Доди Смит - Я захватываю замок

Он резко меня оборвал:

— Она, правда, скверная. Таких женщин пруд пруди.

— Иногда мы поступаем скверно, сами того не осознавая, — возразила я. — А ты… простишь ли ты меня когда-нибудь за поцелуй в лиственничнике? Ох, Стивен, вот это было скверно! Я ведь знала, что люблю другого. По моей вине ты продолжал думать, будто я могу тебя полюбить.

— Да нет… Так я думал день или два. Потом понял, что только себя дурачу. Однако загадку так и не разгадал. Я имею в виду, почему ты меня не оттолкнула… Теперь, конечно, понимаю. Когда выбираешь не того человека и любишь его без надежды на взаимность, такое случается. А иногда кое-что и похуже. Чего сам себе никогда не простишь.

С несчастным видом он смотрел в пространство перед собой.

— Ты терзаешься из-за того, что занимался любовью с Ледой Фокс-Коттон? — спросила я. — Но ведь это ее вина. Не кори себя.

— Корю и буду корить. До конца своих дней, — хмуро сказал он и вдруг повернулся ко мне. — Ведь люблю я тебя, Кассандра. Это навсегда. Послушай, ты уверена, что у тебя не возникнет ко мне и тени чувства? Тебе же понравился поцелуй. По крайней мере, так казалось. А если бы мы поженились?..

Его прекрасное лицо озарял розовый свет восходящего солнца, бриз ерошил густые светлые волосы; в глазах застыло отчаяние. Даже на фотографиях Леды Фокс-Коттон он не был так красив! Рассеянность взгляда исчезла — похоже, навсегда.

— Кассандра, я бы работал ради тебя! Если у меня есть хоть капля актерского таланта, мы могли бы поселиться в Лондоне. Подальше… ото всех. Я сумел бы помочь тебе справиться… ну, когда Саймон женится на Роуз.

При упоминании Саймона перед мысленным взором возникло его лицо: усталое, немного бледное. Так он выглядел вечером в коридоре за танцевальным залом. Я видела черные волосы, растущие надо лбом вверх; изогнутые брови; едва заметные складочки вокруг рта…

Когда только-только сбрил бороду, он показался мне очень красивым. Наверное, лишь потому, что как будто помолодел, и вообще стал на вид обычнее, привычнее глазу. Теперь-то я понимаю, никакой он не красавец. А уж на фоне Стивена тем более.

И все же при сравнении озаренного рассветными лучами Стивена с призрачным Саймоном в темноте сознания именно Саймон напоминал мне живого человека, а Стивен — плод воображения (фотографию, картину — словом, прекрасное произведение искусства, а не простого смертного из плоти и крови).

Саймон, Саймон, Саймон… Лишь им жила душа. Стивену я даже сострадала не искренне, а по велению совести — разумом, но не сердцем. А жалеть его следовало в сотни раз сильнее, потому что на самом деле жалости я почти не чувствовала.

— Стивен, прошу, не надо! — вырвалось у меня. — Конечно, я тебя люблю и от всего сердца благодарна, но… выйти замуж не могу. Стивен, милый, прости, прости!

— Ладно, ничего… — Он снова устремил взгляд вдаль.

— По крайней мере, мы товарищи по несчастью, — невесело усмехнулась я.

Элоиза подпрыгнула и поставила передние лапы между нами на парапет; одна за другой по моим щекам соскользнули слезы, прямо на голову собаке, и на белой глянцевой шерстке превратились в серые пятна.

Сижу с дневником в караульне. За отцовским столом. Очутись я за столом короля в Букингемском дворце — и то не удивилась бы так сильно.

Близится ночь, уже половина десятого. (Неделю назад в это время я разговаривала с Саймоном в коридоре за танцевальным залом. Даже не верится. Будто вечность минула.) Писать буду до двух, потом разбужу Томаса. Прошлой ночью первым дежурил он, я заступила в два.

Как же тяжело далась мне вчерашняя вахта! Сегодня немного легче, хотя иногда сосет под ложечкой и беспокойно ноет сердце. Что же мы сотворили: чудо или кошмар, о котором жутко вспомнить?

Последнюю главу я так и не дописала — не хватило сил. Чуть не задохнулась от жалости к себе, вспоминая капавшие на Элоизу слезы. Впрочем, рассказывать о поездке в Лондон больше и нечего.

Вернулись мы первым поездом. Почти всю дорогу я проспала. Дома тоже сразу уснула. Проснулась к обеду, а в замке ни души: Стивен уехал на ферму, отец — в Скоутни. Томас остался на выходные у друга, Гарри.

Стивен пришел в девять. Беспокоить меня не стал, отправился прямиком в кровать. Я писала на чердаке дневник. Заслышав во дворе его шаги, я сначала хотела встретить его внизу, по-доброму поговорить. Как назло, нужные слова не шли на ум. Чуть позже меня озарило: можно ведь просто намешать ему какао и поболтать о работе в кино. Я поспешила на кухню, но в крохотной спальне было уже темно.

