Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн - Лео Перуц

Так закончилась «большая игра в волан» господина де Сен-Шерона. Последнее слово в этот день произнес Неустрашимый.

Показывая на шотландскую гвардию, все еще стоявшую перед монастырской оградой, он сказал господину де Роншеролю:

– Праздник отменен. Не отправить ли нам домой музыкантов?

Он подошел к командиру взвода, снял шляпу, поклонился и сказал:

– Сударь, я боюсь, будет дождь. Отправьте же домой своих людей, они простудятся.

Тюрлюпэна положили на ступени лестницы. Его кровь обагрила белый мрамор, его жизнь угасала. У него было одно еще только желание: он хотел увидеть свою мать.

– Герцогиню! – пролепетал он.

Герцог де Лаван побежал за ней. Когда она пришла, Тюрлюпэн был мертв.

– Герцогиня, – сказал своей матери молодой герцог де Лаван, – этот дворянин, так отважно сражавшийся, пожелал вас видеть. Он умер. Вы знали его, герцогиня?

Герцогиня де Лаван, в шестнадцатилетнем возрасте совершенно потерявшая зрение, наклонилась над Тюрлюпэном и провела рукой по его лбу и щекам.

Потом она покачала головой. Ее мертвые глаза смотрели вдаль.

– Я не знаю его, – сказала она. – Нет, не знаю. Но да простит меня Создатель, у этого дворянина довольно грубое лицо.

Глава XXIV

Тринадцатого ноября, через два дня после этого происшествия, вдова Сабо сидела в бакалейной лавке господина Кокро. Маленькая Николь стояла рядом с ней, печальная, потому что ей пришлось оставить свою кошечку в цирюльне. Господин Кокро не терпел в своей лавке животных.

Госпожа Сабо наполняла маленькие кульки перцем, имбирем, шафраном и мускатными орехами. Господин Кокро пересчитывал дневную выручку и ел в то же время сушеные сливы.

Вдова вздохнула и уронила руки на колени. Бакалейщик поднял на нее глаза и нахмурил брови.

– Вы все еще думаете о нем, – сказал он с досадой. – Этого плут, право же, не стоит. Удрал – и даже не сказал куда.

– Я очень несчастна, – сказала вдова, – но в моем несчастии мне служит утешением то, что я пользуюсь вашей симпатией, господин Кокро. Если бы я знала, по крайней мере, почему он ушел.

– Существуют трактиры и существуют распутные женщины, – сказал господин Кокро. – Этим, думается мне, все объясняется.

Вдова покачала головою.

– Он не был пьяницей, – сказала она. – Кружка вина в день, этого было ему много, больше он не выпивал никогда. Еще вчера я готова была бы поклясться, что он сбежал с госпожой Лесколопье. Но нет, она лежит больная в постели, у нее в горле нарыв. Она его совсем не знает.

Она ушла в свои мысли, вперив глаза в шафран, имбирь и мускатные орехи.

– Уходя, он сказал мне очень странную вещь, – заговорила она опять. Я не перестаю об этом думать. Он сказал, что Бог позвал его. Я ему не поверила. Как вы полагаете, может ли это быть правдой?

Господин Кокро встал, чтобы подбросить полено в печь.

– Отчего же вы этому не верите? – сказал он. – Может быть, Бог, по примеру знатных господ, решил разок подшутить над дуралеем.

1924