Чарльз Диккенс - Торговый дом Домби и сын, Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы XXXI-LXII)
Был холодный, темный, осенний вечер, и капитан Катль велел затопить камин в маленькой гостиной, теперь больше, чем когда-либо, походившей на каюту. Лил дождь, и дул сильный ветер; пройдя через открытую всем ветрам спальню своего старого друга, капитан поднялся на крышу дома узнать, какова погода, и сердце у него замерло, когда он увидел, как ненастно и безнадежно вокруг. Нельзя сказать, чтобы он связывал эту погоду с судьбой бедного Уолтера или сомневался в том, что, если провидение обрекло "мальчика на гибель и кораблекрушение, это совершилось уже давно; но под тяжестью какого-то внешнего воздействия, которое ничего общего не имело с предметом его размышлений, капитан Катль пал духом, и надежды его поблекли, как не раз случалось и не раз будет случаться даже с людьми более мудрыми, чем он.
Обратив лицо навстречу резкому ветру и косому дождю, капитан Катль смотрел на тяжелые облака, быстро проносившиеся над нагромождением крыш, и тщетно искал картины более отрадной. И вокруг него зрелище было не лучше. В многочисленных ящиках из-под чая и разных коробках слышалось у его ног воркованье голубей Роба Точильщика, похожее на жалобный стон поднимающегося бриза. Расшатанный флюгер - Мичман с подзорной трубой у глаза, когда-то видимый с улицы, но давно уже заслоненный кирпичной стеной, - скрипел и жаловался на своем заржавленном стержне, когда порыв ветра заставлял его вертеться и вел с ним злую игру. На грубом синем жилете капитана холодные дождевые капли трепетали как стальные бусины; и он, согнувшись, едва мог устоять на ногах под напором жестокого северо-западного ветра, который налетал на него с твердым намерением опрокинуть за парапет и швырнуть вниз на мостовую. Если в этот вечер еще была жива какая-то Надежда, - размышлял капитан, придерживая шляпу, - она, разумеется, сидела дома и не показывалась на улице; и капитан, грустно покачивая головой, пошел ее разыскивать.
Капитан Катль медленно спустился в маленькую гостиную и, усевшись в свое кресло, стал искать ее в камине; но там ее не было, хотя огонь ярко пылал. Он достал табакерку и трубку и, расположившись покурить, стал искать ее в чашечке трубки и в кольцах дыма, срывавшихся с его губ; но и там не было даже крупинки ржавчины с якоря Надежды. Он попробовал налить себе стакан грогу; но грустная истина скрывалась на дне этого колодца, и он не мог допить стакан. Несколько раз он прошелся по лавке и поискал Надежду среди инструментов; но, несмотря на все его сопротивление, они упрямо определяли путь пропавшего судна, который обрывался на дне пустынного моря.
По-прежнему бушевал ветер, и дождь по-прежнему стучал в закрытые ставни, когда капитан остановился перед Деревянным Мичманом и, вытирая своим рукавом мундир маленького офицера, задумался о том, сколько лет прожил на свете Мичман и как мало перемен - почти никаких - происходило за это время с экипажем его судна; как эти перемены налетели все вместе, в один день, и как они все смели. Маленькое общество в задней гостиной распалось и рассеялось по свету. Некому было слушать "Красотку Пэг", даже если бы кто-нибудь и мог ее спеть, но такого человека не, было; ибо капитан был так же твердо убежден в том, что никто, кроме него, не может исполнить эту балладу, как и в том, что при настоящем положении дел он не отважится на такую попытку. Не видно было в доме веселого лица Уольра - тут капитан на секунду отвел свой рукав от мундира Мичмана и вытер им собственную щеку; знакомый парик и пуговицы Соля Джилса стали видением прошлого; с Ричардом Виттингтоном было покончено; и все планы и проекты, связанные с Мичманом, неслись по воле волн вез мачты и руля.
Капитан с удрученной физиономией стоял в задумчивости, старательно вытирая Мичмана, столько же из нежности к нему, старому знакомому, сколько и по рассеянности, как вдруг стук в дверь магазина заставил испуганно вздрогнуть Роба Точильщика, который, сидя на прилавке, не спускал круглых глаз с лица капитана и в пятисотый раз задавал себе вопрос, неужели тот совершил убийство и теперь его беспрерывно терзают угрызения совести, и он вечно думает о бегстве.
- Что это? - тихо спросил капитан Катль.
- Кто-то стучит, капитан, - ответил Роб Точильщик.
Капитан с пристыженным и виноватым видом тотчас прокрался на цыпочках в маленькую гостиную и заперся там. Роб, открыв дверь, готовился переговорить с посетителем на пороге, если бы посетитель явился в образе женщины; но так как он принадлежал к мужскому полу, а приказ, данный Робу, относился только к женщинам, Роб распахнул дверь и позволил гостю войти, что тот и поспешил сделать, спасаясь от ливня.
