Нил Гейман - Сошедшие с небес
— А ты была маленькая, когда жила здесь, тетя Джеки?
— Не такая маленькая, как я, — сказала Синтия.
— Верно, — ответила Жаклин, пока они ехали по коридору из двух высоких стен, обсаженных старыми тополями, от которых в машине стало темно, — я ведь даже старше вашей бабушки.
Карен и Валери захихикали и тут же обратились к другому развлечению.
— Как называется этот дом, Брайан? — спросила Валери.
— Пополя, — объявил четырехлетний малыш и тут же, не дожидаясь, пока сестры засмеются, принялся тузить их кулаками.
— Эй, вы, трое, — вмешалась Синтия. — Вы же обещали показать Джеки, как хорошо вы умеете себя вести.
Без сомнения, она сказала это затем, чтобы сестра не чувствовала себя чужой в их компании.
— А поиграть нам тоже нельзя? — спросил Брайан так, словно Жаклин была посторонней и глядела на них с неодобрением.
— Можно, наверное, — ответила Жаклин, бросив взгляд на Синтию. — Только не испачкайтесь, не сломайте чего-нибудь, не ходите, куда не следует или где опасно.
Брайан и восьмилетние близнецы едва дождались, когда Синтия вытянет двумя руками ручной тормоз «Вольво», высыпали из машины и бросились через двор в заросший сад.
— Дай им побыть детьми, — буркнула Синтия.
— Вот уж не думала, что могу помешать им в этом. — Жаклин с трудом сдержала стон, распрямляя затекшие конечности и выбираясь из машины. — Вряд ли мои слова много для них значат, — добавила она, придерживаясь рукой за горячую крышу автомобиля и поворачиваясь к дому.
Даже на августовском солнце он казался мрачнее своих соседей, и не только из-за теней, которые отбрасывали на него тополя, по-прежнему наводившие ее на мысли о кладбище. Дом почернел от сажи, которую йоркширские ветра больше ста лет приносили через вересковую пустошь со стороны города. Окна верхнего этажа были вполовину уже окон двух нижних — в детстве они почему-то напоминали ей россыпь паучьих глазок, и она все старалась убедить себя в том, что это не так, и крыльцо, ведущее в комнаты первого этажа, вовсе не похоже на вертикальный разрез прожорливого рта охотника на мух. Далеко уже не ребенок, она смело дошла, или, по крайней мере, доковыляла до крыльца, где и дожидалась сестру с ключами. Пока Синтия засовывала в замок первый ключ из ржавой связки, из-за угла выскочили близняшки, по пятам за ними бежал маленький братец.
— Подкиньте меня еще, — кричал он.
— Откуда у него это?
— Оттуда, что он ребенок, надо полагать, — сказала Синтия. — Ты уже забыла, что это значит?
Но Жаклин не забыла, и не только потому, что Брайан ей напомнил. Она перевела дух, глядя, как девочки подхватывают брата под руки и подбрасывают его в воздух.
— Еще, — кричал он.
— Мы уже устали, — сказала ему Карен. — Сейчас мы хотим посмотреть дом.
— Может, бабуля с тетей тебя покидают, если будешь хорошо себя вести, — предположила Валери.
— Только не сейчас, — сразу ответила Жаклин.
Закатив глаза так, что стали видны белки, Синтия всунула в замок второй ключ. Дверь приоткрылась на пару дюймов и встала Синтия попыталась оттолкнуть препятствие, когда к щели кинулся Брайан.
— Нет, — вырвалось у Жаклин, и она схватила его за плечо.
— Господи, Джеки, в чем дело?
— Мы же не хотим, чтобы дети вошли в дом, пока мы не узнаем, в каком он состоянии, правда?
— Брайан, полезай внутрь и посмотри, что там такое, ладно?
Жаклин почувствовала, что ее мнение никого не волнует. Оставалось лишь смотреть, как мальчик протискивается в щель и исчезает в темноте. Она услышала какую-то возню и шорох, но это, разумеется, не означало, что в холле их поджидает что-то страшное. Только почему Брайан молчит? Она уже хотела окликнуть его, когда мальчик сам подал голос:
— Здесь какие-то старые письма и газеты.
Когда он появился с охапкой бесплатных газет, таких же пыльных, как их новости, Синтия смогла протолкнуть дверь внутрь. Стопка коричневых конвертов содержала счета за электричество, становившиеся тем краснее, чем ближе была дата, так что Жаклин предположила:
— Неужели света не будет?
— Да уж, наверное, нет, раз оно нам нужно. — Синтия прошла в широкий холл позади вестибюля и щелкнула ближайшим выключателем. Что-то хрустнуло внутри механизма, но лампочки в люстре остались такими же мертвыми, как окружавшие их хрустальные подвески.
— Ничего страшного, — сказала Синтия, перепробовав все выключатели на вертикальной панели и не добившись никакого результата. — Как я и говорила, свет нам не понадобится.
