Джон Голсуорси - Сильнее смерти
Когда наступили каникулы, она приняла героическое решение: пусть проживет месяц вдали от нее! А пока Бетти будет с маленькой Джип на море, она повезет лечиться отца. Она так неотступно держалась за это решение, что после многих возражений он наконец сказал, пожав плечами:
- Хорошо, если тебе так хочется избавиться от меня.
"Избавиться от него!" Но она заставила себя подавить свои чувства и сказала, улыбаясь:
- Наконец-то! Вот хороший мальчик!
Будь что будет! Только бы он вернулся к ней таким, каким был раньше! Она не задавала ему вопросов - куда или к кому он поедет.
Тэнбриджские источники - это очаровательное чистилище, где люди, ушедшие в отставку, готовят свои души к окончательной отставке, - дремлют на холмах, вытянувшись длинными рядами одинаковых вилл. Здешние луга и леса не настолько выжжены солнцем, чтобы отставные стремились удирать отсюда летом к морю. Они продолжают делать покупки в "Пентайле", разгуливают по холмам или размахивают клюшками для гольфа в травянистых парках, пьют чай в гостях друг у друга и ходят по многочисленным церквам. Все они так или иначе отставлены от жизни и, ожидая предуказанного дня, только стараются оттянуть его подольше.
Джип и ее отец занимали номер в отеле, где он мог принимать ванны и пить воду, не поднимаясь в гору. Это было второе его лечение, при котором она присутствовала после Висбадена - шесть лет назад! Она чувствовала себя другой, совершенно другой! Тогда она как бы пила жизнь маленькими глотками, от каждого напитка понемногу; теперь это был какой-то один долгий глоток, но жажда оставалась неутоленной.
Она жила ожиданием почты, и если, случалось, не было письма, у нее опускались руки. Сама она писала каждый день, иногда даже по два раза, но потом рвала второе письмо, вспомнив, для чего пошла на эту разлуку. В первую неделю его письма были ровными, спокойными; во вторую они стали пылкими, в третью - капризными: он то с надеждой смотрел на будущее, то впадал в уныние; и письма становились все короче. В эту третью неделю приехала тетушка Розамунда. Она стала верной сторонницей Джип в ее новом положении. Насчет Фьорсена она решила твердо: туда ему и дорога! Она была определенно невысокого мнения о мужчинах, а также о брачных законах; на взгляд тетушки Розамунды, всякая женщина, которая наносила удар в этом направлении, была чем-то вроде героини; тетушка забывала, что Джип, по сути дела, была далека от желания атаковать брачные законы или что-либо подобное. Аристократическая и бунтарская кровь тетушки Розамунды кипела ненавистью к тем, кого она называла "ханжами", кто еще считал женщину собственностью мужчины. Видимо, именно это и заставило ее остеречься, поставить себя самое в подобное положение.
Она привезла Джип новости.
- Я шла по Бонд-стрит мимо той кондитерской, - ты знаешь, дорогая, где продают эти особые тянучки... И как ты думаешь, кто из нее вышел? Мисс Дафна Уинг и наш друг Фьорсен - он выглядел довольно-таки мрачно! Он подошел ко мне со своей маленькой дамой, которая смотрела на него глазами рыси. Право, милая моя, мне даже стало его жаль. У него был этот его голодный взгляд; а она, видно, ест за двоих! Он спросил меня, как ты поживаешь. "Когда вы ее увидите, - сказал он, - передайте ей, что я ее не забыл и никогда не забуду. Но она была совершенно права: я подхожу только вот для таких". И он так посмотрел на эту девушку, что мне просто стало не по себе. Потом он поклонился, и они ушли, она - сияющая, как медный грош, а он... Право мне стало его жаль.
Джип сказала спокойно:
- Не надо его жалеть, тетушка; он всегда сам себя пожалеет.
Тетушка Розамунда замолчала, она была немного шокирована. Эта славная женщина не испытала жизни с Фьорсеном!
В тот самый день Джип сидела под навесом на лугу и думала все о том же: "Сегодня четверг - еще одиннадцать дней!" Неожиданно перед нею выросли три фигуры - мужчины, женщины и некоего животного, по-видимому, собаки. Любовь человека к красоте и его тираническая власть привели к тому, что нос собаки оказался вывороченным, уши были наполовину обрезаны, хвост стал короче на добрых три дюйма. У собаки была одышка, и ходила она переваливаясь. Послышался голос:
- Здесь хорошо, Мэрайя. Здесь мы можем посидеть на солнце.
Это был голос, навсегда простуженный из-за частого пребывания у открытых могил. Джип узнала мистера Уэгга. Он сбрил бороду, оставив лишь бакенбарды, а миссис Уэгг - та необыкновенно раздобрела. Они устроились рядом с ней.
- Ты сядь здесь, Мэрайя, солнце не будет тебе бить в глаза.
- Нет, Роберт, я сяду тут. А ты сядь там.
- Нет, ты сядешь здесь.
- Нет, я не хочу. Сюда, Дакки!
