Уильям Фолкнер - Святилище
Катанью на машинах уделялись будничные вечера. А каждую вторую субботу, в дни танцев литературного клуба или трех официальных ежегодных балов, эти слонявшиеся с вызывающей небрежностью городские парни в шляпах и с поднятыми воротниками видели, как Темпл входит в спортивный зал, ее тут же подхватывает кто-то из одетых в черные костюмы студентов, и она смешивается с кружащейся под манящий вихрь музыки толпой, высоко подняв изящную голову с ярко накрашенными губами и нежным подбородком, глаза ее безучастно глядят по сторонам, холодные, настороженные, хищные.
В зале гремела музыка, и парни наблюдали, как Темпл, стройная, с тонкой талией, легко движущаяся в такт музыке, меняет партнеров одного за другим. Парни пригибались, пили из фляжек, закуривали сигареты и выпрямлялись снова, неподвижные, с поднятыми воротниками, в шляпах, они выглядели на фоне освещенных окон рядом вырезанных из черной жести бюстов, одетых и приколоченных к подоконникам.
Когда оркестр играл "Дом, милый мой дом", трое-четверо парней с холодными, воинственными, чуть осунувшимися от бессонницы лицами непременно слонялись у выхода, глядя, как из дверей появляются изнуренные шумом и движением пары.
Трое таких смотрели, как Темпл и Гоуэн выходят на холодный предутренний воздух. Лицо Темпл было очень бледным, рыжие кудряшки волос растрепались. Глаза ее с расширенными зрачками мельком остановились на парнях. Затем она сделала рукой вялый жест, непонятно было, предназначается он им или нет. Парни не ответили, в их холодных глазах ничего не отразилось. Они видели, как Гоуэн взял ее под руку, как мелькнули ее бедро и бок, когда она усаживалась в машину - низкий родстер с тремя фарами.
- Что это за гусь? - спросил один.
- Мой отец судья, - произнес другой резким ритмичным фальцетом.
- А, черт. Идем в город.
Парни побрели. Окликнули проезжающую мимо машину, но безуспешно. На мосту через железнодорожное полотно остановились и стали пить из бутылки. Последний хотел разбить ее о перила. Второй схватил его за руку.
- Дай сюда.
Он разбил бутылку и старательно разбросал осколки по дороге. Остальные наблюдали за ним.
- Ты недостоин ходить на танцы к студентам, - сказал первый. - Жалкий ублюдок.
- Мой отец судья, - сказал второй, расставляя на дороге зубчатые осколки вверх острием.
- Машина идет, - сказал третий.
У нее было три фары. Прислонясь к перилам и натянув шляпы так, чтобы свет не бил в глаза, парни смотрели, как Темпл и Гоуэн едут мимо. Голова Темпл была опущена, глаза закрыты.
Машина ехала медленно.
- Жалкий ублюдок, - сказал первый.
- Я? - Второй достал что-то из кармана и, взмахнув рукой, хлестнул легкой, слегка надушенной паутинкой по их лицам. - Я?
- Никто не говорил, что ты.
- Чулок этот Док привез из Мемфиса, - сказал третий. - От какой-то грязной шлюхи.
- Лживый ублюдок, - отозвался Док.
Парни видели, как расходящиеся веером лучи фар и постепенно уменьшавшиеся в размерах красные хвостовые огни остановились у "Курятника". Огни погасли. Вскоре хлопнула дверца. Огни зажглись снова; машина тронулась. Парни прислонились к перилам и надвинули шляпы, защищая глаза от яркого света. Подъехав, машина остановилась возле них.
- Вам в город, джентльмены? - спросил Гоуэн, распахнув дверцу.
Парни молча стояли, прислонясь к перилам, потом первый грубовато сказал: "Весьма признательны", и они сели в машину, первый рядом с Гоуэном, другие на заднее сиденье.
- Сверните сюда, - сказал первый. - Тут кто-то разбил бутылку.
- Благодарю, - ответил Гоуэн. Машина тронулась. - Джентльмены, вы едете завтра в Старквилл на матч?
Сидящие на заднем сиденье промолчали.
- Не знаю, - ответил первый. - Вряд ли.
- Яне здешний, - сказал Гоуэн. - У меня кончилась выпивка, а завтра чуть свет назначено свиданье. Не скажете ли, где можно раздобыть кварту?
- Поздно уже, - сказал первый.
И обернулся к сидящим сзади:
- Док, не знаешь, у кого можно раздобыть в это время?
- У Люка, - ответил третий.
- Где он живет? - спросил Гоуэн.
- Поехали, - сказал первый. - Я покажу.
Они миновали площадь и отъехали от города примерно на полмили.
- Это дорога на Тейлор, так ведь? - спросил Гоуэн.
- Да, - ответил первый.
- Мне придется ехать здесь рано утром, - сказал Гоуэн. - Надо быть там раньше специального поезда. Джентльмены, говорите, вы на матч не собираетесь?
- Пожалуй, нет, - ответил первый. - Остановите здесь. Перед ними высился крутой склон, поросший поверху чахлыми дубами.
- Подождите тут, - сказал первый. Гоуэн выключил фары. Было слышно, как первый карабкается по склону.
- У Люка хорошее пойло? - спросил Гоуэн.
- Неплохое. По-моему, не хуже, чем у других, - ответил третий.
- Не понравится - не пейте, - сказал Док. Гоуэн неуклюже обернулся и взглянул на него.
- Не хуже того, что вы пили сегодня, - сказал третий.
