Кшиштоф Кеслёвский - Случай
Весной Чушка привела его на большую лодочную станцию на Висле. Она руководила харцерской дружиной. Харцеры занимались не только ремонтом лодок, но и развозили по стране в ярких своих рюкзаках нелегальную литературу. Витек взял одну из таких книжек. Открыл. Прочел вслух: "Какой же будет Отчизна? Совсем другой - справедливой, благородной, разумной, будет служить примером для всей Европы..." Книга стоила двести злотых, и печать была вполне приличная.
Как-то в воскресенье отец Бузека вернулся домой с рукой на перевязи. Он утверждал, будто вывихнул руку, поскользнувшись на ступеньках, натертых мастикой, но Вера, темноволосая тридцатилетняя жена Бузека, увидела в ванной, как отец размотал бинт и сменил повязку на нехорошей колотой ране. Заметила она и фиолетовые дырки между большим и указательным пальцами. И сказала Бузеку. Бузек вскочил с постели. Вера последовала за ним. Бузек набросился на отца, стал выпытывать, кто это сделал, отец отказался отвечать, и Бузек заподозрил, что это, вероятно, дело рук кого-то из торчков. Отец упорно молчал; а Вера пожалела, что рассказала Бузеку об отцовской руке, которая выглядела так, словно кто-то только что выткнул из нее вилку.
В молодежной организации время от времени устраивались выборы, и на очередном предвыборном собрании приглашенный на него Адам выступил с яркой, встреченной аплодисментами речью. В просторном вестибюле живо обсуждали, как мудро и смело он говорил. Адам подошел к группке, в которой стоял Витек, и отозвал его в сторону. Они встали у окна .
- Тебя, наверное, выберут, - сказал Адам.
- Ну, не знаю.
- Очень важно, с кем ты на минутку отходишь в сторону.
Витек, взбудораженный предстоящими выборами, которые сулили ему новую должность, и этим разговором у окна, к тому же воодушевленный блестящим выступлением Адама, рассказал ему о харцерах, с которыми встречался на пристани.
- Энтузиасты! Мне бы таких ребят.
- Да, я о них слышал, - кивнул головой Адам. - Газетенки, кажется, разносят.
- Книжки. И неплохо напечатанные.
Он спохватился, лишь услышав в ответ, что такого рода информация необходима, она помогает выработать правильную позицию; впрочем, Адам тотчас переменил тему.
- Летишь в июле на встречу с французами?
- Это зависит от сегодняшних выборов.
Адам отошел к другой группке, оставив Витека, внезапно охваченного сомнениями и немного удивленного собственной болтливостью.
Недели через две вернулся Вернер. Чушка съехала накануне. Самолет прибыл поздно ночью. Вернер, странно молчаливый, смотрел из окошка такси на темные улицы города... Витек собирался следующий день провести с ним, но ранним утром его разбудил телефон. Звонила Чушка.
Он встретился с ней на улице Агриколы, недоумевая, чем вызван столь ранний звонок, но она тут же пояснила:
- Нашли книжки в лодках. Забрали двух моих ребят. Ликвидировали типографию... Все разом.
Они медленно шли в гору, и Витек краем глаза заметил остановившийся возле них автомобиль. Из него вышли двое мужчин, один назвал фамилию Чушки, другой попросил у Витека удостоверение личности. Прочел фамилию, сличил фотографию и почему-то сказал:
- А, это вы.
Он вернул Витеку удостоверение, после чего они вместе с Чушкой сели в машину и повернули вниз по Агриколе.
Витек припомнил свой разговор с Адамом у окна просторного вестибюля и пошел в бар на Кошиковой. Заказал две порции водки, выпил. Потом заказал еще три. Вернувшись поздно вечером, внезапно зажег свет в квартире. Вернер сидел у стола, закутавшись в одеяло.
- Погаси свет! - сказал он.
- Нет! - крикнул Витек. - Ты убедил меня, что есть вещи, в которые можно верить! Я тебе поверил! Я тебе поверил!
- В чем дело? - спросил Вернер.
Витек объяснил, в чем дело. Что забрали ребят. Что на его глазах взяли его девушку. И что незадолго до этого он сказал про книжки Адаму. Сам сказал.
- Такое нельзя откладывать, - сказал Вернер и позвонил Адаму. Тот, услышав голос Вернера, ответил, что Кристины нет дома.
- У нас дело. Можно прийти?
Раздеваться они не стали. Витек даже не присел. На столе царил беспорядок, какой сопутствует дорожным сборам. Кристина уехала с внучкой в Рабку.
- Он рассказал тебе о каких-то харцерах, - начал Вернер, - их арестовали, нашли литературу, он полагает, что информация пошла от него.
Адам подошел к письменному столу.
- Наивные вы люди, - сказал он и набрал номер. Поговорим с кем-то о вчерашнем заседании, затем спросил про харцеров. Представил это дело как не стоящее внимания - собеседник, кажется, с ним соглашался - и, положив трубку, взглянул на Витека.
