Оскар Уайлд - Как важно быть серьезным
Доктор Чезюбл в недоумении.
Джек. Я хочу сказать, вам часто приходится крестить?
Мисс Призм. К сожалению, в нашем приходе это одна из главных обязанностей пастора. Я часто говорила по этому поводу с беднейшими из прихожан. Но они, как видно, понятия не имеют об экономии.
Чезюбл. Смею спросить, мистер Уординг, разве вы заинтересованы в судьбе какого-нибудь ребенка? Ведь сколько мне известно, брат ваш был холост?
Джек. Да.
Мисс Призм (с горечью). Таковы обычно все живущие исключительно ради собственного удовольствия.
Джек. Дело касается не ребенка, дорогой доктор. Хотя я и очень люблю детей. Нет! В данном случае я сам хотел бы подвергнуться обряду крещения, и не позднее чем сегодня, - конечно, если вы свободны.
Чезюбл. Но, мистер Уординг, ведь вас уже крестили.
Джек. Не помню.
Чезюбл. Значит, у вас на этот счет имеются сомнения?
Джек. Если нет, так будут. Но, конечно, я не хотел бы затруднять вас. Может быть, мне уже поздно креститься?
Чезюбл. Нисколько. Окропление и даже погружение взрослых предусмотрено каноническими правилами.
Джек. Погружение?
Чезюбл. Не беспокойтесь. Окропления будет вполне достаточно. Оно даже предпочтительно. Погода у нас такая ненадежная. И в котором часу вы предполагаете совершить обряд?
Джек. Да я мог бы заглянуть часов около пяти, если вам удобно.
Чезюбл. Вполне! Вполне! Как раз около этого часа я собираюсь совершить еще два крещения. Это двойня, недавно рожденная у одного из ваших арендаторов. У Дженкинса, того, знаете, возчика и весьма работящего человека.
Джек. Мне совсем не улыбается креститься заодно с другими младенцами. Это было бы ребячеством. Не лучше ли тогда в половине шестого?
Чезюбл. Чудесно! Чудесно! (Вынимая часы.) А теперь, мистер Уординг, позвольте мне покинуть сию обитель скорби. И я от всей души посоветовал бы вам не сгибаться под бременем горя. То, что представляется нам тяжкими испытаниями, иногда на самом деле - скрытое благо.
Мисс Призм. Мне оно кажется очень даже явным благом.
Из дома выходит Сесили.
Сесили. Дядя Джек! Как хорошо, что вы вернулись. Но что за ужасный костюм? Скорее идите переоденьтесь!
Мисс Призм. Сесили!
Чезюбл. Дитя мое! Дитя мое!
Сесили подходит к Джеку, он с грустью целует ее в лоб.
Сесили. В чем дело, дядя? Улыбнитесь. У вас такой вид, словно зубы болят, а у меня для вас есть сюрприз. Кто бы вы думали сейчас у нас в столовой? Ваш брат!
Джек. Кто?
Сесили. Ваш брат, Эрнест. Он приехал за полчаса до вас.
Джек. Что за чушь! У меня нет никакого брата.
Сесили. О, не надо так говорить! Как бы дурно он ни вел себя в прошлом, он все-таки ваш брат. Зачем вы так суровы? Не надо отрекаться от него. Я сейчас позову его сюда. И вы пожмете ему руку, не правда ли, дядя Джек? (Бежит в дом.)
Чезюбл. Какое радостное известие!
Мисс Призм. Теперь, когда мы уже примирились с утратой, его возвращение вызывает особую тревогу.
Джек. Мой брат в столовой? Ничего не понимаю. Какая-то нелепость.
Входит Алджернон за руку с Сесили. Они медленно идут к Джеку.
Джек. Силы небесные! (Делает знак Алджернону, чтобы тот ушел.)
Алджернон. Дорогой брат, я приехал из Лондона, чтобы сказать тебе, что я очень сожалею о всех причиненных тебе огорчениях и что я намерен в будущем жить совсем по-иному.
Джек бросает на него грозный взгляд и не берет протянутой руки.
Сесили. Дядя Джек, неужели вы оттолкнете руку вашего брата?
Джек. Ничто не заставит меня пожать ему руку. Его приезд сюда - просто безобразие. Он знает сам почему.
Сесили. Дядя Джек, будьте снисходительны. В каждом есть крупица добра. Эрнест сейчас рассказывал мне о своем бедном больном друге Бенбери, которого он часто навещает. И, конечно, есть доброе чувство в том, кто отказывается от всех удовольствий Лондона для того, чтобы сидеть у одра больного.
Джек. Как! Он тебе рассказывал о Бенбери?
Сесили. Да, он рассказал мне о бедном Бенбери и его ужасной болезни.
Джек. Бенбери! Я не желаю, чтобы он говорил с тобой о Бенбери и вообще о чем бы то ни было. Это слишком!
Алджернон. Признаюсь, виноват Но я не могу не сознаться, что холодность брата Джона для меня особенно тяжела. Я надеялся на более сердечный прием, особенно в мой первый приезд сюда.
Сесили Дядя Джек, если вы не протянете руку Эрнесту, я вам этого никогда не прощу!
Джек. Никогда не простишь?
Сесили. Никогда, никогда, никогда!
