Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 1
Белоглазов вытянул шею и устало тряхнул головой.
— А завтра не подкачаем? Приедут ребята, а мы в кусты? — спросил он пытливо и выжидательно улыбнулся. — Как ты на это смотришь, Игорёк? — Тот вытер о подкладку телогрейки руки и задумался.
— Я выдержу. Опробовать, конечно, следует, но что мы сделаем трое? Да и, как мне кажется, Толька устал.
Белоглазов поднял на него глаза и засмеялся:
— И это говорит Игорёк? Ну кто бы мог подумать? А я-то всё считал, что ты обо мне куда лучшего мнения. — Он наморщил лоб, и в бровях залегла упрямая складка. — Не беспокойся. Порох у меня есть. Да к тому же мы с Митяем уже договорились: пока у него обводнён забой, он оставит несколько старателей до утра. Так что мыть и мыть, сколько хватит сил. Важно установить, будет ли задерживаться на грохотах касситерит. Утром должен приехать Михаил Степанович.
Вода как бы нехотя приближалась к бункеру. Когда донеслось её журчание по шлюзам, Белоглазов взял скребок, отрегулировал величину струи и махнул шапкой. Юрий и Игорь взялись за тачки, а трое старателей уже кайлили и зарезали забой.
Ночной сумрак сгустился на пару часов, и снова уже серел пасмурный день. Парни не заметили, как наступило утро. Бригада заключённых ещё не появилась в разрезе, когда со стороны устья Среднекана показались люди. Первым заметил их Колосов и, перекрыв воду, крикнул:
— Толька! Ребята! — И показал рукой на кусты.
Белоглазов принялся снимать металл. Он делал всё неторопливо, стараясь оттянуть возможное разочарование. Колосов не спускал с него глаз.
— Что-нибудь видно? — вздыхал он, стараясь уловить серебряные блёстки. Краевский невозмутимо следил за ловкими движениями геолога.
Но вот Анатолий принялся отмывать касситерит.
— Ну где же? Где же он? — нетерпеливо спрашивал Юрка.
Белоглазов отмыл лоток и высыпал на лоскут брезента кучку чёрных блестящих кусочков.
— Вот оно! Видал, сколько? Есть! — сначала тихо бормотал Толька и вдруг громко засмеялся — Есть! Есть!
— Есть! Есть! — подхватил его крик Колосов, охваченный диким восторгом, и бросился навстречу поднимающейся на прибор Жене. — Женечка! Милая! — Он схватил ее и принялся целовать в глаза, щёки и губы. — Есть, Женечка! Всё получилось!.. — повторял он без конца.
Он не заметил, как раскраснелась Женя, как расслабленно откинулась на перила. Не слышал её шёпота:
— Юрочка, хороший. Но зачем же так? На нас смотрят! — лепетала она.
— Ну и пусть! Мне не стыдно, я от души! — возразил он.
— А кто сомневается? Но и для души должно быть своё время! — услышал он голос Краснова и обернулся. Тот привязал лошадь и, посмеиваясь, поднимался на эстакаду.
— Михаил Степанович! Всё хорошо! — крикнул Юрка, бросившись ему навстречу.
Краснов засмеялся:
— Вижу, вижу! Но как всё же с касситеритом? — спросил он и, заметив Белоглазова с лотком, прошёл к шлюзам. — Днями получаем пополнение. Прибор придётся передать в руки хорошей бригады. А вам спасибо, и очень большое спасибо, — проговорил он задумчиво и, склонившись над лотком, стал терпеливо ожидать.
Вешние воды скатились в Восточно-Сибирское море. Затих шум весеннего перелёта пернатых. Смолк звон ключей и рёв перекатов. Жители посёлка разлетались по горным участкам и по тайге с поисковыми партиями. Отчалили от среднеканского берега кунгасы огромной экспедиции по исследованию среднего течения Колымы. Затих и опустел посёлок. Только распущенные из упряжек собаки валялись в пыли, лениво ловя мух и греясь в тёплых лучах весеннего солнца.
Колосов сидел на обрыве, свесив ноги, и слушал, как ухал каменный перекат, как тихо журчали струйки воды у прибрежных камней, как печально кричала кукушка на другом берегу реки за белой палаткой цинготников. Он приехал с той стороны на лодке и привёз для Николая охапку дикого лука.
Наступил тихий и тёплый вечер. Где-то глухо урчали раскаты первого грома. Колосов решил ждать, захотелось постоять под тёплым проливным дождем, смыть с себя копоть зимы. Он прислушался, так хотелось услышать гудок первых пароходов. Их ждали со дня на день.
Валька! При чём здесь Валька? — встряхнул он головой, В ушах зазвенел её голос: «Зверёныш! Неужели я должна первая?» В глубине сердца метнулась волна, И он уже не старался отгонять воспоминания.
— Дура! И какая же ты дура, Валька! — неожиданно проговорил Юрка и вздрогнул от того, что нежные руки легли на его глаза. Они пахли почками берёз. Он почувствовал горячее дыхание и прикосновение упругого тела.
