Эдгар По - Сфинкс. Приключения Шерлока Холмса (сборник)
Я заверила его, что вовсе не обиделась.
– Кстати, – сказала я, – в том крыле у вас, кажется, несколько свободных комнат, а одно из окон закрыто ставнями.
Он удивленно посмотрел на меня и, как мне показалось, немного вздрогнул.
– Я увлекаюсь фотографией, – сказал он. – В той комнате я устроил себе фотолабораторию. Но посмотрите только, какая наблюдательная девушка нам попалась! Кто бы мог подумать!
Он говорил это якобы в шутку, только взгляд у него при этом был совсем не веселый. Подозрительный, раздраженный, но не веселый.
И вот, мистер Холмс, в тот миг, когда я поняла, что в тех комнатах было закрыто нечто такое, чего мне знать не положено, я загорелась желанием во что бы то ни стало в них проникнуть. И дело не в простом любопытстве, хотя оно тоже подстегивало меня. Скорее, это было чувство долга… Ощущение того, что, если я проникну в то крыло, случится что-то доброе, правильное. Говорят ведь, что у женщин сильно развита интуиция. Может быть, это интуиция внушила мне такое чувство, не знаю, но что-то тянуло меня в те комнаты, и я начала искать способ проникнуть за запретную дверь.
Однако возможность сделать это представилась мне только вчера. Кстати, кроме мистера Рукасла, в ту часть дома наведывались и Толлер с женой. Один раз я видела, как он проносил через ту дверь большой черный мешок. В последнее время Толлер много пьет, и вчера напился особенно сильно. Поднимаясь по лестнице, я увидела, что в вечно запертой двери торчит ключ. У меня не возникло сомнений, что это он забыл его там. Мистер и миссис Рукасл в ту минуту находились внизу, мальчик был с ними, так что это был очень удобный случай. Я аккуратно повернула ключ, открыла дверь и скользнула внутрь.
Я увидела небольшой коридор с голыми стенами, без ковра на полу. В конце он под прямым углом поворачивал направо. В коридоре было три двери. Первая и третья – открыты, обе вели в пустые комнаты, заброшенные и грязные. В первой комнате было одно окно, в другой – два. Окна покрывал такой толстый слой пыли и грязи, что вечерний свет через них почти не пробивался. Средняя дверь была закрыта, и поперек нее висела широкая перекладина от железной кровати, с одной стороны она соединялась висячим замком с кольцом, вделанным в стену, с другой стороны была прикручена крепкой веревкой. Сама дверь была заперта на ключ, но ключа нигде не было видно. Я поняла, что эта дверь ведет в ту самую комнату, окно которой закрыто ставнями, однако снизу из щели под дверью шла узкая полоса света, значит, в комнате имелось потолочное окно. Я стояла в коридоре перед загадочной дверью, пытаясь понять, какая тайна может скрываться за ней, как вдруг внутри комнаты послышались шаги. Тусклый лучик света, пробивающийся снизу, несколько раз перекрылся тенью. Поначалу безумный страх сковал меня, мистер Холмс, но потом мои и без того напряженные до предела нервы не выдержали, и я бросилась бежать. Я бежала так, словно какая-то ужасная рука норовила схватить меня сзади за юбку. Промчавшись по коридору, я вылетела за дверь и угодила прямиком на мистера Рукасла, который поджидал снаружи.
– Значит, это все-таки вы, – улыбнулся он. – Я так и подумал, когда увидел, что дверь приоткрыта.
– Боже, я так испугалась! – задыхаясь, пролепетала я.
– Что вы, девочка моя! Ну что вы! – Вы себе представить не можете, каким ласковым тоном он со мной разговаривал. – Что же вас так напугало, милая девочка?
Но голос его выдал, он говорил уж слишком вкрадчиво, поэтому я насторожилась.
– Зачем только я вошла в это пустое крыло?! – сказала я. – Там так темно и жутко, что я испугалась и сразу же выбежала обратно. Как же там страшно!
– Это все, что вас напугало? – спросил он, буравя меня глазами.
– Да. А что еще? – ответила я.
– Почему, по-вашему, я держу эту дверь запертой?
– Не знаю.
– Не хочу, чтобы туда совали нос люди, которым там делать совершенно нечего. Понимаете? – При этом он продолжал улыбаться и говорить самым любезным тоном.
– Поверьте, если бы я знала…
– Теперь знаете. Если еще раз вы переступите этот порог, – тут его улыбка превратилась в безумный оскал, лицо – в демоническую харю, – я брошу вас моему псу.
