Арно Зурмински - Йокенен, или Долгий путь из Восточной Пруссии в Германию
Майор получил удовлетворение. Таков был порядок вещей в Йокенен. Почему с Анной должно быть иначе, чем со многими другими горничными до нее? Таким образом майор снова убеждался, что, несмотря на свои шестьдесят шесть лет, он все еще полноценный мужчина. На него это всегда находило поздней осенью, когда начиналась скучная восточно-прусская зима, когда ему приходилось отказываться от верховых прогулок, потому что дороги либо размывало, либо заносило снегом. Началось это в тот год, когда его жена всю зиму пролежала с упорным воспалением легких. Тогда она отнеслась к нему с пониманием, но майор не остановился и после того, как воспаление легких прошло. Тем не менее с Анной все было бы в порядке, если бы она после той ночи вернулась в свой Эрмланд. Но она боялась так сделать. Это была ее первая должность. Если бы она сбежала, дома был бы ужасный скандал. Да она и не была уверена, не относится ли то, чего от нее требовал майор, к ее обязанностям. Может быть, ей просто нужно все это терпеть.
В новом году не было очередных месячных. Сначала она не верила, но когда ее грудь стала наливаться, сомнений уже не было. Только тогда она поняла, что с ней произошло. Майор проявил внимательность. Он гладил ее длинные черные волосы - единственная нежность, которую он допускал все это время. Несколько дней спустя он вызвал в свой кабинет доильщика Августа. Это был верзила-парень с мощными руками, которые могли быка опустить на колени. Август остановился на пороге, комкая в руках свою засаленную шапку.
- Уже присмотрел себе невесту, готов жениться? - спросил майор.
Август в смущении ухмылялся.
- Наша горничная Анна хочет тебя.
У парня отвисла челюсть. Он перестал крутить шапку, и помимо его воли краска бросилась ему в лицо. Нет, невозможно было поверить, что он нравится черноволосой Анне.
Майор предоставил его на время своим фантазиям, потом медленно добавил:
- У нее, правда, скоро будет ребенок. Но тебе ведь это не важно, Август?
Доильщик на мгновение сощурил глаза. Он ведь и сразу подумал, что за всем этим что-то кроется. Но мысль, что под ним окажется черноволосая Анна, подавила поднимающийся гнев.
- Нет, не важно, хозяин, - сказал он.
- Ты не будешь в убытке. Получишь квартиру возле парка. Когда уйдет старший доильщик, ты будешь старшим доильщиком Йокенен.
Август думал, что выгадал дело всей жизни. Он огромными скачками спустился с лестницы, бегом - да, огромный мощный парень бежал резвой рысью - пустился через двор поместья в коровник. Ему хотелось в уши кричать этим лупоглазым, тупым и вялым животным, что красавица Анна будет его. Как одержимый, грузил он коровий навоз, таскал на двор тачку за тачкой.
До некоторых пор в истории католички Анны из Эрмланда не замечалось ничего необычного. Таким же путем пожизненную должность и жену получили лесник Вин, несколько бригадиров, садовник и заведующий складом. Но с Анной получились осложнения. При виде громадного мощного Августа ей стало страшно. От мысли, что с ним придется продолжать то, что начал майор, ее бросало в дрожь. Нет, такого замужества она не допустит! Это было ново для Йокенен. Такого еще никогда не бывало. Это было выше понимания даже самого майора, который продолжал говорить ей, что желает ей добра.
Анне очень хотелось пойти к католическому священнику. Но в Дренгфурте таких не было. В Растенбурге, наверное, был хоть один, и уж наверняка в Реселе. Но она не осмеливалась отпроситься на целый день для такой дальней поездки. Так дело оказалось на руках Карла Штепутата. Анна пришла в темноте и постучала в окошко кухни, когда Марта готовила на ужин молочный суп. Из-под черного платка смотрели измученные бессонницей глаза. Она хотела говорить только с Мартой, говорить с мужчиной ей было стыдно. Она сидела на кухонной табуретке и говорила, то и дело останавливаясь в замешательстве, в то время как маленький Герман спокойно уплетал свою манную кашу. Невинное дитя еще ничего не представляло о том, что творилось в животе Анны, поэтому ему разрешили оставаться на кухне, даже когда Анна начала плакать.
Когда Марта пересказала все мужу, первым желанием Штепутата было устраниться. Это случай для духовного лица или врача, а не для бургомистра Йокенен. Что он мог сделать? Он даже был немного в обиде на эту приезжую девушку, что она отказывалась выйти замуж за доильщика Августа. Марта смотрела на него, как никогда раньше не смотрела. Штепутат почувствовал, что от него ждут действий. Сначала он никак не мог отделаться от мысли, что майор легко мог бы найти в Кенигсберге врача и оплатить все расходы. Но потом он сам ужаснулся такой смелости. Он позвонил майору по телефону. Штепутату нужно было собраться с духом, чтобы решиться на этот звонок - он всегда чувствовал себя по отношению к майору нижестоящим. Тем более было приятно, что майор, вместо того чтобы просто наорать на Штепутата, начал разговаривать.