— Это ты, Женя? — Он взял её руку и обернулся. Девушка потянулась к нему, словно хотела обнять, но, спохватившись, спрятала руки.
— Можно тебя спросить, кто такая Валька?
— Садись, Женечка. Какой сегодня чудесный день, — буркнул он и принялся расстилать привезённый лук.
— Наверное, для Николая? — подняла она вопросительно брови и, положив косынку, села.
— Колька уже здоров. Захватил просто по привычке. Ты знаешь, он не догадался поправить зубы, когда начали зарастать дёсны, и теперь они неровными остались. Говорит, закрутился с работой. Хороший он парень.
— Даже очень. Но ты так и не ответил на мой вопрос.
— Да это мы Валерку так иногда называем.
— С каких это пор Самсонов стал женского рода? Если не хочешь отвечать, не нужно. Только не думаю, что твоя дружба с Гермогеном занимает всё твое сердце. К тому же ты такой… — она задумалась, — как это тебе сказать. Ну, в общем, трудно поверить, чтобы тебя не заметила девушка.
— Гермоген — хороший старик, — проговорил он тихо.
— А Валя? Ты краснеешь, Юрий, но напрасно. Ничего в этом предосудительного нет, — заговорила она с печальной улыбкой. — Я много думала о тебе. Ты такой большой, хороший, сильный, но какой-то пугливый, как… — запнулась она, подбирая подходящее слово.
— Как зверёныш, — подсказал Юрка, покосившись на девушку. Он увидел её матовое лицо, тонкий, прямой нос, большие и чистые глаза. Она была даже красивее Вали, но чего-то в ней не было. Чего? Да, пожалуй, тех озорных огоньков в глубине глаз, которые при мысли о Вале всегда всплывали в памяти.
— Вот, вот! Именно дикий, таёжный зверёныш, — подхватила девушка слово, подсказанное Колосовым. — Валя занимает твои мысли, но она тебя не замечает. Ты можешь сказать мне, я это сумею понять. — Она замолчала, потом спохватилась. — Тебе скучно, Юра. Поехали на ту сторону, к цинготникам. Только я буду грести. — Она торопливо побежала к лодке.
Цинготников оставалось всего несколько человек, но и они уже поправлялись и собирались покидать «луковые выпасы», как они называли свой берег. Юрий и Женя ели уху из ленков, вместе с больными ходили проверять перемёты, а потом бродили по перекату с удочками.
— Тебе не скучно, Юра? — постоянно спрашивала Женя.
— Просто чудесно, Женя.
Наконец-то пошёл желанный дождь, оставляя чёрные пятна на серых камнях. Женя вскрикнула и бросилась под дерево.
Они стояли рядом. Стало темно и тоскливо. Шум дождя заглушил остальные звуки. Женя стояла рядом, Юрий прикрывал её плечом от косого ливня, ощущал её тело и не смел пошевелиться. Оглушительные раскаты сотрясали воздух. Их подхватило эхо.
Женя вскрикнула и прижалась к нему, пряча лицо в мокрых складках рубашки.
— Боюсь. Обними меня, как тогда на приборе, — тихо прошептала она.
Он, как во сне, крепко обнял и начал целовать мокрые от дождя глаза, лицо и губы. Новая вспышка озарила небо. Юрий опомнился и нежно поцеловал закрытые глаза.
— Прости, Женечка. Но это мы напрасно. Не надо… — проговорил он срывающимся голосом и тихо прижал её к груди. Женя согласно кивнула головой. Ливень не проходил, и они продолжали стоять, согревая друг друга.
— Юра, если бы к тебе подошла девушка и просто сказала: приглядись ко мне, чем я плоха? Узнаешь и полюбишь — буду хорошей женой, не полюбишь — стану добрым другом. Что бы ты ответил девушке? — тихо проговорила она, не поднимая глаз.
— Но это опасно, Женя. А вдруг… — Он замолчал.
— Ты очень любишь Валю?
— Не знаю, но думаю постоянно.
— Где она?
— Замужем.
— На что же ты надеешься?
— Я обещал и должен с ней встретиться. Пойдём. Женя, мы всё равно промокли насквозь.
— Пошли, — вздохнула она. Они бежали, держась за руки. Тонкое платье Жени промокло и прилипало к телу.
Сушились в палатке у печки, а потом туча ушла. Небо стало прозрачным и чистым. Выглянуло солнце. Умытая и душистая тайга зазеленела, утренний чистый воздух принёс запах смолистой хвои с острым привкусом смородины.
Они снова бродили по берегу. Юрий был весел и прост с Женей. Впервые он вёл себя по отношению к ней так непринуждённо.
Они шли по песчаной косе.
— Юра, птица! Да какая огромная!
— Где?
— Вон, смотри!
— Пор-р-ра!.. Пор-р-ра!.. — донёсся знакомый крик, и птица, взмахнув крыльями, поплыла над берегом.