Но собака, стоявшая на дорожке, не отрываясь, глядела на Джип. Мистер Уэгг посмотрел в ту сторону, куда уставилась собака.
- О! - воскликнул он. - Вот так сюрприз! - И, прикоснувшись рукой к соломенной шляпе, он протянул Джип другую, предварительно отерев ее о рукав. Пока она ее пожимала, собака подвинулась вперед и уселась на ее ногах. Миссис Уэгг тоже протянула руку в залоснившейся перчатке.
- Это... это очень приятно, - пробормотала она. - Кто бы мог подумать, что мы встретим! вас! О, не позволяйте Дакки сидеть так близко к вашему прекрасному платью! Сюда, Дакки!
Но Дакки не двигался и еще плотнее прижался спиной к ногам Джип. Мистер Уэгг внезапно спросил:
- Вы ведь не переселились сюда?
- О, нет! Я приехала с отцом, он принимает ванны.
- Так я и думал, я ни разу не встречал вас. Мы ведь уже год как здесь. Неплохое местечко!
- Да, очень приятное!
- Нам! хотелось поближе к природе. Воздух нам подходит, хотя немножко... э... слишком железист, я бы сказал. Но зато тут можно достичь долголетия. Мы долго искали такого места.
Миссис Уэгг добавила:
- Да, мы думали поселиться в Уимблдоне, но мистеру Уэггу больше понравилось здесь. Он может совершать прогулки. И публика более избранная. У нас есть несколько друзей. И церковь очень славная.
Мистер Уэгг сказал добродушно:
- Я всегда был исправным прихожанином; но - не знаю, почему - в таком месте церковь кажется более значительной, моя жена того же мнения. Я не скрываю никогда своих взглядов.
- Что же, дело в обстановке? Мистер Уэгг покачал головой.
- Нет. Я не люблю ладана. Мы ведь не англиканской церкви. А как поживаете вы, мэм? Мы часто говорим о вас. Вы выглядите прекрасно.
Лицо его стало мутно-оранжевого цвета, у миссис Уэгг, - свекольного. Собака у ног Джип зашевелилась, засопела и снова привалилась к ее ногам. Джип сказала тихо:
- Мне только сегодня рассказывали о Дэйзи. Она ведь теперь звезда, не правда ли?
Миссис Уэгг вздохнула. Мистер Уэгг, глядя в сторону, ответил:
- Это наше больное место. Да, она зарабатывает свои сорок или пятьдесят фунтов в неделю, о ней пишут во всех газетах, она имеет успех, спорить не приходится. Откладывает, наверно, по полторы тысячи в год, я не удивлюсь, если это так. Что ж, в лучшие годы, когда свирепствовала инфлуэнца, я и тысячи не откладывал. Нет, что ни говори, она имеет успех. Миссис Уэгг добавила:
- Вы видели ее последнюю фотографию? Она стоит между двух горшков с гортензиями. Это была ее идея.
Мистер Уэгг промямлил:
- Мне приятно, когда она приезжает сюда в машине. Но я приехал немного успокоиться после той жизни, которую вел, мне не хочется думать об этом, особенно в вашем присутствии, мэм. Не хочется - это факт!
Наступило молчание; миссис и мистер Уэгг сидели, уставившись на свои ноги; Джип смотрела на собаку.
- А! Вот ты где?
Из-за навеса появился Уинтон. Джип не удержалась от улыбки. Обветренное, узкое лицо ее отца, полуопущенные веки, тонкий нос, щетинистые седые усы, не закрывающие твердых губ, прямая сухопарая фигура, его выправка, высокий резковатый голос - все это было полной противоположностью коренастому мистеру Уэггу, его округлой фигуре, толстой коже, грубым чертам лица, низкому, хриплому и в то же время маслянистому голосу. Словно судьба нарочно устроила демонстрацию двух различных социальных типов.
- Мистер и миссис Уэгг - мой отец!
Уинтон приподнял шляпу, Джип осталась сидеть, а собака продолжала жаться к ее ногам.
- Счастлив познакомиться с вами, сэр. Надеюсь, воды идут вам на пользу? Говорят, они самые крепкие.
- Благодарю вас. Во всяком случае, они не более смертельны, чем другие. Вы пьете их?
Мистер Уэгг улыбнулся.
- Нет, - сказал он. - Мы здесь живем постоянно.
- Вот как! И у вас есть здесь какое-нибудь занятие?
- Видите ли... Собственно говоря, я здесь отдыхаю. И я хожу в турецкие бани раз в две недели. Это открывает поры, и кожа лучше дышит.
Миссис Уэгг прибавила мягко:
- Мне кажется, что они очень полезны моему мужу.
Уинтон пробормотал:
- Н-да? Это ваша собака? Смахивает на философа, не правда ли?
Миссис Уэгг ответила:
- О! Она у нас балованная, правда, Дакки?
Пес Дакки, чувствуя себя центром общего внимания, поднялся и, тяжело дыша, уставился в лицо Джип. Она воспользовалась случаем и встала.