- И его тоже вас никто не заставлял пить, - прибавил Док.
- Мне кажется, здесь не могут делать такого пойла, как в университете, - сказал Гоуэн.
- А вы откуда? - спросил третий.
- Из Вирг... то есть из Джефферсона. Я учился в Виргинии. Уж там-то научишься пить.
Ему ничего не ответили. По склону прошуршали комочки земли, и появился первый со стеклянным кувшином. Приподняв кувшин, Гоуэн поглядел сквозь него на небо. Бесцветная жидкость выглядела безобидно. Сняв с кувшина крышку, Гоуэн протянул его парням.
- Пейте.
Первый взял кувшин и протянул сидящим сзади.
- Пейте.
Третий выпил, но Док отказался. Гоуэн приложился к кувшину.
- Господи Боже, - сказал он, - как вы только пьете такую дрянь?
- Мы в Виргинии пьем только первосортное виски, - произнес Док.
Гоуэн повернулся и взглянул на него.
- Перестань ты, Док, - сказал третий. - Не обращайте внимания. У него с вечера живот болит.
- Сукин сын, - сказал Док.
- Это ты обо мне? - спросил Гоуэн.
- Нет, что вы, - сказал третий. - Док славный парень. Давай, Док, выпей.
- А, черт с ним, - сказал Док. - Давай. Они вернулись в город.
- Шалман еще открыт, - сказал первый. - На вокзале.
Речь шла о кондитерской-закусочной. Там находился только человек в грязном переднике. Гоуэн и парни прошли в дальний конец и устроились в отгороженном углу, где стоял стол с четырьмя стульями. Человек в переднике поставил перед ними четыре стакана и кока-колу.
- Шеф, можно немного сахара, воды и лимон? - спросил Гоуэн.
Тот принес. Все трое смотрели, как Гоуэн делает лимонный коктейль.
- Меня научили пить так, - заявил он. Парни смотрели, как он пьет.
- Слабовато для меня, - сказал Гоуэн, доливая стакан из кувшина. И выпил все до дна.
- Ну и пьете же вы в самом деле, - сказал третий.
- Я прошел хорошую школу.
Небо за высоким окном становилось все бледнее, свежее.
- Еще по одной, джентльмены, - предложил Гоуэн, наполняя свой стакан. Остальные налили себе понемногу.
- В университете считают, что лучше перепить, чем недопить, - сказал Гоуэн.
Под взглядами парней он опрокинул и этот стакан. Внезапно его нос покрылся каплями пота.
- Уже готов, - сказал Док.
- Кто это говорит? - запротестовал Гоуэн. И налил себе еще немного. Нам бы сюда приличную выпивку. У себя в округе я знаю человека по фамилии Гудвин, тот делает...
- И вот это в университете называют попойкой, - поддел Док.
Гоуэн поглядел на него.
- Ты так думаешь? Смотри.
Он стал наливать себе снова. Парни смотрели, как стакан наполняется.
- Осторожней, приятель, - сказал третий.
Гоуэн налил стакан до самых краев, поднял и неторопливо осушил. Он помнил, что бережно поставил стакан на стол, потом вдруг обнаружил, что находится на открытом воздухе, ощущает прохладную серую свежесть, видит на боковом пути паровоз, тянущий вереницу темных вагонов, и пытается кому-то объяснить, что научился пить по-джентльменски. Говорить он пытался и в тесном, темном, пахнущем аммиаком и креозотом месте, где его рвало, пытался сказать, что ему нужно быть в Тейлоре в половине седьмого, к прибытию специального поезда. Приступ рвоты прошел; Гоуэн ощутил жуткую апатию, слабость, желание лечь, но сдержался и при свете зажженной спички привалился к стене, взгляд его постепенно сосредоточился на имени, написанном там карандашом. Он прикрыл один глаз, оперся руками о стену и прочел его, пошатываясь и пуская слюну. Потом, ворочая непослушной головой, поглядел на парней.
- Имя девушки... Моей знакомой. Хорошая девушка. Молодчина. Я должен встретиться с ней ехать в Старк... Старквилл. Вдвоем, понимаете!
Привалясь к стене и что-то бормоча, Гоуэн заснул.
И сразу же начал бороться со сном. Ему казалось так, хотя он еще раньше сознавал, что время идет и нужно скорей проснуться; что иначе пожалеет. В течение долгого времени он понимал, что глаза его открыты, и ждал, когда вернется зрение. Потом стал видеть, не сразу поняв, что проснулся.
Гоуэн лежал, не шевелясь. Ему казалось, что, вырвавшись из объятий сна, он достиг цели, ради которой старался проснуться. Он валялся в скрюченной позе под каким-то низким навесом, видя перед собой незнакомое строение, над которым беззаботно проплывали тучки, розовеющие в лучах утреннего солнца. Потом мышцы живота завершили рвоту, во время которой он потерял сознание, Гоуэн с трудом приподнялся и, ударясь головой о дверцу, растянулся на полу машины. Удар окончательно привел его в себя, он повернул ручку дверцы, нетвердо ступил на землю, кое-как удержался на ногах и, спотыкаясь, побежал к станции. Упал. Стоя на четвереньках, поглядел с удивлением и отчаянием на пустой железнодорожный путь и залитое солнцем небо. Поднявшись, побежал дальше, в испачканном смокинге, с оторванным воротничком и спутанными волосами. Я упился до бесчувствия, подумал он с какой-то яростью, до бесчувствия. _До бесчувствия_.
