Роза в цвету - Луиза Мэй Олкотт
А после этих слов – они были произнесены звонко, лицо при этом сияло, глаза блестели, и казалось, что он летит на крыльях собственной страсти, – юноша стремительно вышел с видом человека, спешащего претворить слова в дело, причем немедленно.
Розу все это так изумило, что она присела на стул, чувствуя легкую дрожь в теле, не от страха или ярости, а скорее от смеси удовольствия и боли, а также от ощущения некой новой силы, неявной, но могучей и сладкой, которая вошла в ее жизнь. Как будто место прежнего Мака занял другой человек – пылкий, честолюбивый, готовый к любым трудам, и все потому, что настал для него тот волшебный миг, когда любовь делает все возможным. Если надежде по силам столь чудесным образом изменить человека на миг, может, счастье способно сотворить то же на всю жизнь? Было бы очень интересно попробовать, подумала Роза, вспомнив ту внезапную вспышку, которая сделала давно знакомое лицо одновременно и прекрасным, и странным.
Она невольно принялась гадать о том, давно ли вызревали в его сердце эти сокрытые чувства; ее озадачивало то, как именно они проявились: раньше у нее никогда еще не было такого поклонника. Тем не менее она была тронута и польщена и невольно ощущала, что любовью столь искренней и бескорыстной ей оказали особую честь, ибо Мака эта любовь в одночасье превратила в мужчину, причем мужчину мужественного, способного выдержать разочарование, надеяться вопреки всему, принять решение заслужить ее любовь, пусть на это и уйдут долгие годы.
Подобное ухаживание таило в себе приятную новизну, и Роза пыталась угадать, как именно Мак собирается действовать, ее занимало, как именно он будет себя вести при следующей встрече, и она немного сердилась на себя за то, что не может решить, как поступить ей самой. Чем больше она размышляла, тем сильнее запутывалась: она ведь давно решила, что Мак гений, а то, что он в нее влюблен, да еще столь сильно, спутало все планы. Кроме того, Роза не могла предугадать, что за всем этим последует, не знала, к чему готовиться, и вот, устав от безрезультатных внутренних метаний, отнесла Дульчу в постель, жалея, что не может погрузить свои любовные невзгоды в безмятежный сон, в который погрузилась ее маленькая воспитанница.
Мак, который во всем проявлял простоту и откровенность, удивил Розу еще и тем, как неукоснительно исполнял свое обещание: ни о чем ее не просил, не говорил про свои надежды и вообще вел себя с былой приветливостью, так, будто ничего и не произошло. Впрочем, не совсем: иногда, в самый неожиданный момент, Роза опять подмечала у него на лице то необъяснимое выражение, взгляд его будто бы заливал ее потоком солнечного света, и она невольно опускала глаза, краснела, ощущала, как ускоряется биение сердца. Мак не произносил ни слова, но Роза чувствовала, что рядом с ним ее будто бы обволакивает новая неведомая атмосфера, и хотя Мак и не прибегал ни к одной из тех мелких уловок, с помощью которых большинство влюбленных поддерживают пламя, Роза не в состоянии была забыть, что за безмятежным фасадом бушует пожар, который вырвется наружу после первого же ее прикосновения или слова.
Знания эти таили для Розы опасность, и она скоро начала ощущать, что на свете существуют совершенно нежданные искушения, ибо не могла не сознавать собственной власти и чувствовала, насколько тяжело сопротивляться соблазнам, обступавшим ее ежедневно. Никогда она раньше не ведала подобных желаний, ибо единственным, кто тронул ее сердце до того, оставался Чарли, а он не столько давал, сколько просил, изводил ее непомерными требованиями и изнурял, предлагая больше, чем она могла принять.
Мак ничего такого не делал; он просто любил ее, в молчании, терпении и надежде, и для такого человека, как Роза, подобная преданность обладала особым красноречием. Ей не приходилось ни отвергать, ни отказывать, потому что не было ни просьб, ни принуждения; ей не приходилось проявлять холодность, ибо Мак ни на что не претендовал; не требовалось его жалеть, ибо он никогда не жаловался. Все, что ей оставалось, – попробовать сравняться с ним в преданности и честности и с тем же доверием дожидаться развязки, какой она ни окажется.
В первое время Роза радовалась тому, что в жизни ее появился новый интерес, однако никак кузена не поощряла и думала лишь о том, что если не давать этой любви пищи, она скоро умрет от голода. Но любовь, похоже, питалась воздухом, и вот Роза наконец ощутила, как некая могучая сила медленно, но верно начинает оказывать на нее разнородное влияние. Если бы Мак в свое время не сказал ей, что «добьется ее любви», она бы, скорее всего, покорилась, сама того не сознавая; теперь же она принимала это свое стремление ему потворствовать за простую жалость и сопротивлялась изо всех сил, пока не поняв, в чем причина охватившего ее душевного беспокойства.
Настроение ее стало переменчивым, как апрельская погода, и дядя Алек наверняка подивился бы ее причудам, если бы знал правду. Он, впрочем, видел достаточно, чтобы угадать подоплеку, но особо не тревожился, зная твердо, что эта лихорадка должна изжить себя сама, лекарствами можно лишь навредить. Остальные были слишком заняты своими делами, бабушка Биби страдала от ревматизма, ей было не до чужой любви, ибо холода в тот год настали рано и бедная пожилая дама целыми днями не выходила из своей комнаты, Роза же за ней ухаживала.
Мак собирался уехать в ноябре, и Роза на это надеялась, придя к выводу, что безмолвное обожание дурно на нее влияет, мешая целенаправленно заниматься делами, которые она себе на этот год наметила. Какой смысл читать полезные книги, если мысли постоянно улетают к двум этим дивным эссе, «Любовь» и «Дружба»? Стоит ли копировать слепки с античных статуй, если все мужские головы напоминают Амура, а женские – Психею с каминной полки? Кому нужны занятия музыкой, если все кончается тем, что она раз за разом поет ту дивную весеннюю песенку –
