Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного
Я слабо улыбнулся.
«Добро выйдет из этого, моя прекрасная синьора, хоть я и не достоин ваших молитв. Лучше молитесь за мертвых, – я тяжело вздохнул, – этим вы можете искупить их грехи».
Добрая женщина взглянула на меня с видом доброй жалости, смешанной со страхом, затем, пробормотав еще раз благодарности и благословения, она вышла из комнаты. Несколько минут спустя вошел Винченцо. Я весело обратился к нему:
«Расставание – лучшая проверка любви, Винченцо. Приготовьте все для отъезда! Мы покидаем Авеллино послезавтра».
Так и случилось. Лила выглядела немного удрученной, но Винченцо казался довольным, и я читал по их лицам и по загадочной улыбке синьоры Монти, что все шло хорошо. Я с сожалением покидал прекрасный горный городок, зная, что больше его не увижу. На прощание я слегка коснулся нежной щеки Лилы и в последний раз взглянул на честное нежное молодое лицо. И все же сознание того, что я совершил маленький добрый поступок, давало моему сердцу чувство радости и отдохновения, – то чувство, которого я не испытывал со времени своей смерти и воскресения из мертвых.
В последний день января я возвратился в Неаполь после более чем месяца отсутствия, и был с восторгом принят моими многочисленными знакомыми. Маркиз де Авенкорт верно меня информировал: дуэль уже стала делом прошлого, почти забытым происшествием. Карнавал находился в самом разгаре: улицы представляли собой сцены фантастической радости и кутежа, повсюду играла музыка и звучали песни, проходили танцы, маскарады и празднества. Но я устранился от шума веселья и всецело посвятил себя необходимым приготовлениям к своей женитьбе.
Глава 30
Оглядываясь назад на события тех странных лихорадочных дней, которые предшествовали моей женитьбе, они теперь кажутся мне снами умирающего человека. Смешение красок, путающиеся образы, моменты ясного света, часы длинной темноты – все материальное и духовное одновременно, перевернулось в моей жизни, как частицы в калейдоскопе, постоянно принимающие новые формы и изумительные образцы. Мой ум был ясен, и все же я часто задавался вопросом, не сходил ли я с ума, и не были ли все методичные шаги на пути к моей цели ничем иным, как туманными мечтами расстроенного разума? И все-таки нет, каждая составляющая моего плана представлялась слишком продуманной, слишком последовательной, слишком четкой для этого. У сумасшедшего может быть выработан план действий лишь до некоторой степени, но всегда присутствует некоторый маленький промах, какое-то упущение или ошибка, которая помогает обнаружить его состояние. Я же ничего не забывал, я действовал с абсолютной точностью и внимательностью бухгалтера, у которого баланс всегда сходится, благодаря постоянной скрупулезной работе. Сейчас вспоминая об этом, я мог бы рассмеяться, но тогда я двигался, говорил и действовал, как человеческая машина, направляемая внешними силами с точной беспощадностью.
На той неделе, когда я возвратился из Авеллино, мы объявили о нашей свадьбе с графиней Романи. Через два дня после этого, прогуливаясь по Ларго дель Кастелло, я встретил маркиза де Авенкорта. Мы не виделись с самого утра дуэли, и эта встреча меня несколько шокировала. Он проявил исключительное дружелюбие, хотя я и заметил в нем легкое смущение. После нескольких обычных фраз он вдруг резко сказал:
«Так значит, ваша свадьба состоится?»
Я вынужденно рассмеялся.
«Ба! Естественно! А вы сомневались?»
Его красивое лицо омрачилось, а речь стала еще более сбивчивой.
«Нет, но я думал, я надеялся…»
«Друг мой, – сказала я легкомысленно, – я прекрасно понимаю, к чему вы клоните. Но мы, светские мужчины, не слишком мнительны – мы не придаем значения глупым любовным мечтам женщины перед ее браком до тех пор, пока она нас не обманет потом. Письма, которые вы мне прислали, были пустяком, простым пустяком! В браке графиня Романи будет, я вас уверяю, самой верной, самой непорочной, самой прекрасной женой во всей Европе!» И я вновь искренне рассмеялся.
Де Авенкорт выглядел озадаченным, но он был разумным человеком и умел вовремя избежать щекотливой ситуации. Он улыбнулся:
«В добрый путь, – сказал он. – Я желаю вам счастья от всего сердца! Вы сами – лучший кузнец своего счастья; а что касается меня – да здравствует свобода!»
