Чарльз Диккенс - Рассказы и очерки (1850-1859)
Так сложились дела при дворе принца Быка, когда этот великий государь почел необходимым пойти войной на принца Медведя. Между тем с некоторых пор он поглядывал с опаской на своих слуг, которые не только стали нерадивы и предались личному обогащению за счет его казны, но еще и взяли над ним страшную власть: они грозились уволиться, если их изобличали в малейшей погрешности; они уверяли, что проделывают огромную работу, когда не делали ровным счетом ничего; произносили от имени принца самые бессмысленные речи, какие только слышал свет, - словом, все, как есть, показывали себя поистине никуда не годными слугами; хотя иные из них - ничего не скажешь - предъявили превосходную рекомендацию с прежней службы. Так вот, принц Бык созвал своих слуг и сказал им всем:
- Высылайте мою армию против принца Медведя. Оденьте ее, вооружите, кормите, снабжайте всем, что нужно или что потребуется вдруг - я плачу за все! Выполняйте ваш долг перед моими храбрыми солдатами, - сказал принц, выполняйте хорошенько, а золото мое пусть течет, как вода, в покрытие расходов. Разве слышал кто, чтобы я жалел когда-нибудь деньги на доброе дело!
Он с полным правом мог это сказать, так как слыл поистине благородным и щедрым государем.
Когда слуги услышали эти слова, они выслали армию против принца Медведя и засадили за работу армейских швецов, и армейских купцов - поставщиков провианта; и оружейников - изготовителей пушек и ружей, и мастеров, что делают порох, и тех, что льют пули, и тех, что делают ядра и гранаты; и накупили они всевозможного довольствия и кораблей, не смущаясь ценой, и, казалось, так были заняты, что добрый принц потирал руки и приговаривал (употребим его излюбленное выражение): "Вот и хорошо!" Но пока они хлопотали, государева крестная мать, к которой эти слуги были весьма расположены, неотступно наблюдала за ними с утра до ночи; и бывало, просунет она голову в дверь и спросит: "Как поживаете, деточки? О чем вы тут хлопочете?", а те в ответ: "О государственном деле, крестная!" - "Ого! отзовется злая фея. - Под-сук-но!" И тогда вся работа шла вкривь и вкось, а в голове у государевых слуг так начинало мутиться, что они воображали, будто творят чудеса.
Такое поведение со стороны старой негодницы было куда как дурно, и ее бы следовало удавить, даже если бы она на этом и остановилась. Но она, как вы узнаете, на этом не остановилась. Ибо многие подданные государя, очень любившие государево войско - ведь оно состояло из самых храбрых людей! собрались и наготовили сообща всяческих припасов - еды и питья, и книг для чтения, и одежды для носки, и табаку на курево, и свечей для освещения, и все это заколотили в большущие ящики и погрузили на множество кораблей чтобы доставить этому храброму войску в холодную, суровую страну, где оно сражалось с принцем Медведем. Корабли уже снимались с якоря, как вдруг подходит злая фея и говорит:
- Как поживаете, деточки? О чем вы тут хлопочете?
- Мы, крестная, собрались везти все это добро войскам.
- Ого! - говорит фея, - счастливого пути, дорогие мои! Под-сук-но!
С того часу заколдованные эти корабли пошли без толку носиться по волнам - наперекор и ветру, и течению, и разуму; гоняло их по всем морям, и стоило им пристать в какой-нибудь гавани, как выходил им приказ немедленно отчаливать. Так и не довелось им сдать куда ни на есть свой груз.
Такое поведение со стороны старой негодницы было опять-таки куда как дурно, и ее бы следовало удавить, даже если бы она не сделала ничего похуже; но она, как вы узнаете, сделала кое-что и похуже того. А именно, она села верхом на канцелярскую метлу и, бормоча, как заклятие, две фразы - "служу ее величеству" и "честь имею, сэр, быть вашим покорным слугой", вскоре спешилась в холодной, суровой стране, где высадилось войско принца Быка, чтобы сразиться с войском принца Медведя. В той стране на морском берегу она увидела много навезенных туда домов - чтобы войску было где жить, и горы провизии - чтобы войску было чем питаться, и горы одежды - чтобы войску было во что одеться; и тут же сидела на грязной земле и глядела на все это добро кучка офицеров, так же обвитых красной тесьмой, как сама старая злючка. Тут она обратилась к одному из них:
- Кто вы, милок, и как вы поживаете?
- Я - управление генерал-квартирмейстера, крестная матушка, и чувствую себя недурно.
Потом она обратилась к другому:
- А вы кто, милок, и как вы поживаете?
- Я, крестная матушка, - интендантство, и чувствую себя очень недурно.
Потом она обратилась еще к одному:
- А кто вы, милок, и как поживаете?
- Я, крестная матушка, - медицинская часть, и чувствую себя очень даже недурно.