В понедельник рано утром, сложив вещи в матросский сундучок, Стивен уехал в Лондон. Сундучок ему одолжила старая миссис Стеббинс, а той он достался от брата, сбежавшего в молодости на корабль юнгой. На станцию Стивена повез мистер Стеббинс. Я с ними не поехала — наверняка его захочет проводить Айви. Бедняге нужно хоть какое-то утешение. Пусть уж его утешит дочь Стеббинса, а не Леда; Айви действительно славная девушка.

— Ты только надолго не задерживайся, ладно? — улыбнулась я. — Возвращайся скорее в замок.

— Я не вернусь, — тихо проговорил Стивен, — даже если актера из меня не выйдет. Не вернусь никогда.

Я заверила его, что непременно вернется, но он лишь покачал головой и в последний раз оглядел спальню. Оба снимка — мой и миссис Колли — исчезли. На голой кровати лежало только аккуратно свернутое одеяло.

— Я прибрал здесь, тебе ничего делать не нужно, — сказал он. — Можете запереть комнату и забыть о ее существовании. Книги я вернул мистеру Мортмейну перед тем, как он уехал в Скоутни. Буду по ним скучать.

— Теперь ты сам сможешь их купить, — улыбнулась я.

Он ответил, что не думал об этом.

— С деньгами я все равно обращаться не умею.

— Главное — откладывай… На всякий случай, — предупредила я.

Стивен кивнул, а затем сказал, что ему, вероятно, скоро вновь придется кормить свиней.

С улицы донесся гудок клаксона: приехал мистер Стеббинс.

— Я тебя провожу, но по-настоящему лучше попрощаемся здесь, — проговорила я и, протянув руку, добавила: — Пожалуйста, поцелуй меня, если хочешь… я… хочу, если ты хочешь.

На миг мне показалось — поцелует…

Отрицательно мотнув головой, Стивен слегка пожал мою ладонь. Я попыталась взять матросский сундучок, но он вскинул его на плечо.

Мы вышли за ворота к автомобилю. Там уже крутилась Элоиза, деловито обнюхивая колеса. Закрепив багаж, Стивен нагнулся и поцеловал собаку в мордочку.

Пока машина катила по аллее, он ни разу не обернулся.

Перемывая после завтрака чашки и тарелки, я вдруг забеспокоилась: где же он собирается жить? Вновь остановится у Фокс-Коттонов? Наверное, Роуз скоро все узнает… (Сестре я отправила письмо тем же утром: признала свою вину и попросила прощения. С ответом Роуз явно не торопилась. Лишь сегодня днем от нее пришла странная телеграмма: «напишу, как только смогу» и «умоляю меня понять»; прямым текстом на извинения сестра не ответила, но, судя по подписи «Неизменно любящая тебя Роуз», простила.)

Почти весь понедельник я сидела над дневником и пролила столько слез, что не успела привести лицо в порядок к приходу Томаса.

— Ты что, ревела? — Он смерил меня недоуменным взглядом. — Да, пожалуй, в замке после Лондона тоскливо.

Прекрасно! Даже сочинять ничего не пришлось! Я согласно кивнула и пожаловалась, что грущу из-за отъезда Стивена, тревожусь о его будущем.

— За Стивена можешь не волноваться, — усмехнулся брат. — В мире кино он произведет фурор! По нему в деревне все девчонки сохнут. Вечно болтались по годсендской дороге, пытаясь его подловить. Поймешь еще, какое сокровище потеряла!

Я занялась чаем. Томас выложил рыбу.

— Отца можно не ждать, он перекусит в Скоутни, — сказала я.

— Да слугам уже наверняка надоело его кормить, — пробурчал брат. — Что он там делает дни напролет? Читает развлечения ради или что дельное задумал?

— О-о-о… кто бы знал… — вздохнула я.

— Гарри считает, ему нужно к психоаналитику.

Я чуть не рухнула от удивления.

— Гарри слышал о психоанализе?

— Его отец иногда об этом рассказывает. Он ведь врач, помнишь?

— И как, он верит в его действенность?

— Нет. Отзывается о методе крайне презрительно. А Гарри, напротив, психоанализ нравится.

Жаль, от интересного разговора пришлось отвлечься на приготовление рыбы.

За столом я вновь затронула эту тему и рассказала Томасу о давней — нашей первой — беседе с Саймоном у башни (хотя почти ничего из нее не запомнила).

— Досадно, что не расспросила его тогда, как следует. — Я задумалась. — Может, у отца Гарри есть какие-нибудь книги по психоанализу?

Брат пообещал узнать, между делом заметив, что благодаря браку Роуз, отцу теперь не обязательно писать романы.