Бенедикт Спиноза - Этика

Людям прежде всего полезно общаться между собой и соединяться взаимно такими узами, вследствие которых они были бы способнее из всех себя делать одно, и вообще делать то, что служит укреплению дружбы.

Но для этого требуются искусство и бдительность. Ибо люди изменчивы (редки между ними такие, которые живут по предписанию разума), и однако же большей частью завистливы и более расположены к мести, чем к милосердию. Нужна, следовательно, особенная сила духа для того, чтобы каждый поступал согласно со своими понятиями и воздерживался от подражания их аффектам. Но те, напротив, которые умеют нападать на людей и скорее порицать пороки, чем учить добродетелям, не укреплять сердца людей, а разбивать их, и себе и другим тягостны. Отсюда многие по излишней нетерпеливости души и по ложной религиозной ревности желали бы жить между зверями, чем между людьми, подобно тем мальчикам или юношам, которые не могут равнодушно переносить родительской журьбы и убегают в военную службу, предпочитая трудности войны и деспотическую дисциплину домашним удобствам и родительским увещеваниям и соглашаясь нести всевозможные тяготы, только бы отомстить родителям.

Итак, хотя люди делают все большей частью по своей прихоти, все-таки от соединения их в общество происходит гораздо больше выгод, чем невыгод. Поэтому лучше равнодушно переносить их обиды и ревностно заботиться о том, что служит к приобретению согласия и дружбы.

Порождает согласие все то, что относится к правосудию, справедливости и честности, ибо люди, кроме того что несправедливо и незаконно, также неохотно переносят то, что считается постыдным, или то, когда кто-нибудь нарушает принятые обычаи общества. К снисканию же любви прежде всего необходимо то, что относится к религии и благочестию. Об этом см. схолии 1 и 2 пол. 37, схолию пол. 46 и схолию пол. 73 части 4.

Согласие, кроме того, часто достигается и посредством страха, но в нем нет верности. К этому добавим, что страх происходит от бессилия души и потому не относится к пользованию разумом, так же как и сострадание, хотя оно внешне и имеет вид благочестия.

Кроме того, людей можно располагать к себе еще щедростью, особенно тех, которые не имеют возможности доставать то, что необходимо для поддержания жизни. Впрочем, оказывание помощи всякому нуждающемуся далеко превышает силы и пользу каждого частного лица. Ибо богатство частного лица далеко для предоставления этой помощи недостаточно. Кроме того, способности одного человека слишком ограниченны для того, чтобы он мог всех привязать к себе дружбой; поэтому попечение о бедных является обязанностью целого общества и имеет в виду только общую пользу.

В деле получения благодеяний и воздаяния благодарности должна быть совершенно другая забота, о которой см. схолию пол. 70 и схолию пол. 71 части 4.

Развратная любовь, т. е. половые влечения, возбуждаемые внешним видом, и вообще всякая любовь, признающая, кроме свободы духа, другую причину, легко переходит в ненависть, если только она, что еще хуже, не есть вид помешательства, и тоща она питается больше раздором, чем согласием. См. королл, пол. 31 части 3.

Что касается брака, то несомненно, что он сообразен с разумом, если пожелание к телесному совокуплению возбуждается не одной только внешностью, но также стремлением к рождению детей и мудрому их воспитанию, и кроме того, если любовь как мужчины, так и женщины имеет причиной не одну только внешность, но преимущественно свободу духа.

И лесть также рождает согласие, но гнусным преступлением рабства или вероломством; никто ведь так не поддается на лесть, как гордецы, которые желают, но не могут быть первыми.

В смирении заключается ложный вид благочестия и религиозности. И хотя смирение противоположно гордости, однако смиренный очень близок к гордому. См. схолию пол. 57 части 4.

Стыд может вести к согласию только в таких вещах, которые нельзя скрыть. Затем, так как сам стыд есть вид печали, то он не относится к употреблению разума.