И с веселым прощальным жестом он ушел. Больше никто в городе не разделял его предчувствий и сомнений, если только они у него имелись, насчет моей близившейся женитьбы. О ней все говорили с большим интересом и возлагали значительные ожидания, как будто свадьба представлялась им каким-то новым развлечением, придуманным для того, чтобы усилить карнавальное веселье. Помимо всего прочего я снискал репутацию самого нетерпеливого влюбленного, поскольку я тогда не согласился бы отложить свадьбу ни на один день. Я поторапливал все необходимые приготовления с болезненным нетерпением. Мне потребовалось приложить немного усилий, чтобы убедить Нину в том, что, чем скорее совершится наша свадьба, тем лучше; она всецело разделяла мое рвение и стремилась к собственному концу так же яростно, как и Гуидо. Ее главной страстью была жадность, и поэтому повторяющиеся слухи о моих предполагаемых богатствах возбуждали ее алчность с того самого момента, когда она впервые встретилась со мной в образе графа Олива. Как только весть о ее помолвке разнеслась по Неаполю, она превратилась в объект жгучей зависти со стороны всех представительниц ее пола, которые в течение прошлой осени впустую потратили массу усилий и очарования, пытаясь поймать меня в свои сети, и это делало Нину абсолютно счастливой. Вероятно, наивысшее наслаждение женщины такого сорта получают оттого, что делают своих менее удачливых сестер недовольными и несчастными! Я, конечно же, преподносил ей самые дорогие подарки, и она, будучи единственной наследницей богатства ее недавно почившего мужа, а также и денег несчастного Гуидо, не ведала никаких пределов в своей расточительности. Она заказывала самые дорогие и тщательно продуманные платья; каждое утро она посвящала портным и модисткам и вращалась исключительно в избранном кругу друзей, где она гордо демонстрировала сокровища своего платяного шкафа, пока те не доходили до исступления в своей злости и досаде, хотя им и приходилось улыбаться и скрывать свою зависть и задетое тщеславие под маской напускного самообладания. И Нина ни в чем не находила большего удовольствия, чем в издевательстве над несчастными женщинами, которые стеснялись своих карманных расходов при виде сверкавших шелков, мягкого сияния плюша, дорогого бархата, обшитого драгоценными камнями или дорогостоящим старым кружевом, бесценных ароматов и всевозможных предметов бижутерии; она также обожала пускать пыль в глаза и смущать умы молоденьких девушек, чьи самые шикарные туалеты представляли собой одежду из простого белого материала, и отправлять их прочь с задетой гордостью и полностью разочарованными в жизни, ворчащими на свою судьбу за то, что она не дает им шанса носить столь же дорогие платья, как те, которыми владела счастливая и богатая будущая графиня Олива.
Бедные девицы! Если бы они только знали правду, то не стали бы ей завидовать! Женщины обычно слишком прочно связывают свое счастье с богатством своего гардероба, и я искренне верю, что платье – это единственная вещь, которая всегда может их утешить. Как часто женские слезы могут высохнуть при виде своевременно подаренного нового платья!
Моя жена с приближением второго замужества сбросила свой креповый траур и теперь представала в одеждах тех мягких полутонов, которые идеально подходили ее хрупкой сказочной красоте. Она вновь вооружилась против меня своими прежними чарами и изящными ужимками в обращении и речи. Я их все уже прекрасно знал! Я по достоинству оценил ее легкие ласки и ленивые взгляды! Она очень стремилась достигнуть высочайшей точки своего положения в качестве жены такого богатого дворянина, каковым меня считали, поэтому она не высказала никаких возражений, когда я назначил дату нашей свадьбы на Жирный четверг21. В это время глупость и пьянство, танцы, крики и шум достигают своего апогея, и все это должно было сыграть мне на руку. Свадьба планировалась максимально скромной, принимая во внимание «недавнюю печальную утрату» моей жены, как сама она сказала с милым вздохом и наполненным слезами взглядом. Венчание должно было состояться в часовне Святого Дженнаро, примыкавшей к кафедральному собору. В прошлый раз мы с ней женились здесь же! С течением времени поведение Нины оставалось практически неизменным. Со мной она часто была застенчивой и несколько опасливой. То и дело я ловил на себе взгляды ее огромных темных глаз, казавшиеся удивленными и беспокойными, но это выражение быстро исчезало. Она также нередко подвергалась диким припадкам веселья, быстро сменявшимся состоянием нелюдимой мрачности. Я ясно видел, что нервы ее были натянуты до предела, отчего проявлялась и раздражительность, но я не задавал никаких вопросов. Я считал, что если она мучилась воспоминаниями, то это было хорошо, а если она воображала, что видела сходство между мной и ее «бедным покойным Фабио», то меня также вполне устраивали ее муки и недоумение.
