Редьярд Киплинг - От моря до моря
Однако не стоит забывать, сэр, что здесь меня научили полагаться на самого себя и на эту железку, то есть на револьвер. Мне не нужно полсотни команд, чтобы изловить браконьера в парке. Да, иногда балуются. Приезжают со своим снаряжением, обманом ввозят пару винтовок и стреляют бизонов. Стоит вмешаться - стреляют в тебя. Тогда конфискуешь все снаряжение и лошадей. Там, ниже, у нас целый загон. А вот и наш капитан. Если хотите узнать что-либо интересное, поговорите с ним. Здешняя служба - ничто по сравнению со службой дома. Впрочем, если поставить дело по-настоящему, все можно превратить в сущий ад. Гражданские презирают нас - ведь посылают на дорожные работы и прочее. Так можно развалить любую армию.
Когда мои друзья удалились, я обратился к капитану. Мне сказали, что добрая половина американских офицеров экипируется из запасов французского снаряжения. Капитана действительно можно было принять за офицера легкой французской кавалерии, да и сам он был учтивее любого француза. Конечно, он многое читал о пограничной войне в Индии и поражался сходством наших операций с военными действиями против индейцев. Он сказал, что, когда я доберусь до следующего кавалерийского поста, который расположен между двумя гейзерами, стоило бы представиться тамошним капитану и лейтенанту. Они смогут кое-что показать. Сам он занимался исключительно сохранностью террас (посвящал этому все свободное время) и горячих вод, тайком утекающих в высохшие бассейны, из которых потом могли бы получиться новые водоемы.
- Это очень интересно, хотя не имеет отношения к службе, но именно ради них меня здесь и поставили.
Затем, точно так же как и его коллеги в Индии, он принялся рассказывать о своей части: - Вот это вояки! Их недурно муштруют, и о них неплохо заботятся. Не хотелось бы с ними расставаться. Не думаю, чтобы хоть один из них пожелал уволиться. Кажется, у нас все по-другому по сравнению с англичанами. Ваши офицеры дорожат лошадьми, мы же делаем ставку на людей и тратим на их обучение больше времени, чем на лошадей.
Позднее я расскажу подробнее об американском кавалеристе. С этим джентльменом шутки плохи.
С рассветом, усевшись в коляску вместе с пожилой четой из Чикаго, я пустился в опасное предприятие. Мы отправились прямиком в гору и с ее вершины увидели белые домики Кук-Сити, который расположился милях в шестидесяти на другой горе. Туда, словно бич, вилась дорога. Живительный горный воздух опьянил меня. Если бы Том, наш возчик, предложил ехать к городу по прямой, я согласился бы; согласилась бы и пожилая леди, которая не переставая жевала резинку и жаловалась на всевозможные симптомы.
Тупомордая горная собачка, разновидность ее лугового собрата, бросилась через дорогу под копыта лошадей; поодаль плясали от испуга кролик и бурундук; ревела река; дорога куда-то завернула. С одной стороны от нее высилась груда скал и сланцев, своим видом напоминавших о том, что здесь необходимо соблюдать тишину, дабы не вызвать обвала. С другой стороны чернел глубокий провал, а далеко внизу шумно дурачилась река.
Затем на середине дороги (очевидно, для того, чтобы наша поездка не показалась прогулкой) вырос форт из обломков скал, а за ним - каменная стена. Мой желудок куда-то провалился (так случается, когда раскачиваешься на качелях), потому что мы выехали из грязи, служившей по меньшей мере гарантией безопасности, и покатили вокруг утеса по дощатой дороге, которая была пристроена к нему вроде полки. Доски были прибиты гвоздями и чуть слышно, но все же изрядно скрипели. Это называлось "Золотыми Воротами". Я получил желудок обратно, когда мы выбрались рысью на обширное плоскогорье, украшенное озером и холмами. Вам приходилось видеть земли, не тронутые человеком, - лицо девственной природы? Довольно впечатляющее зрелище. Мы были буквально "подавлены" лесом. Только штормовой ветер прокладывает себе там дорогу, и сотни тысяч деревьев, словно скошенные, лежат вповалку. Каждое дерево покоится там, где легло, а его ветки и ствол (как и человеческое тело) возвращаются земле. Каждая частица дерева словно роет собственную могилу. Вскоре оно зарастет травой, и от него останется одно воспоминание.
Затем мы ползли у подножия двухсотфутового утеса из обсидиана, похожего на стекло. Дорога была тоже из черного стекла, которое хрустело под колесами. Это было уже не интересно, потому что полчаса назад Том завез нас в дремучий лес и там остановился, чтобы мы вдоволь налюбовались горой, которая, сотрясаясь от смеха или гнева, висела в воздухе.