Прочие аффекты печали, относящиеся к людям, прямо противоположны правосудию, справедливости, честности, благочестию и религии, и хотя негодование, по-видимому, похоже на справедливость, но там живут без закона, где всякий может вершить суд над действиями другого и (сам) защищать право свое или другого.

Скромность, т. е. желание нравиться людям, которое определяется разумом, относится к благочестию (как мы сказали в схолии 1 пол. 37 части 4). Но если она происходит из аффекта, то она есть честолюбие или пожелание, которое ложным видом благочестия часто возбуждает между людьми раздоры и возмущения. Ибо кто желает помогать другим советом или делом, чтобы и они пользовались высшим благом, тот старается главным образом привязать их к себе любовью, а не возбуждать в них удивление к себе, так чтобы наука от него получала название, и вообще не давать никаких причин к зависти. Далее, в общественных разговорах он будет остерегаться затрагивать человеческие пороки и вообще будет стараться поменьше говорить о человеческом бессилии, а, напротив, будет распространяться о человеческой доблести или силе и о том, как можно совершенствоваться, чтобы таким образом люди старались жить по предписаниям разума, насколько от них зависит, не из страха или отвращения, а движимые одним аффектом радости.

Кроме людей, в природе нет ничего отдельного такого, душой чего мы могли бы любоваться или что мы могли бы привязать к себе дружбой или каким-нибудь родом привязанности; и потому сохранения всего, что только существует в природе вне людей, не требует соображение о нашей пользе, но, в зависимости от различного употребления этих вещей, оно учит нас их сохранять, разрушать или всякими способами применять их к нашему пользованию.

Польза, которую мы извлекаем из вещей, находящихся вне нас, состоит, кроме опыта и познания, приобретаемого тем, что мы наблюдаем их и из данных форм изменяем в другие, главным образом в сохранении тела; и в этом отношении полезными вещами называются прежде всего те, которые так могут поддерживать и питать тело, что все его части могут правильно совершать свои отправления. Ибо чем тело способнее к тому, чтобы испытывать разные впечатления и обнаруживать разное действие на внешние тела, тем и душа способнее к мышлению (см. пол. 38 и 39 части 4). Но, кажется, в природе весьма мало вещей такого качества. Поэтому для надлежащего питания тела необходимо употреблять пищевые вещества разного рода. Дело в том, что человеческое тело состоит из многих частей различной природы, которые нуждаются в постоянной и различной пище, чтобы все тело было равно способно ко всему, что может вытекать из его природы, и, следовательно, чтобы и душа была равно способна воспринимать многое.

Чтобы достать все это, для этого едва ли было бы достаточно силы отдельного человека, если бы люди не оказывали друг другу взаимной помощи. Деньги представляют в сокращенном виде все вещи; от этого происходит, что образ денег обычно наиболее занимает душу толпы, так как она не может вообразить какой-нибудь вид радости иначе как в сопровождении идеи денег как причины.

Но этот порок свойствен только тем, которые стараются приобретать деньги не из нужды в них и не для удовлетворения потребностей, но потому, что они изучили искусство их приобретения, которым очень гордятся. Впрочем, они тело питают по привычке, но скудно, так как они считают потерянными те свои средства, которые тратят на сохранение тела. Но те, которые знают настоящее употребление денег и меру богатства определяют только потребностями, живут довольствуясь малым.

Таким образом, коль скоро те вещи составляют благо, которые содействуют частям тела совершать свои отправления, и коль скоро радость состоит в том, что поддерживает или увеличивает силу человека, поскольку он состоит из души и тела, то поэтому все то – благо, что доставляет радость. Но так как, наоборот, вещи действуют не для того, чтобы доставлять нам радость, и их сила действия не соображается с нашей пользой, и так как, наконец, радость часто относится главным образом к одной части тела, то часто аффекты радости (если при этом не действуют разум и бдительность), а следовательно и пожелания, возникающие из них, имеют излишество. К этому еще то присоединяется, что мы в аффекте считаем первым то, что приятно в настоящем, и не можем ценить будущего с таким же душевным аффектом. См. схолию пол. 44 и схолию пол. 60 части 4.