Коко и Игорь - Крис Гринхол
Она понимает бесперспективность отношений с Игорем. Он приходит в бешенство от одной только мысли о том, что кто-нибудь услышит об их связи. Он втайне ее стыдится? Екатерина — Коко знает — относится к ней с презрительной сдержанностью: конечно, она ведь незаконнорожденная! Каждая фраза жены Игоря говорит о ее превосходстве. А то, как Екатерина беседует по-русски с Игорем, когда Коко рядом! Вероятно, именно поэтому Екатерина терпит унижение от их связи. Может быть, в конечном счете она понимает, что ее положение жены незыблемо. Ей бояться нечего.
В этих мыслях есть особая острота, возникшая от сильнейшего ощущения одиночества, оставленности. Ранняя смерть матери, отец, которого никогда не было дома, жизнь в приюте… Ей очень нужно, чтобы ее любили, и она откровенно нуждается в истинной физической страсти. Но при этом она так же страстно желает никогда не испытывать обиды и всегда быть полностью независимой. Если понадобится, она и сама со всем справится. Жизнь закалила Коко, она готова принять поражение. Она сильная, ей это известно. И талантливая, напоминает она себе. Даже несмотря на то что Игорь иногда ее принижает.
Коко понравилось, как горели волосы Людмилы. Она лениво поджигает кончик шерстяной нитки из клубка, но эта нить только плавится. Коко следит, как искра бежит по нити. Слишком быстро. Уничтожив около фута нити, огонек сдается. Внутри у Коко что-то сжимается. Будто бы это горят ее внутренности. Взяв ножницы, она отрезает сгоревший конец.
Коко каким-то странным писклявым голосом произносит, глядя на карточку с изящной надписью:
— Выходит, тебя пригласили, а меня — нет.
Между пальцами Игоря зажата сигарета. Ноги небрежно скрещены. Это о приеме, который намечается в Опере. Там будут все, кто принадлежит к миру искусства, включая Сати, Равеля, Пикассо и Кокто.
— Уверен, тебе бы там не понравилось, — говорит Игорь. — Там будет скучно. Просто болтовня знаменитостей мира искусства.
Голос Коко приобретает естественную глубину:
— Нет, это действительно не в моем стиле, правда ведь? Для меня чересчур интеллектуально. Чересчур изысканно. Мне не следует тебя компрометировать, ведь так?
— О чем ты?
— Они не приглашают торговцев. Я знаю. Ты не должен оказывать мне покровительства.
Игорь озадачен:
— Что ты говоришь?
— Я понимаю, когда меня ставят на место.
Ярость тона Коко провоцирует Игоря.
— Не говори глупости! Ты воображаешь, что тебя игнорируют, а это не так!
— Ты, конечно, не хочешь, чтобы я туда пошла.
— Неправда!
— Ты все еще не уверен, что хочешь, чтобы нас видели вместе, да?
Коко стоит у окна, ее кудри образуют ореол вокруг головы.
— Это абсурд! Я был бы рад, если бы ты пошла. Мне без тебя будет скучно.
— Тебе хорошо, когда ты втихую трахаешь меня, но вне дома ты должен находиться от меня не меньше чем в десяти ярдах.
Игорь в шоке от выражений Коко и смущен тем, как громко она говорит. Кажется, до нее не доходит, что в доме слуги, а наверху Екатерина. Ее лицо исказилось. Глаза и губы — словно прорези в плоской маске.
— Я повторяю, — подчеркнуто спокойно произносит Игорь, — думаю, что ты нашла бы все это нудным.
— Хорошо, — отвечает Коко. — Если все это будет таким нудным, полагаю, что и ты не захочешь поехать. — И, к удивлению Игоря, резко рвет приглашение.
— Что ты делаешь? — восклицает он.
Треск рвущейся бумаги. Губы Коко побелели от напряжения.
— Вот! Видел?
— Просто не могу поверить, что ты это сделала!
— Никому — ничего. — Голос Коко поднимается в высокомерной надменности.
— С моей стороны будет чрезвычайно невежливым не ответить на приглашение. — У него на скулах натянулась кожа.
Вежливо и сурово Коко говорит:
— Будет лучше, если ты позвонишь и все объяснишь. Скажи, что твоя жена больна и ты должен за ней ухаживать. Придется соврать.
В пальцах Коко какое-то покалывание. Опустив глаза, она с удивлением видит кровь вокруг ногтя. Порез от бумаги. На куске карточки — коричнево-красный мазок. Появление крови, похоже, еще сильнее раззадоривает ее.
— Очень мило приглашать меня на вечеринку как покровителя искусств в надежде на подаяние. Но когда ты общаешься с друзьями, мне нечего делать рядом с тобой. Ведь так же?
— Я не пытаюсь получить подаяние! — резко отвечает Игорь.
— Неужели?
— Нет. Хотя, конечно, довольно естественно, когда люди поддерживают художника, чтобы удовлетворить свои амбиции! — раздраженно заявляет Игорь.
— Ты — неблагодарный ублюдок!
Коко вспоминает о своем пожертвовании на возобновление «Весны». Да, она это сделала анонимно, но он мог бы и догадаться, что это она. Она уверена, что Дягилев рассказал ему, хотя он ей об этом не говорил.
Игорь распаляется еще пуще:
— В сущности, в наши дни, когда люди спонсируют Художников, они делают это неискренне.
И быстро получает ядовитый ответ:
— Ты никогда не сможешь забыть, что я женщина, ведь не сможешь? Женщина — умная, успешная и такой художник, которого ты никогда не поймешь!
— Художник? — скептически переспрашивает он.
— Да, художник, который так упорно работает, даже упорнее, чем ты!
— Если бы ты тратила больше времени на созидание, а меньше на торговлю, я бы с тобой согласился.
— Это называется реальностью, Игорь. А ты в своем маленьком мирке этого просто не понимаешь.
Игорь находит в себе новые силы.
— Ты не художник, Коко.
— Ах нет?
— Ты — лавочница, — презрительно бросает он.
— Я не должна была давать вам приют! — Коко движется к двери. — Вспомни, дорогой, где ты живешь! Наступит день, и ты это поймешь! — Энергично крутанувшись на каблуках, она выходит из комнаты.
Игорь слышит, как дрожит дверь, которую Коко захлопнула за собой. Он сидит все еще скрестив ноги, хотя теперь уже более напряженно, опустив голову, размышляя. Сердце несется галопом. Он ненавидит их ссоры. Но она не должна была рвать приглашение!