Сквозь закопченное стекло светового люка над лестницей проникало достаточно солнечных лучей, чтобы показать Жаклин темные обои на стенах, которые оказались еще волосатее, чем она помнила. В детстве они всегда напоминали ей волосатую шкуру огромного паука, а теперь к тому же покрылись пятнами сырости. Дети уже взбежали по левой лестнице наверх и протопали через площадку первого этажа, от чего люстра под ней закачалась на своем подвесе, словно паук на ниточке.
— Не убегайте далеко, пока мы не разобрались, что тут к чему, — крикнула им Синтия.
— Догоните меня. — Брайан уже бежал вниз по другой лестнице, одна ступенька которой подпрыгнула под его ногой, как крышка люка. — Догоните, — крикнул он снова, пробегая через холл к лестнице, ведущей наверх.
«Хватит носиться вверх и вниз по лестнице, а то вы меня с ума сведете», — сказала бы бабка Жаклин. Нескончаемый грохот башмаков был похож на предвестие грозы, от которой в холле сделалось бы еще темнее, и Жаклин со всем доступным ей спокойствием заковыляла к ближайшей комнате. По дороге она миновала зеркало, в котором разглядела темное пятно, поджидавшее ребятишек наверху. Однако расплывчатый каплевидный фрагмент темноты в верхней части овальной рамы оказался дефектом самого зеркала, так что зря она ждала, когда дети спустятся вниз, от него подальше.
— Хочешь забрать это зеркало? — сказала Синтия. — По-моему, его еще можно отчистить.
— Не знаю, хочу ли я вообще что-нибудь из этого дома, — сказала Жаклин.
Не надо говорить, что, по ее мнению, детей следовало бы держать от этого дома подальше. И ведь нельзя даже предложить послать их поиграть в сад — а вдруг там тоже окажутся скрытые опасности: битое стекло, ржавое железо, дыры в земле. Дети жили у Синтии, пока ее сын с сожительницей отдыхали в Марокко, это понятно, но разве нельзя было найти другого времени, чтобы осмотреть дом перед тем, как выставлять его на продажу? Она хмурится, глядя на Жаклин, прежде чем пройти за ней в столовую.
Несмотря на то что тяжелые занавеси на окнах были раздвинуты, комната оказалась не намного светлее холла. Тени тополей пропитывали ее насквозь, а на стеклах высоких окон были видны земляные пятна. Паучье гнездо на месте люстры нависало над длинным обеденным столом, замысловато накрытым на шестерых. Идея принадлежала Синтии, так она надеялась убедить возможных грабителей в том, что дом обитаем, когда их собственные отец и мать уже давно жили в доме для престарелых; но Жаклин видела в этом попытку продлить прошлое, которое она надеялась перерасти. Ей вспомнилось, как ее заставляли сидеть за столом смирно, вилку и нож держать правильно, колени накрывать салфеткой красиво, не разговаривать и жевать беззвучно. Слишком многое из этого воспитания засело в ней навсегда, не потому ли ей кажется, что детям не место в этом доме?
— Отсюда что-нибудь возьмешь? — спросила Синтия.
— Мне ничего не нужно, Синтия. Выбирай, что нравится тебе, а обо мне не беспокойся.
Синтия внимательно посмотрела на нее, и они прошли в утреннюю комнату. Люстра зашевелилась, когда дети в очередной раз протопали над ней по половицам, но Жаклин сказала себе, что это вовсе не похоже на ее кошмары, по крайней мере, не очень похоже. Она занервничала, услышав, как Синтия воскликнула.
— Вот оно.
Свет в утреннюю комнату поступал из большого сада позади дома, но сейчас его было немного, поскольку заросшее пространство находилось в тени самого дома Массивный стол раскинул крылья в окружении шести задумчивых стульев с прямыми спинками, но Синтия показывала на высокий стульчик в самом темном углу комнаты.
— Помнишь себя в нем? — с явной надеждой спросила она. — Мне кажется, я себя помню.
— Я бы не хотела вспоминать, — ответила Жаклин.
В свое время завтраки с бабкой и дедом в этой комнате и без стула были чопорными, как званые обеды.
— Отсюда тоже ничего, — объявила она и заковыляла назад в холл.
Зеркало на дальней стене холла тоже было все в пятнах. По пути в гостиную она успела заметить в нем расплывчатые силуэты детей, которые убегали в колеблющуюся тьму, и услышать возбужденное звяканье подвесок на люстре. Кожаный гарнитур в гостиной, казалось, прирос от времени к полу, и только телевизор немного приближал комнату к современности, хотя его экран был пуст, как камень над безымянной могилой. Ей вспомнилось, как она часами сидела не шевелясь, пока ее родители, бабка и дед слушали по радио новости с фронтов, — бабка любила, чтобы дети в ее доме всегда были на виду. Сервант, к которому ей и близко запрещалось подходить, был по-прежнему полон фарфора, потемневшего и потускневшего от давности и пыли. Синтии разрешалось ползать по комнате — то ли из снисхождения к ее нежному возрасту, то ли оттого, что бабка любила, когда в доме были малыши.