- Берджесу и К придется поработать, - сказал посетитель, сочувственно посматривая через плечо на свои собственные ноги, очень мокрые и забрызганные грязью. - О, как поживаете, мистер Джилс?
Приветствие относилось к капитану, который вышел из задней гостиной, явно и очень неискусно притворясь, будто заглянул сюда случайно.
- Благодарю вас, - продолжал джентльмен, не делая паузы, - я себя чувствую прекрасно, очень вам признателен. Меня зовут Тутс, мистер Тутс.
Капитан, припомнив, что видел этого молодого джентльмена на свадьбе, поклонился. Мистер Тутс ответил хихиканьем; и, будучи, по своему обыкновению, смущен, стал тяжело дышать, долго пожимал руку капитану, а затем, за неимением иных ресурсов, набросился на Роба Точильщика и в высшей степени приветливо и сердечно пожал ему руку.
- Послушайте! Я бы хотел сказать вам словечко, мистер Джилс, если вы разрешите, - сказал, наконец, Тутс, обнаруживая изумительное присутствие духа. - Послушайте! Мисс Д.О.М. ...знаете ли!
Капитан столь же важно и таинственно указал своим крючком в сторону маленькой гостиной, куда и последовал за ним мистер Тутс.
- О, прошу прощения, - сказал мистер Тутс, засматривая в лицо капитану и усаживаясь в кресло у камина, которое капитан придвинул для него. - Быть может, вы случайно знаете Петуха, мистер Джилс?
- Петуха? - спросил капитан.
- Бойцового Петуха, - сказал мистер Тутс.
Когда капитан отрицательно покачал головой, мистер Тутс пояснил, что упомянутое лицо является знаменитой особой, которая покрыла славой себя и свою страну в состязании с Красавчиком Шропширом Первым; но это сообщение, казалось, мало что разъяснило капитану.
- Дело в том, что он стоит на улице, вот и все, - сказал мистер Тутс. Но это не имеет никакого значения; быть может, он не очень промокнет.
- Я сию минуту распоряжусь, чтобы его впустили, - сказал капитан.
- Ну, если уж вы так добры, что разрешаете ему посидеть в лавке с вашим молодым человеком, - хихикая, сказал мистер Тутс, - то я очень рад, потому что он, знаете ли, обидчив, а сырая погода скверно отражается на его выносливости. Я сам позову его, мистер Джилс.
С этими словами мистер Тутс, подойдя к наружной двери, свистнул особым образом в темноту, после чего появился джентльмен-стоик в мохнатом белом пальто и шляпе с прямыми полями, очень коротко остриженный, со сломанным носом и обширным пространством за обоими ушами, бесплодным и лишенным растительности.
- Садитесь, Петух, - сказал мистер Тутс.
Покладистый Петух выплюнул несколько соломинок, которыми угощался, и положил в рот новую порцию из запаса, хранившегося в руке.
- Не найдется ли здесь чего-нибудь покрепче промочить горло? - сказал Петух, ни к кому в частности не обращаясь. - Эта дождливая погода - скверная штука для того, кого кормит собственное здоровье.
Капитан Катль подал рюмку рому, а Петух, запрокинув голову, влил его в себя, как в бочку, провозгласив предварительно лаконический тост: "За здоровье всех присутствующих!" Когда же мистер Тутс и капитан вернулись в гостиную и вновь уселись у камина, мистер Тутс заговорил:
- Мистер Джилс...
- Стоп! - сказал капитан. - Меня зовут Катль. Мистер Тутс как будто крайне смутился, а капитан степенно продолжал:
- Зовут меня капитан Катль, и родина моя - Англия, здесь мое местожительство, и благословенна всякая тварь. Из Иова *, - добавил капитан, отсылая к первоисточнику.
- О! А скажите, не могу ли я увидеть мистера Джилса? - спросил мистер Тутс. - Дело в том, что...
- Если бы вы, молодой джентльмен, могли увидеть Соля Джилса, внушительно сказал капитан, опуская свою тяжелую руку на колено мистера Тутса, - увидеть старого Соля, запомните это, вы были бы для меня более желанны, чем попутный ветер для корабля, попавшего в штиль. А почему вы не можете увидеть Соля Джилса? - продолжал капитан, угадав по выражению лица мистера Тутса, какое глубокое впечатление производит он на этого джентльмена. - Потому что он невидим.
Мистер Тутс, встревоженный, собирался ответить, что это не имеет ровно никакого значения. Но спохватился и сказал:
- Господи, помилуй!
- Этот самый человек, - сказал капитан, - особым документом оставил на мое попечение вот это все, но хотя для меня он был почти что брат названый, я знаю не больше, чем вы, о том, куда он ушел и зачем он ушел: либо он разыскивает своего племянника, либо мозги у него не в порядке. Однажды утром, на рассвете, - продолжал капитан, - он прыгнул за борт, и никто не услышал плеска, никто не заметил ряби. Я искал этого человека повсюду и с того дня ни разу не видел его и не слышал и ничего о нем не ведаю.