Джек. Ну хорошо, в последний раз. (Пожимает руку Алджернону и угрожающе глядит на него.)
Чезюбл. Как утешительно видеть такое искреннее примирение Теперь, я думаю, нам следует оставить братьев наедине.
Мисс Призм. Сесили, идемте со мной.
Сесили. Сейчас, мисс Призм. Я рада, что помогла их примирению.
Чезюбл. Сегодня вы совершили благородный поступок, дитя мое.
Мисс Призм. Не будем поспешны в наших суждениях.
Сесили. Я очень счастлива!
Все, кроме Джека и Алджернона, уходят.
Джек. Алджи, перестань озорничать. Ты должен убраться отсюда сейчас же. Здесь я не разрешаю бенберировать!
Входит Мерримен.
Мерримен. Я поместил вещи мистера Эрнеста в комнату рядом с вашей, сэр. Полагаю, так и следует, сэр?
Джек. Что?
Мерримен. Чемоданы мистера Эрнеста, сэр. Я внес их в комнату рядом с вашей спальней и распаковал.
Джек. Его чемоданы?
Мерримен. Да, сэр. Три чемодана, несессер, две шляпных картонки и большая корзина с провизией.
Алджернон. Боюсь, на этот раз я не смогу пробыть больше недели.
Джек. Мерримен, велите сейчас же подать кабриолет. Мистера Эрнеста срочно вызывают в город.
Мерримен. Слушаю, сэр. (Уходит в дом.)
Алджернон. Какой ты выдумщик, Джек. Никто меня не вызывает в город.
Джек. Нет, вызывает.
Алджернон. Понятия не имею, кто именно.
Джек. Твой долг джентльмена.
Алджернон. Мой долг джентльмена никогда не мешает моим удовольствиям.
Джек. Готов тебе поверить.
Алджернон. А Сесили - прелестна.
Джек. Не смей в таком тоне говорить о мисс Кардью. Мне это не нравится.
Алджернон. А мне, например, не нравится твой костюм. Ты просто смешон. Почему ты не пойдешь и не переоденешься? Чистое ребячество носить траур по человеку, который собирается целую неделю провести у тебя в качестве гостя. Это просто нелепо!
Джек. Ты ни в коем случае не пробудешь у меня целую неделю ни в качестве гостя, ни в ином качестве. Ты должен уехать поездом четыре пять.
Алджернон. Я ни в коем случае не оставлю тебя, пока ты в трауре. Это было бы не по-дружески. Если бы я был в трауре, ты, полагаю, не покинул бы меня? Я бы счел тебя черствым человеком, если бы ты поступил иначе.
Джек. А если я переоденусь, тогда ты уедешь?
Алджернон. Да, если только ты не будешь очень копаться. Ты всегда страшно копаешься перед зеркалом, и всегда без особого толку.
Джек. Уж во всяком случае это лучше, чем быть всегда расфуфыренным вроде тебя.
Алджернон. Если я слишком хорошо одет, я искупаю это тем, что я слишком хорошо воспитан.
Джек. Твое тщеславие смехотворно, твое поведение оскорбительно, а твое присутствие в моем саду нелепо. Однако ты еще поспеешь на поезд четыре пять и, надеюсь, совершишь приятную поездку в город. На этот раз твое бенберирование не увенчалось успехом. (Идет в дом.)
Алджернон. А по-моему, увенчалось, да еще каким. Я влюблен в Сесили, а это самое главное.
В глубине сада появляется Сесили, она берет лейку и начинает поливать цветы.
Алджернон. Но я должен повидать ее до отъезда и условиться о следующей встрече. А, вот она!
Сесили. Я пришла полить розы. Я думала, вы с дядей Джеком.
Алджернон. Он пошел распорядиться, чтобы мне подали кабриолет.
Сесили. Вы поедете с ним кататься?
Алджернон. Нет, он хочет отослать меня.
Сесили. Так, значит, нам предстоит разлука?
Алджернон. Боюсь, что да. И мне это очень грустно.
Сесили. Всегда грустно расставаться с теми, с кем только что познакомился. С отсутствием старых друзей можно легко примириться. Но даже недолгая разлука с теми, кого только что узнал, почти невыносима.
Алджернон. Спасибо за эти слова.
Входит Мерримен.
Мерримен. Экипаж подан, сэр.
Алджернон умоляюще глядит на Сесили.
Сесили. Пусть подождет, Мерримен, ну, минут... минут пять.
Мерримен. Слушаю, мисс. (Уходит.)
Алджернон. Надеюсь, Сесили, я не оскорблю вас, если скажу честно и прямо, что в моих глазах вы зримое воплощение предельного совершенства.
Сесили. Ваша искренность делает вам честь, Эрнест. Если вы позволите, я запишу ваши слова в свой дневник. (Идет к столу и начинает записывать.)
Алджернон. Так вы действительно ведете дневник? Чего бы я не дал за то, чтобы заглянуть в него. Можно?
Сесили. О нет! (Прикрывает его рукой.) Видите ли, это всего только запись мыслей и переживаний очень молодой девушки, и, следовательно, это предназначено для печати. Вот когда мой дневник появится отдельным изданием, тогда непременно купите его. Но прошу вас, Эрнест, продолжайте. Я очень люблю писать под диктовку. Я дописала до "предельного совершенства". Продолжайте. Я готова.