- Что же мне делать, Штепутат? - кричал он в телефон. - Не могу же я развестись и жениться на горничной.
Штепутат заверил майора, что он ничего подобного и не ожидал. Он подыскивал слова, чтобы намекнуть насчет кенигсбергского врача, но майор его опередил.
- Об аборте не может быть и речи. Я не собираюсь из-за такой аферы идти за решетку.
- Может быть, ей просто не нравится этот Август, - предложил другую мысль Штепутат и спросил, нет ли у майора чего-нибудь получше.
- Чушь! - вскипел, наконец, майор. - Август один из моих лучших людей. Он надежный человек. Вы ведь это тоже знаете, Штепутат.
Так дело и осталось. Было решено, что Штепутат обстоятельно поговорит с девушкой и убедит ее в преимуществах брака с доильщиком Августом. Ладно. Штепутат действительно постарался, начал издалека, говорил о бедности людей в этом крае, о счастье иметь собственный угол и кормильца семьи. Все остальное тогда не так уж важно.
Да, да, ей понятно, но она никак не может подавить в себе это омерзение, отвращение к мощи и насилию, с которым на нее набросится Август. От одной мысли о его сильных руках ей становилось больно.
Не придумав ничего лучшего, Штепутат направился к письменному столу и, порывшись, достал расписание автобуса Ангербург-Коршен. Девушке нужно уехать домой. В таких ситуациях лучше всего совет матери. Он подробно объяснил, как ей нужно ехать и где пересаживаться, чтобы добраться до Эрмланда.
- Деньги у тебя есть? - спросила Марта.
Анна покачала головой. Карл Штепутат, не задумываясь, вытащил кошелек и дал ей пять марок. Без расписки. Без надежды на возврат. Пожертвование на утехи майора. Анна взяла деньги безучастно, как будто против воли. Она даже не поблагодарила, уходя, чем несколько удивила Штепутата.
- Видит Бог, - сказала Марта, - майор нехорошо с ней поступает.
В эту ночь на деревенском пруду сломался лед. Еще днем начало капать с крыш, а оставшийся снег наливался талой водой и оседал. Когда ломался лед, в Йокенен гремело, как в настоящую грозу. Трещины разбегались по всему пруду, и на утро к шлюзу поплыли первые льдины. Для деревенской молодежи это был праздник. Прощание с зимой. Храбрецы катались на льдинах по пруду, отталкиваясь длинными шестами. Это было небезопасно - талый лед легко ломался. Для катания на льдинах, по весенней йокенской традиции, детей в школе отпустили на час раньше. Все дети стояли вокруг пруда, ожидая, когда кто-нибудь наберет полные деревянные башмаки. На следующий день во время катания на льдинах нашли Анну. Шест одного мальчика запутался в черном платке. Он потянул за шест, и на долю секунды всплыло ее бледное лицо. Мальчики отметили шестами место, где показалась и снова погрузилась Анна. Из поместья пришли люди с вилами и граблями, среди них и доильщик Август. После часа поисков Анну нашли недалеко от шлюза. Вытащили ее на льдину и положили под греющим мартовским солнцем. Доильщик Август стоял над мертвой и тупым взглядом смотрел на ее изящные черты. Кто-то принес лошадиную попону и тело накрыли. Потом понесли к замку мокрый груз, с которого капала вода.
С некоторым опозданием до Йокенен добрались новые времена. Осенью все йокенцы были приглашены на вечер деревенской общины, который дренгфуртская районная ячейка Национал-Социалистической Немецкой Рабочей Партии устраивала в трактире Виткуна. В субботу. С детьми. Ведь дети это будущее. Будущее стояло перед прилавком Виткунши в длинной очереди за мороженым, размахивая липкими леденцами на палочках.
Отца Германа этот общинный вечер поставил в неловкое положение. Все ожидали от него речи. Хотя бы вступительного слова. Пришлось бы, наверное, сказать что-нибудь о партии, о вожде, о единстве народа. Но что-то в нем поднималось против выступлений. Эти однообразные штампы. "Дорогие товарищи. Рад приветствовать вас..." И так далее. В сущности все одно и то же. К счастью, главный доклад собирался делать партийный секретарь Краузе. Но что, если Краузе откажется или заболеет, или не приедет из-за плохой погоды? Тогда все заботы о празднике падут на плечи Карла Штепутата.
