Роже Вайян - 325 000 франков
Я отвез Бюзара в клинику, где ему наложили швы. Серьезных повреждений у него не обнаружили.
2
На следующий день Мари-Жанна с Корделией навестили Бюзара в клинике. Его должны были выписать к концу дня, после того как сделают последнюю перевязку. Корделия пошла провожать Мари-Жанну в поселок Мореля.
- Зайдемте ко мне, - предложила Мари-Жанна.
Они уселись по обе стороны стола, стоящего посередине комнаты и покрытого клетчатой клеенкой. Вначале разговор зашел о работе Мари-Жанны и ее матери.
Основную часть женского населения Бионны кормит пластмассовая промышленность; одних - и таких большинство - потому, что они работают на фабриках, других - потому, что они жены или любовницы хозяев.
Мать Мари-Жанны работала на "Пластоформе" по восемь, а то и по десять, по двенадцать часов в день, склеивая из двух кусков пластмассы - салатного цвета и бутылочного - кувшин для воды, небьющийся, недеформирующийся, подскакивающий, как мячик, если бросить его на пол. Мари-Жанна продемонстрировала эти его свойства Корделии, потом заговорила о разных сортах клея для пластмассы.
- Бензол и ацетон - это яды, - сказала она.
У работниц цеха, где работала ее мать, появлялась вдруг сыпь, потом экзема проходила, но кожа приобретала свинцовый цвет. А вскоре после того, как начали применять какой-то новый химический препарат, у многих женщин стали портиться зубы.
- Это не для меня, - сказала Мари-Жанна.
В голосе у нее иногда появлялись нежные интонации, например когда она сказала во время гонок: "Как я рада, что Бюзар не виноват" или даже когда попросила Корделию: "Зайдемте ко мне", потом внезапно голос ее становился жестким, сухим, как вот сейчас, когда она произнесла: "Это не для меня", будто мертвую ветку отсекла.
Мари-Жанна проявила настойчивость в своем стремлении стать белошвейкой в городе, лишенном старых традиций, где женщины носят трикотажные комбинации и нейлоновые трусики. Но без работы Мари-Жанна не сидела: несколько жен бывших ремесленников, ставших промышленниками после изобретения пресса для литья под давлением и внезапно разбогатевших, поверили журналу "Плезир де Франс", что женщина, которая носит белье ручной работы, доказывает, что наделена превосходным вкусом. Мари-Жанна прославилась своей ажурной вышивкой. Все это она изложила Корделии и дала подробный отчет о своем заработке.
Буржуазия относится к деньгам как к чему-то священному, что нужно скрывать, подобно менструациям, о которых все время думают и никогда не говорят. Мари-Жанна прямодушна, черта, свойственная теперь только людям из народа. Она совершенно откровенно рассказала Корделии, которая впервые была у нее в доме, о своем заработке и о своей личной жизни.
Исходя из того, сколько времени у нее уходит на каждую вещь, она подсчитала, что зарабатывает около ста франков в час; другими словами, не намного меньше, чем ей платили бы на фабрике. Она проводила за рукоделием по десять часов в день, но зато не работала ни в воскресенье, ни в понедельник в тех случаях, когда накануне поздно возвращалась с танцев. В общей сложности она зарабатывала тысяч двадцать пять в месяц. Ее мать приносила домой столько же. Жили они вдвоем, отца придавило прессом, штамповавшим целлулоидные изделия.
- Мы ни в чем себе не отказываем, - сказала Мари-Жанна.
У них были даже небольшие сбережения.
- Хотите пьяных вишен?
- С удовольствием, - согласилась Корделия.
Мари-Жанна постелила на стол вышитую скатерку, на скатерку поставила подносик из бледно-голубого металла, а на подносик ликерные рюмки с наперсток величиной.
За банкой с вишнями она вышла на кухню. Барак состоит из двух комнат: в одной живет Мари-Жанна, в другой - ее мать, между ними помещается кухня. Вход в квартиру через кухню.
Мари-Жанна вынимала вишни ложечкой. В каждую рюмку помещалось только три ягодки.
Немного погодя Мари-Жанна предложит:
- Хотите еще вишен?
- Почему вы не выходите за Бюзара? - спросила Корделия.
Мари-Жанна рассмеялась:
- Уж он-то, конечно, был бы счастлив.
- Вы его не любите?
- Возможно.
- А если бы он перестал к вам приходить?
- Я скучала бы.
- Он ваш любовник? - спросила Корделия.
- Нет.
Мари-Жанна посмотрела на Корделию.
- У меня были любовники, - сказала она.
Помолчав, она добавила:
- Все мужчины эгоисты.
Корделия ждала объяснения.
- Молодых людей - хлебом не корми, дай им похвастаться, - продолжала Мари-Жанна.
- Ну, а мужчины постарше? - спросила Корделия.
- Они сразу же начинают приставать. Переходят на "ты"... - Мари-Жанна заговорила возмущенно. - Их останавливаешь: "Разве я дала вам право быть со мной на "ты"?" А они в ответ: "Нечего корчить из себя недотрогу... Все знают, что не так уж ты строга". Ну, были у меня романы, но им-то какое дело? К тому же все это длилось так недолго.
