Вольфганг Шрайер - Похищение свободы
— Смотри-ка! — радостно воскликнул Энрике.
— Что значит «смотри-ка»?
— Умеренные занимают передовые позиции, теперь можно вздохнуть свободно.
— Так вы, оказывается, дышите синхронно с ними.
— Лучше синхронно, чем никак. Если Шуберт отступится, вся наша лавочка накроется.
Энрике, как ни парадоксально, часто оказывался прав. Обладая ограниченным кругозором, он, как правило, не вникал в суть дела, у него не было классового чутья, в противном случае он не стал бы сторонником партии, не имеющей ни традиций, ни опыта борьбы и излагающей свои цели столь туманно. Однако его приходилось принимать всерьез, поскольку за каждым его утверждением скрывалась какая-то правда. В этом Луиш не сомневался.
— Национализация — это конец, — заявил Энрике. — Объединение небольших предприятий — как вы это себе представляете?
— Никто об этом пока не думает.
— Куньял — вот кто думает, только до поры помалкивает. Сначала они попытались заткнуть рот другим, но им это не удалось. После пятидесяти лет диктатуры нам ничего похожего не нужно. Можете ему это передать.
Энрике говорил так, будто Луиш вращался среди партийного руководства. Один из словесных трюков Энрике, ибо он хорошо знал, что Луиш не состоит ни в одной организации. Однажды, еще будучи студентом, Луиш очертя голову ввязался в подобные дебаты. И сегодня такое еще случалось, но мало что давало. В результате одних только разговоров люди редко меняли взгляды, основанные на личных интересах — действительных или мнимых.
Учась в высшей технической школе, Луиш заинтересовался марксизмом, а работая в подполье, понял, что реальной силой была лишь Коммунистическая партия, в которой состоял кое-кто из его друзей. Большинство были романтиками, как Дельгадо и Гальвао, не политиками, а людьми действия типа Карлуша. Но одного крушения старого режима оказалось недостаточно, чтобы отстоять свободу.
На дороге появился указатель: «Грандула — 22 километра, Бежа — 90 километров». Автомашина с западногерманским номером перегнала их, следуя в направлении военно-воздушной базы. Луиш свернул направо. Конфликт между Куньялом и Суарешем, не дававший ему покоя, в конечном счете сводился к вопросу: какая из двух ценностей важнее — свобода или справедливость? Сам он считал, что для революционера на первом месте должна стоять справедливость, ибо свобода после прошедших пятидесяти лет оставалась прежде всего буржуазным благом: свободой предпринимателя обогащаться, поддерживать классовое неравенство, покупать прессу и через нее навязывать мнение, но самое главное — свободой обладать властью, опирающейся на закон рынка. И потом только вспоминали о свободе для других, предусматривающей для рабочих право высказываться, собираться и даже бастовать. В общем-то это были взаимосвязанные понятия-свобода и справедливость. Но ведь тот, кто имел деньги и власть, знал, как их удержать в своих руках. Вот этого Энрике никак не мог понять.
— Справедливость? — скорчил он гримасу. — В мире всегда существовала несправедливость. У одного нет ничего, кроме собственного горба, у другого просто ничего нет. Как ты им поможешь, Луиш, как все это улучшишь? Одинаковый старт — это прекрасно, но дай каждому то же самое, хотя бы примерно, и никто ничего не захочет делать.
Луиш был согласен, что неравенство-это залог успеха капитализма, секрет его живучести. Поднять страну, провести индустриализацию — это прекрасно, но как? Под лозунгом «Обогащайтесь!» или под лозунгом «Каждому по труду!»? Последний путь предпочтительнее, но длиннее, сопряжен с риском и потерей времени. И кто же поторопится пойти по нему?
Люди наподобие Энрике стремились ухватить кусок пирога пожирнее и побольше. А как же требования активно участвовать в решении государственных дел, уважать человеческое достоинство, уравнять в правах женщин? Их интересует лишь личная свобода и большая зарплата, дальше этого они в своих требованиях не идут. Они не сознают, что свобода без справедливости на руку лишь элите, потому и дело продвигается вперед с трудом. Права, которые не отстаивают ежедневно, со временем утрачиваются… Из дворца Белем и с экранов телевизоров снова льют елей прожженные политиканы. Они не стесняются появляться на официальных приемах во фраках, от чего члены пятого правительства воздерживались.
* * *Пату поджидал их в поле, шагах в пятидесяти от ограды.