В одном месте над озером возвышался стекловидный утес, а на самом озере бобры возвели плотину мили полторы в длину. Плотина шла зигзагом, как этого требовали бобриные нужды. Правительство взялось за охрану зверей, и позже вы узнаете, что бобр - чертовски неосторожное животное. Едва пожилая леди успела рассказать все, что знала из естественной истории бобров, как мы взобрались на какие-то высоты (это уже не имело значения, потому что мы и так могли дотянуться до звезд) и под ужасный скрип тормозов, очертя голову понеслись вниз по крутому пыльному склону. Кобылы цокали копытами по невидимым камням, нас, словно туман, обволакивало густое облако пыли, а деревья обступали с обеих сторон.
"Как вы умудряетесь проехать здесь на четверке?" - спросил я у Тома, вспомнив, что полчаса назад этой же дорогой проследовала компания в двадцать три человека. "Ходом!" - ответил Том, сплевывая пыль. Конечно же, вскоре наступила очередь крутого поворота со спуском к мосту. К счастью, никто не подвернулся нам по дороге, и мы подкатили к бревенчатой хижине (так называемому отелю) как раз ко времени, чтобы отведать немыслимый тиффин, который подавали пышные, розовощекие официантки.
Когда здоровье не позволяет человеку проявить себя в других, более возвышенных сферах деятельности, сезон "на подхвате" в одном из отелей Йеллоустона восстановит самую хилую конституцию...
После тиффина мы группами отправились в нагорное отделение преисподней. Здесь на земле его называют Гейзеровый бассейн Норрис. Казалось, тут только что схлынул прилив отчаяния, который опустошил бесчисленные акры ослепительно белых гейзерных отложений и был готов вскоре вернуться назад. Здесь не было террас, зато попадались другие ужасы. Не далее чем в пятидесяти ярдах от дороги каждые несколько секунд к небу взлетал ревущий столб пара. Вулкан плевался грязью; потоки кипятка журчали у нас под ногами, струились между стволов умерших сосен, падали дымящимися водопадами и исчезали на побелевших пустошах, где буро-зеленые, желтые с черным и розоватые водоемы рокотали, шипели, пузырились и вопили, как им подсказывало их собственное дурное воображение. С виду местечко казалось замороженным, однако ступни ног ощущали тепло.
Я отважился прогуляться между водоемами, строго придерживаясь тропинок, но оступился и начал тонуть. Из-под ноги ударил фонтанчик воды, и я, не желая погружаться в Тофет*, поспешил вернуться на берег, залепленный грязью и безымянными жирными водорослями реки Леты*. Тем не менее тропинка звенела под ногами, словно чугунная. Кроме того, мне было неизвестно, когда сумасшедшим парам станут тесны их отдушины и они захотят отправить все окружающее в Нирвану*. Сильно пахло тухлыми яйцами, кристаллики серы скрипели под ногами, солнечные блики на белых утесах слепили глаза.
Я присел на бережку, когда передо мной предстал молодой кавалерист из наших бывших конных стрелков (настоящий американец не стремится поступить в свою армию) верхом на лошади, почти ополоумевшей от шума, пара и дурных запахов. Кавалерист был вооружен шестизарядным револьвером, а на поясе носил патронташ.
При исполнении служебных обязанностей всадник дополняет свою экипировку карабином Спрингфильда (весьма неуклюжим) и патронташем, который надевается накрест через грудь. При пограничной войне от сабли мало прока, и ее (за исключением парадов) никогда не носят. Седло - деревянный остов системы Мак-Клеллана* поверх одеяла, сложенного вчетверо. Потник, крытый сверху кожей, приобретается за собственные деньги. Во-первых, преимущество деревянного седла в том, что приходится крепко затягивать подпругу, а также до тонкостей знать искусство подкладывания одеяла, чтобы не доставлять лошади неудобств (бронко раздувается за ночь, если дорвется до корма), а во-вторых, требует от всадника прочной посадки, чтобы не натереть лошади спину. Однако кавалеристы обращаются довольно небрежно с личным снаряжением, подхвостник и подперсья им неизвестны, а в рот лошади вкладывается только ломающий челюсть мундштук, который можно увидеть на американских батальных полотнах.
Молодой человек был очень красив, и поля серой форменной шляпы отбрасывали великолепную тень на его волевое лицо.
Его лошадь вздрагивала, пятилась, шла боком, рвалась вперед, но всадник, как ни в чем не бывало, вел свой рассказ, выставив вперед одну ногу в стремени и похлопывая ладонью по потной шее лошади: "Этот зверь еще не привык к парку. Слишком норовист для парадов, но мы понимаем друг друга". - "Уф!" - сухо выдохнул столб пара неподалеку от дороги. Военная лошадь завертелась волчком, приготовилась понестись вскачь, но, поскольку ее порыв был немедленно подавлен, засеменила назад. Мне показалось, что она вот-вот упадет на всадника.