Затем она обратилась к нескольким джентльменам, надушенным лавандой и державшимся на большом расстоянии от других.
- А вы кто такие, красавчики мои, и как же вы поживаете?
И они ответили:
- Мы? О! Мы уп'авление г'авного штаба, к'естная, и мы чувствуем себя п'евосходно!
- Я очень рада видеть вас всех, любезные вы мои, - сказала злая старая фея. - Под-сук-но!
Сказала, и провиант, одежда, дома - все пошло прахом; и те солдаты, что были здоровы, захворали; а те, что были больны, умерли жалкой смертью; и доблестная армия принца Быка погибла.
Когда принцу принесли горестную весть о его великой потере, у него, сказать по правде, возникли сильные подозрения на крестную; но он знал, что и слуги его были, конечно, заодно со зловредной старухой и сделала она свое дело с их попустительства, а потому он решил уволить всех слуг от их должностей. Итак, он призвал к себе оленя, обладавшего даром речи, и сказал:
- Добрый олень, скажи им, что они должны уйти.
Добрый олень передал слова короля так по-человечьи, что вы бы его приняли не иначе как за человека, и слуги были уволены, - но только их заранее об этом предупредили, потому как они прослужили долгий срок.
Вот тут-то и начинается самая необычайная часть в истории этого принца. Поскольку он уволил старых слуг, ему, понятно, понадобились новые. Каково же было его удивление, когда он узнал, что во всех его владениях, где было свыше двадцати семи миллионов жителей, имелось общим счетом не более двадцати пяти слуг! И так они по этой причине заважничали, что не рассуждали о том, стоит ли наниматься на службу к принцу Быку, а вывернули дело шиворот-навыворот и раздумывали, стоит ли еще оказывать такую милость принцу и нанять его своим хозяином! Пока они неторопливо обсуждали между собой этот вопрос, злая старая фея, перевитая красной тесьмой, неустанно обивала пороги у двенадцати старейших из двадцати пяти - а были они и старейшими из жителей страны, им было, если сложить их годы, около тысячи лет, - и спрашивала: "Вы хотите нанять хозяином принца Быка?.. А вы хотите нанять хозяином принца Быка?.."
На что один отвечал: "Хочу, если хочет сосед", а другой: "Не хочу, если хочет тот, что живет через улицу", а третий: "Не могу, если тот или та или те могут или не могут, хотят или не хотят". А тем временем дела у принца Быка шли так, что хуже некуда.
Наконец принц Бык, уже совсем не зная, что начать, сделал умное лицо, как будто бы его осенила совершенно новая мысль. А злая старая фея, только она это увидела, тут же берет его за локоток и говорит:
- Как поживаете, мой принц, и о чем это вы думаете?
- Я, крестная матушка, думаю о том, что среди двадцати семи миллионов моих подданных, никогда не состоявших у меня на службе, есть умные и дельные люди, благодаря которым я прославился и среди своих друзей и среди врагов.
- В самом деле? - говорит фея.
- В самом деле! - говорит принц.
- Ну и что? - говорит фея.
- А то, - говорит принц, - что если старое установленное сословие слуг ведет себя так плохо, если их так трудно нанимать и они так при этом задаются, так уж не следует ли мне набрать себе хороших слуг из тех людей?
Едва слетели с его губ эти слова, как фея со смешком возразила:
- Вы так думаете? Да, мой принц? Под-сук-но!
И он тут же позабыл, что придумал, и стал жалобно звать своих старых слуг:
- Ох, придите и наймите вашего бедного старого хозяина! Умоляю! На любых условиях!
На этом пока заканчивается история принца Быка. Хотел бы я заключить ее словами, что с той поры он зажил счастливо, но, по совести, я не могу этого сказать; потому что, раз бок о бок с ним - фея Под-сук-но, а дети стали для него чужими и фея хоть убей не дает им к нему подступиться, - я, по правде говоря, просто не верю в возможность такого конца.
ОТДЫХ ОТ СТОЛИЧНОЙ СУЕТЫ
Перевод Л. Борового (под редакцией З. Александровой)
Когда я сижу за книгами и бумагами в яркое сентябрьское утро, у открытого окна на вершине утеса, нависшего над морем, небо и океан встают передо мной как прекрасная картина в раме. Прекрасная картина - но с таким внутренним движением, с такой изменчивой игрой света на парусах кораблей и в кильватере пароходов, с такими ослепительными серебряными вспышками где-то далеко в море, такими необыкновенными бликами на кудрявых гребешках волн, когда они разбиваются о прибрежные камни и подкатываются ко мне, - картина, где слышна музыка шуршащей по гальке воды, шелест утреннего ветерка, который теребит снопы колосьев там, где копошатся у своих фургонов фермеры, пение жаворонков, гомон играющих где-то вдалеке детей - картина, полная такого очарования для зрения и слуха, о какой все картинные галереи мира могут дать только самое бледное представление.