- Бюзар вас любит. Это видно, - сказала Корделия.
- Вы думаете? - спросила Мари-Жанна и тут же добавила: - Это правда. Он меня любит.
В тот день она больше на эту тему не говорила. Но в последующие недели Корделия часто заходила к ней. Я думаю, Корделия не могла противиться желанию послушать рассуждения Мари-Жанны о мужчинах; так рассуждал бы заяц, будь у него дар речи, о собаках и охотниках; быть все время начеку казалось ей таким же естественным рефлексом, как сужение зрачка при ярком свете. Ей были ведомы и уловки, помогающие зверю, которого травят, привести охотников туда, куда хочет он; но она была убеждена, что в конечном счете в этой игре всегда проигрывает женщина (и заяц). Все это она излагала афоризмами, ни на минуту не сомневаясь в их бесспорности. Раб считает неколебимой ту невеселую мудрость, которая выработалась в нем долгими веками сосуществования с хозяином.
Корделия приходила к Мари-Жанне после полудня и приносила большие шоколадные конфеты с ликером. Мари-Жанна засовывала конфету целиком в рот, медленно раздавливала, закрывала глаза и долго прижимала ее языком к небу, смакуя шоколад, смешанный с ликером. Потом она с улыбкой говорила Корделии:
- До чего же я сластена!
Корделия садилась и закуривала. Обе женщины принимались болтать о своем прошлом, о настоящем, о будущем. Вечером я узнавал от Корделии все тайны ее новой подруги. Вот почему я смог восстановить все, что произошло между Бюзаром и Мари-Жанной, когда тот пришел к ней в первый раз после гонок.
Мари-Жанна разрешала Бюзару проводить у нее два вечера в неделю: во вторник и в четверг. Он прятал свой велосипед за кустами гортензии, у Сенклодского шоссе, перед бараком. Входил Бюзар в дверь, а выходил - в полночь, иногда даже около двух или трех часов ночи - через окно, благо оно было низко над землей.
Мари-Жанна и Бюзар целовались, он ласкал ей грудь.
- А еще что? - спросила однажды Корделия.
- Он меня обнимает, прижимает к себе.
- И ты никогда не отвечаешь на его ласки?
- Еще чего не хватало! - возмутилась Мари-Жанна. Но тут же засмеялась, чтобы ее не приняли за святошу. Потом она густо покраснела, представив себе, как она должна была бы отвечать на ласки Бюзара.
- Чертова Корделия! - сказала она.
Корделия восторгалась выдержкой Мари-Жанны.
- А ты думаешь, она ничего не скрывает?
- Зачем ей врать мне? Я ведь не мужчина. Я говорю с ней о любви без всякой заинтересованности.
В другой раз Корделия спросила Мари-Жанну, почему та не принимает Бюзара чаще?
- А спать когда? - возразила Мари-Жанна.
Она воткнула иголку в линоновую комбинацию, которую вышивала, и принялась объяснять, отгибая пальцы:
- В пятницу я ложусь рано, потому что по субботам хожу в кино, а в воскресенье на танцы... В понедельник потому, что накануне было воскресенье... В среду потому, что во вторник у меня был Бюзар и поздно ушел... Сама видишь, он не может приходить чаще...
- Ты думаешь только о себе, - возразила Корделия.
- Это правда. И я тоже...
- Поступаешь, как мужчина...
- Над этим я не задумывалась.
Когда Бюзар приходил, он имел право поцеловать Мари-Жанну в губы. Она позволяла ему это, но сама на поцелуй не отвечала.
В первый вторник после бионнских гонок Бюзар попытался удержать ее для второго поцелуя. Она подумала, что он считает, будто проявленное им во время состязании мужество и ранение дают ему новые права. Мари-Жанна отвернулась, губы Бернара задержались у нее за ухом и на затылке. Она высвободилась из его объятий.
- Садитесь, - указала она Бюзару.
- У вас нет сердца, - сказал он.
Мари-Жанна усмехнулась.
Она обошла стол и села на свой рабочий стул с высокой спинкой. Бюзар направился было к ней.
- Нет, - остановила его Мари-Жанна.
Бюзар вернулся на прежнее место и сел напротив нее. Мари-Жанна принялась за прерванное рукоделие. Так, по заведенному ею порядку, должна была протекать первая половина их вечерних свиданий. Они встречались уже полтора года, и, хотя Мари-Жанна ни разу ему не уступила, он все с той же страстностью продолжал этого добиваться. У них был разработан своеобразный кодекс, которому подчинялись их свидания до малейших мелочей. Взаимоотношения двух людей, из которых один чего-то требует, а второй защищается, чаще всего приобретают характер юридической процедуры; ради обладания сердцем и телом порой приходится вести бесконечную тяжбу. Каждая новая льгота стоила Бюзару куда больших ухищрений, чем изменение какого-нибудь пункта международного договора искусному дипломату.