- Надеюсь, их выпустят. Ну что, все в порядке?
Но Витек - он по-прежнему стоял не снимая куртки - вовсе не считал, что все в порядке.
- Это борьба, - сказал Адам.
- С харцерами?
- И с ними тоже!
Вернер покачал головой. Адама, должно быть, это разозлило - он понимал, что Вернер имеет в виду, - и резко повысил голос:
- Тебе что-то не нравится? Тогда почему ты не с ними? Почему не разносишь книжек?
- Насмотрелся на борцов. Хватит, - сказал Вернер.
- Нет, не потому. Они тебе ненавистны. Ты стоял себе в сторонке и думал, что этого достаточно, что ты чист. Но тут появились они, и ты понял, что нет, не так уж чист, и оправдание для себя труднее найти.
- Да. Я ни вас не люблю, ни их.
- Однако же когда случилось что-то конкретное, ты пришел сюда!
Витек в разговор не вмешивался, а эти двое распалялись все больше. Вернер машинально играл лежавшим на столе брелком на длинной золотой цепочке, Адам схватил его, цепочка лопнула, брелок остался в руке Адама. Они успокоились на миг, вспомнили о Витеке.
- Ты видел, что там внутри? - спросил Вернер.
- Нет, - Адам смотрел на брелок. - Я никогда его не открывал.
Он с трудом отыскал замочек, открыл.
- Покажи ему, - сказал Вернер.
Адам повернул к Витеку золотую вещицу. Внутри была любительская фотография всей троицы: Адам, Кристина и Вернер. Молодые. Улыбающиеся...
Бузек навестил отца в больнице. Рука не заживала. Бузек был человеком чести; нагнувшись над кроватью, он сказал:
- Я знаю, чьих рук это дело.
- Откуда? А где Вера? - спросил отец: он знал, что Вера действует на сына успокаивающе.
- Снова поехала в Лодзь. Мне надо ее встретить, - сказал Бузек, ожесточась еще больше.
Чушку выпустили на следующий день, но она то ли не захотела, то ли не смогла встретиться с Витеком. Однако в аэропорт его проводила. В автобусе рассказала, как с ней обращались в КПЗ, а когда они вышли, Витек спросил:
- Как они допрашивают? Что делают? Тебя били?
- Да нет же. А ты что, никогда не сидел?
- Так сложилось.
- И уже никогда не сядешь, верно? - Чушка пронзила его взглядом. - Скажи, ты не имеешь никакого отношения к тому, что меня отпустили?
Витек замялся. И тут его окликнули коллеги из молодежной организации, тоже улетавшие во Францию.
- Я подожду здесь, - сказала Чушка.
Витек поздоровался. Он знал не всех. Лысеющего блондина удержал за руку.
- Мы знакомы...
- Да, - сказал блондин. - По больнице.
- Верно, - подтвердил Витек. Это был директор центра для наркоманов, которого заперли тогда в клетке.
- Старик, я очень тебе благодарен. А там, знаешь, скандал на скандале.
- Что-нибудь серьезное?
- Парень, один из бунтарей, пырнул врача вилкой. А вчера приехал сын того врача, ну и врезал парню...
К ним подошел руководитель группы. С паспортами в руках. Раздал их. Витек взял свой паспорт и хотел вернуться к Чушке, но руководитель задержал его.
- Возникли сложности, - сказал он. - Начались беспорядки. Стачки в Свиднике, что-то в Люблине. Там наши люди. Шеф отменяет поездку. Отправитесь туда.
Он пересчитал всех глазами и задержал взгляд на низеньком бородатом деятеле.
- Шеф попросил Юрека объяснить во Франции ваше отсутствие. Материалы у тебя?
Юрек кивнул, а Витек не стал больше ждать. Подошел к Чушке.
- Я не еду, - сказал он, радостно улыбаясь. Чушка посмотрела на него по-прежнему холодно и отчужденно.
- Не ищи меня больше, - сказала и ушла.
И Витек остался один со своей радостью, с улыбкой, сползающей с лица.
Так могла бы сложиться судьба Витека Длугоша, если бы ему удалось догнать поезд, отправлявшийся из Лодзи в Варшаву. Возможны какие-то варианты, но коль скоро он вскочил в поезд, все произошло именно так. Ведь в последнем вагоне стоял Вернер, и он улыбнулся, увидев, как Витек чертит пальцем крест на запотевшем от дыхания стекле. Ну а если бы Витек не вскочил?
Если бы наш знакомый охранник с железной дороги быстрее выпил в тот день свой послеобеденный чай и оказался на перроне, а увидев, что за поездом мчится студент с болтающейся на плече сумкой, схватил бы Витека в объятья - и по долгу службы, и желая ему добра? Витек, верно, задыхался бы от ярости, а охранник узнал бы в нем того малого, которого он застукал недавно на том же перроне, и сказал бы ему: "Вы тут намедни нужду справляли, а теперь ишь чего надумали, на ходу в поезд вскакивать".