— Вы пунктуальны, — похвалил он. — Сюда! Для вас уже все подготовлено. — Голова с тяжелым, как у Муссолини, подбородком сделала кивок в сторону колодца — там работники Пату уже выкопали яму и заполняли ее водой. — Водосборный бассейн, господин Бранку.
— Спасибо.
Луишу понравилось, что Пату позаботился о них, к тому же он оказался немелочным, так как яму обязана была отрыть фирма.
— Быстро сработано, не правда ли? Надеюсь, и вы со своей стороны постараетесь.
— Не беспокойтесь, мы всегда управляемся за день, — заверил его Луиш, подумав: «Если только нам дадут работать».
Вокруг было тихо. Очевидно, это живописное захолустье еще не проснулось, но все могло быстро измениться. Так, к примеру, было в Оливедаше, где они не успели пройти и пяти метров. Оливедаш находится всего в нескольких часах езды отсюда. Почему же тогда так спокоен Пату? Он, очевидно, провел соответствующую подготовительную работу.
Буровая установка медленно въезжала на площадку.
— Стоп, хорошо! — скомандовал Энрике. — Разворачивайся, Виктор!
— Проворные ребята, — одобрил Пату. — Ваш старший на вид парень отчаянный. Что он за человек?
— Обыкновенный рабочий. В Лиссабоне много таких, как он.
Пату посмотрел на солнце!
— Они на нашей стороне?
— На чьей же еще?
«Вам об этом лучше знать», — ответил глазами Пату и махнул рукой как человек, которому не нравится, что над ним насмехаются.
— Я пойду за бургомистром, — пробурчал он себе под нос.
Луиш закурил сигарету. Казалось, все шло как обычно. Вскоре была установлена стальная вышка и тень от нее легла до самой стены. Заревел двигатель, и бур со скрипом завращался. Из водосборника по короткой канавке в дыру потекла вода, разжижая почву, и пульпа по буровым штангам стала подниматься наверх. Виктор уже разложил длинные деревянные ящички с отделениями для проб грунта. Через короткие промежутки времени он выуживал из желтой грязи, широкой струей подававшейся в отрытую яму, горстку земли и вытряхивал ее метр за метром в соответствующие отделения. Эту несложную работу выполнял обычно водитель, в то время как Луиш занимался анализом проб. Инженеру не надо было даже растирать землю между пальцев — за долгие годы работы он по окраске научился определять, где именно залегает водоносный слой.
День выдался хороший. Поднявшийся небольшой ветерок облегчал работу. Солнце взбиралось все выше, и Энрике время от времени останавливал двигатель, чтобы удлинить штанги. Мужчины работали не торопясь. С безразличием смотрели они на приближающихся к ним Пату и бургомистра. В этот момент можно было подумать, что на свете существует только две категории людей: те, которые работают, и те, которые смотрят, как работают другие. И ничего, казалось, нельзя изменить…
На Маркеше были надеты короткие сапоги и охотничьи брюки. Он был плотным, с седыми волосами, густыми усами и широкими бровями, на целую голову выше Пату. Такими и предстали перед бурильщиками самый главный и самый богатый человек в деревне.
— Жоао, это — инженер, господин Бранку, — представил Пату Луиша. — Господин Маркеш.
— Как настроение? — спросил Луиш.
— Да как обычно. — Лицо Маркеша оставалось непроницаемым, только от глаз к вискам разбежались морщинки. — Здесь у нас приходится быть осмотрительным… — Он повернулся к Пату: — Если бы поменьше шума… Да и вышка видна за несколько миль…
Последнюю фразу он произнес чуть насмешливо, с плохо скрытым торжеством, и Луиш внезапно почувствовал, что участвует в какой-то афере. Вероятно, крестьяне деревни занялись уборкой урожая, вот эти двое и решили воспользоваться удачным моментом. Он откашлялся:
— В Оливедаше с нами недавно случилась неприятность.
— Я знаю, — снисходительно кивнул Маркеш. — С теми никто не сможет договориться, они ведь красные. Они и прежде проделывали всякое…
Тем временем молодая девушка принесла напитки. Пату вытащил из корзинки бутылку удлиненной формы и три фужера на толстых ножках, как раз подходящих для доброго крестьянского вина. Луиш пригубил — оно оказалось очень приятным на вкус.
— Что же они проделывали?
— Например, принудили администрацию электростанции подключить их деревню к электросети. — Казалось, Голос Маркеша доносится из бочки. — И это еще во времена диктатуры, представляете?
— Удивительно. Каким же образом им это удалось?
