Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц

Бехайм отошел от окна. Удивительно, как он раньше не догадался, что можно жениться на ней и, когда придет время оставить Милан, увезти ее с собой. Приняв решение, он почувствовал, что душа его преисполнилась великого покоя. Теперь все было легко и просто.

«Что же мне потребно, чтобы вступить с нею в брак? – спросил он себя. – Тут все делается скоро. Потребны мне священник, да два свидетеля, да чтоб она сказала „да“, а более ничего».

По дороге домой, в сумерках, Никкола зашла в церковь Сант-Эусторджо побеседовать с Господом о своей любви и о любимом.

– Ты, наверно, гневаешься, – тихонько сказала она, преклонив колена перед Спасителем, – ведь я предалась ему без Твоего священного таинства. Но не Ты ли Сам заронил в мое сердце страсть, что каждый день влекла меня к нему, в его объятия? Нынче, в послеполуденные часы, оно и случилось. Я не заставила его ждать долго, это правда, но я подумала, раз двое друг другу по сердцу, как мы, охотно видятся и всегда друг другу рады, зачем же понапрасну терять время, ведь никогда не знаешь, что может случиться. Коли я поступила нехорошо, не наказывай меня за это, будь милостив к нашей любви, направляй ее так, чтобы и для него, и для меня все закончилось наилучшим образом!

Отец Никколы каждый вечер в определенный час запирал двери на засов, и, если она задерживалась, ей приходилось стучать, и звать, и упрашивать, а когда он наконец отворял, еще и выслушивать брань, поэтому девушка пробыла в церкви недолго, только быстренько прочитала «Отче наш».

У входа в церковь стоял резчик Симони: как был в рабочем фартуке, в деревянных башмаках, с долотом в руке, он торопливо пересек улицу, чтобы во время пресуществления увидеть на алтаре тело Христово. Он тотчас узнал девушку, на радостях расправил усы и поздоровался, стянув шапку с лысой головы. Никкола поблагодарила его беглой улыбкой и пошла своей дорогой.

«Я незнакома с этим человеком, а он при встрече всегда со мной здоровается, – говорила она себе, поспешая домой. – Он так смотрит на меня, будто знает, где я живу. Может быть, брал у отца деньги под залог? Тогда-то и запомнил меня? Нет, не похоже, чтобы он попал в руки моему отцу. Ах, какой стыд, когда люди глядят на меня вот так, с состраданием. Они не знают, что я сама, своими руками зарабатываю на хлеб. Только Манчино знает, иногда он приносит шерсть, чтобы я ее спряла. Но сегодня мне бы не хотелось встретить его. Беда, если наши пути пересекутся. Он посмотрит мне в лицо и сразу поймет, где я была и что случилось. Он не должен об этом проведать. Ведь он любит меня и если узнает, то зачахнет от горя и печали, сгорит, как свечка».

Двери были еще не на запоре. Когда она поднималась по трухлявой лестнице в каморку, где ночевала, из нижней комнаты донесся голос Боччетты:

– Довольно пустословить о Божием милосердии и о тяжких муках Христовых, меня вам не разжалобить. Болен, говорите? И пусть его болеет, коли охота, пусть даже помрет в свое удовольствие, мне от этого ни жарко ни холодно. Вы за него поручились, вы и заплатите. А теперь, сударь, ступайте с богом или убирайтесь к черту – как вам удобнее. Завтра принесете деньги. А не принесете – пеняйте на себя, тут уж я позабавлюсь, глядя, как вы сидите за решеткой, в долговой тюрьме.

Наверху, в своей каморке, Никкола бросилась на постель.

– Любимый, – молила и жаловалась она, – возьми меня с собой! Забери меня от этого чужого человека, моего отца, забери из этого дома, который хуже тюрьмы, увези меня из Милана! Ты спрашивал, буду ли я любить тебя всегда. Любимый, ты только возьми меня с собой, и если в горних высях существует любовь, подобная земной любви, я буду любить тебя во веки веков.

Свечник, который в щелку подглядывал, как Никкола проворно выскользнула из дома, закрыл дверь и, чтоб сэкономить деньги, тотчас задул свечу.

– И впрямь красавица, – согласился он, – стройная, высокая. Ну и немец! Видать, из тех, кому всегда лучшие куски достаются. Но с меня хватит, надоел он мне. Является на кухню, рассказывает глупости, время у меня крадет. А она-то любит его, по уши втюрилась. Н-да, вот они какие, нынешние девушки, на нашего брата смотреть не хотят, а за чужаками гоняются, совсем стыд позабыли, развратились до мозга костей. На людях прикидываются набожными и порядочными, а в душе сплошь греховодницы.

Глава 9

Когда Бехайм снова наведался в «Барашек», трактир был освещен не приветливым огнем камина, а тусклым светом двух коптящих масляных ламп, подвешенных к черному от сажи потолку среди колбас и луковых косиц. Оглядевшись, Бехайм узнал среди посетителей лысого усача, который отрекомендовался наставником трактирных новичков, и еще кой-кого из молодых художников и ремесленников, в чьем обществе изрядно захмелел в тот первый вечер. Человек в монашеской рясе, про которого говорили, что он преподает математику в университете Павии, тоже сидел за столом с мелком в руке, погруженный в созерцание своих геометрических фигур. Манчино Бехайм не увидел, хотя непременно желал с ним говорить, ведь и на сей раз он пришел сюда только ради Манчино, пусть даже вино, поданное тогда хозяином, и осталось в памяти приятным воспоминанием. Теперь, когда он твердо решил, что Никкола, о которой он, впервые придя в трактир, не знал ничего, даже имени, поедет с ним, что он ее любит и намерен на ней жениться, – теперь ничто не удерживало его в Милане, нужно было только довести до конца историю с Боччеттой, получить свои семнадцать дукатов, а для этого требовался помощник, который умеет обращаться с дубинкой, да и кинжал в случае чего в ход пустить может.

На вопрос о Манчино хозяин скривился, будто, ненароком куснув камень, сломал себе зуб, и издал короткий горький смешок.

– Манчино? – воскликнул он. – Вы ищете его здесь? Нынче? А его светлость герцога и его высокопреосвященство кардинала-архиепископа Миланского вы в моем доме, часом, не ожидаете найти? Дукат, сударь, деньги большие, за день не промотаешь, даже с десятком потаскушек, которые всегда рады гульнуть на дармовщинку. Но вы правы, с него станется, он такой.

– Я вас не об архиепископе спрашивал, – досадливо сказал немец, – и меня не волнует, сколько он содержит продажных девок и как с ними развлекается. Я спрашивал о Манчино.

– Так вы не знаете? – удивился