Я до того испугалась, что совершенно не помню, что со мной после этого было. Наверное, я бросилась в свою комнату. Пришла в себя только там. Меня трясло, как в лихорадке. И тут я подумала о вас, мистер Холмс. Я больше не могла там находиться, не получив совета. Я боялась этого дома, боялась этого мужчины, этой женщины, слуг, даже ребенка. Они вызывали у меня ужас. Если бы я смогла поговорить с вами, мне бы стало намного легче. Конечно, можно было просто сбежать оттуда, но любопытство терзало меня почти так же сильно, как страх. И вскоре я решилась. Я пошлю вам телеграмму, подумала я. Я встала, надела шляпку и пальто, вышла из дому и направилась в почтовое отделение, которое находится примерно в полумиле от дома. По дороге оттуда я почувствовала себя значительно лучше. И тут меня снова охватил страх. Что, если сейчас по двору разгуливает собака? Хорошо, что я вспомнила, что Толлер в тот вечер напился до беспамятства, а кроме него никто не подходил к этому свирепому существу и, значит, не мог его выпустить. Я благополучно проскользнула в дом и до полуночи не сомкнула глаз, радуясь тому, что скоро увижу вас. Отпроситься сегодня утром в Винчестер было несложно, но мне нужно до трех часов быть дома, потому что мистер и миссис Рукасл сегодня едут в гости, вернутся поздно вечером, и мне нужно присматривать за ребенком. Вот я и рассказала вам все свои приключения, мистер Холмс. Я буду очень признательна, если вы сможете мне что-нибудь объяснить или, еще лучше, посоветовать, как мне быть дальше.
Мы с Холмсом слушали этот удивительный рассказ, как завороженные. Теперь же мой друг встал и принялся ходить взад и вперед по комнате, засунув руки в карманы. Лицо его было очень серьезным.
– Толлер все еще пьян? – спросил он.
– Да. Я слышала, как его жена жаловалась миссис Рукасл, что ничего не может с ним поделать.
– Это хорошо. А Рукаслы, значит, сегодня уезжают?
– Да.
– В доме есть подвал с надежным замком?
– Да, винный погреб.
– Мне кажется, вы вели себя как удивительно храбрая и здравомыслящая девушка, мисс Хантер. Хватит ли у вас мужества пройти еще через одно испытание? Я бы не стал просить вас об этом, если бы не был уверен, что вы действительно незаурядная женщина.
– Я попробую. Что мне нужно будет сделать?
– Сегодня в семь часов мы будем в «Медных буках», мой друг и я. К тому времени Рукаслы уже уедут, Толлер, я надеюсь, еще не проспится. Тревогу поднять сможет только миссис Толлер. Если бы вы смогли под каким-то предлогом заманить ее в погреб и запереть там, это значительно упростило бы нам задачу.
– Я сделаю это.
– Прекрасно! После этого мы приступим к делу. Нет сомнений, что всему этому есть только одно объяснение: вас сюда привезли с единственной целью – выдать за другую. Эта другая, безусловно, содержится в закрытой комнате. Что касается личности узницы, я уверен, что это дочь, если мне не изменяет память, мисс Элис Рукасл, которая якобы уехала в Америку. Несомненно, вас выбрали, потому что вы очень напоминаете ее ростом, фигурой и цветом волос. Ее волосы были обрезаны, возможно, вследствие какой-то болезни, поэтому, естественно, то же самое пришлось сделать и вам. Косу ее вы нашли лишь благодаря случайности. Мужчина на дороге – очевидно, ее друг или жених. Наверняка наряжать вас в серо-голубое платье и веселить смешными рассказами понадобилось для того, чтобы он, приняв вас за нее, посчитал, что мисс Рукасл совершенно счастлива, а ваш жест должен был навести его на мысль, что в его обществе она более не нуждается. Пса по ночам спускают с цепи для того, чтобы предотвратить их личное общение. Во всем этом деле самое существенное – поведение ребенка.
– Да какое же отношение к этому может иметь ребенок? – воскликнул я.
– Дорогой Ватсон, вы как медик наверняка определяете склонность к болезням у ребенка на основании наблюдений за его родителями. Неужели вы не понимаете, что обратное сравнение так же эффективно? Лично я не раз получал первую достоверную информацию о родителях, наблюдая за ребенком. Поведение этого ребенка отличается крайней жестокостью, необоснованной, беспричинной жестокостью. От кого из родителей передалась ему эта черта – от улыбчивого отца, как я подозреваю, или от матери – мне неизвестно, но ничего, кроме зла, находящейся в их власти девушке это не сулит.
– Я уверена, что вы правы, мистер Холмс, – воскликнула наша клиентка. – Теперь мне вспоминаются тысячи мелочей, которые подтверждают вашу версию. О, давайте не будем терять ни секунды, нужно помочь этой несчастной!
