошо. Совсем нехорошо.
— Клайв? — позвал он. Его голос как будто нарушил внутренний баланс фабрики. Десятки непохожих скрипов, стонов и вздохов неслись к нему со всех сторон, пока потревоженные акустической атакой фабричные стены заново ровняли ряды. Но ни один из этих звуков не был органического происхождения, это он знал наверняка — Клайв?
