Джон Голсуорси - Последняя глава (Книга 3)
Преданный вам
Юстэс Дорнфорд".
Скучает по ней!
Эти слова пробудили в ней некоторую теплоту, но она почти сейчас же вспомнила о Клер. Нервничает? А кто бы на ее месте был спокоен? Она не появлялась в Кондафорде с самого процесса. Динни находила это вполне естественным. Пусть говорят, что общественное мнение вздор, - оно вовсе не вздор, особенно для того, кто, подобно Клер, здесь вырос и принадлежит к местной аристократии. И Динни с грустью говорила себе: "Я не знаю, чего ей пожелать, и это даже лучше, потому что настанет день, когда она сама ясно поймет, что ей нужно. Как хорошо знать, что тебе нужно!"
Она перечла письмо Дорнфорда, и вдруг ей впервые захотелось разобраться в своих чувствах. Собирается или не собирается она когда-нибудь выйти замуж? Если да, то почему не выйти за Юстэса Дорнфорда? Ведь он ей нравится, она восхищается им, ей интересно с ним говорить. А ее прошлое? Каким странным кажется это слово! Ее прошлое, - чувство, задушенное почти в зародыше, и все же самое глубокое из всего, что ей суждено пережить. "Настанет день, когда тебе придется вернуться на поле боя". Неприятно, если собственная мать считает, что ты трусишь. Но это не трусость. На ее щеках появились розовые пятна; никто этого не поймет, этого ужаса перед изменой тому, кому она принадлежала если не телом, то всей душой, перед изменой тому всепоглощающему чувству, на которое она уже никогда не будет способна.
"Я не влюблена в Юстэса, - подумала Динни. - Он знает это, и знает, что я не могу притворяться влюбленной. Если он согласен взять меня на этих условиях, то как мне правильнее поступить? Как я могу поступить?" Она вышла в старый сад, окруженный тисовой изгородью; там уже распускались первые розы. Динни принялась бродить по аллеям, нюхая то одну, то другую розу, а за ней с недовольным видом плелся Фош; он не любил цветов.
"Но как бы я ни поступила, - продолжала она размышлять, - тянуть дольше нельзя, нельзя его мучить".
Она остановилась у солнечных часов, где тень отставала на целый час от настоящего времени, и взглянула на солнечное око, стоявшее над фруктовыми деревьями и тисовой изгородью. Если она выйдет за Дорнфорда, у них будут дети, только ради них и стоит. Динни отдавала себе отчет (или так ей казалось) в том, какую роль играет для нее пол. Но она не могла предугадать, как он и она будут переживать все это в сокровенных глубинах души. Беспокойно переходила она от куста к кусту, давя рукою в перчатке редких зеленых мух. А Фош в отчаянии наконец незаметно уселся в уголке сада и принялся есть траву.
В тот же вечер Динни написала Дорнфорду: мама будет очень рада видеть его в конце месяца. Отец вполне разделяет его взгляды на земледелие, но совершенно не уверен в том, что их разделяет еще кто-нибудь, кроме Майкла, который, выслушав его однажды вечером очень внимательно, сказал: "Да, теперь главное - это руководство, а где его взять?" Динни надеется, что, когда Дорн" форд приедет, он уже сможет сообщить ей что-нибудь об оплате издержек. Посмотреть во второй раз "Кавалькаду" - наверное, очень интересно. Не знает ли он, что за цветок "меконопсис", если она правильно его называет? Это особый вид мака, восхитительного цвета. Его родина - Гималаи: значит, ему вполне подойдет и климат Кемпден-Хилла, который, по ее мнению, очень похож на гималайский. Если бы Дорнфорд уговорил Клер приехать вместе с ним, это очень порадовало бы всех домашних. На этот раз она подписалась: "ваша всегда". Различие было настолько тонко, что она не смогла бы объяснить его даже самой себе.
Сообщив матери о том, что он приедет, Динни добавила:
- Постараюсь заполучить и Клер. Ты не думаешь, мама, что следовало бы позвать и Майкла с Флер? Мы так долго пользовались их гостеприимством.
Леди Черрел вздохнула.
- Конечно, это нарушит наш привычный уклад жизни. Но все-таки пригласи.
- Они будут говорить о теннисе, это будет приятно и полезно.
Леди Черрел удивленно взглянула на дочь, - в ее голосе прозвучали какие-то нотки, напоминавшие былую Динни.
Когда Динни узнала, что приедут и Клер и Майкл с Флер, она стала подумывать о том, не пригласить ли ей Тони Крума. В конце концов она все же решила не звать его, хоть ей и очень хотелось. Давно ли она сама переживала такую же боль? Кто-кто, а уж она понимала, до чего ему сейчас трудно.
Отец с матерью тщательно скрывали свою тревогу за нее, и это трогало Динни. Дорнфорду, конечно, давно бы пора приехать в свой округ. Как жаль, что он здесь не живет: не следует терять связи со своими избирателями. Вероятно, он приедет на машине и привезет с собою Клер; или, может быть, за ней заедут Флер и Майкл. Такими разговорами они старались скрыть свою тревогу за обеих дочерей.
Едва Динни поставила в последнюю спальню последний цветок, как к дому подошла машина; она спустилась вниз и увидела в холле Дорнфорда.
- Знаете, Динни, у Кондафорда есть душа. Может быть, это голуби на черепичной крыше или аромат старины, но душу чувствуешь сразу...
Ее рука задержалась в его руке неожиданно долго.
- Сад очень зарос. И потом этот запах... прошлогоднего сена и цветущей вербены... А может быть, крошатся деревянные оконные рамы.
- Вы прекрасно выглядите, Динни.
- Я чувствую себя хорошо, спасибо. У вас, верно, не было времени для Уимблдона {Уимблдон - теннисный клуб в пригороде Уимблдон, где каждое лето происходит розыгрыш первенства по теннису.}.
- Нет. Но Клер там бывает. Она приедет прямо оттуда с молодыми Монтами.
- Вы написали, что она "нервничает". Что вы хотели этим сказать?
- Насколько я понимаю, Клер необходимо всегда быть в центре внимания, а сейчас она этого лишена.
Динни кивнула.
- Она вам ничего не говорила о Тони Круме?
- Говорила. Она сказала, смеясь, что он шарахнулся от нее, как от огня.
Динни взяла у гостя шляпу и повесила ее.
- А что с уплатой издержек? - спросила она, не поворачивая головы.
- Я специально ездил к Форсайту, но ничего от него не добился.
- А... Хотите сначала умыться или прямо пройдете к себе? Ужин в четверть девятого. А сейчас половина восьмого.
- Лучше прямо наверх.
- Вы будете теперь в другой комнате. Я покажу вам.
Она проводила его до маленькой лестницы, которая вела в "комнату священника".
- Вот ваша ванная. А теперь - сюда, наверх.
- В "комнату священника"?
- Да. Но привидений там нет. Она подошла к окну.
- Смотрите! Здесь ему ночью спускали в корзине еду. Нравится вам вид отсюда? Конечно, весной еще лучше, когда все зеленеет.
- Чудесно!
Он стоял рядом с ней, и его пальцы с такой силой сжимали край каменного подоконника, что даже суставы побелели. Волна горечи залила ей сердце. Как она мечтала когда-то стоять здесь рядом с Уилфридом! Динни прислонилась к амбразуре окна и закрыла глаза. Когда она их снова открыла, его глаза были прикованы к ее лицу, губы дрожали, руки были стиснуты за спиной.
Динни направилась к двери.
- Я скажу, чтобы принесли ваши вещи и разложили их. Ответьте мне на один вопрос: это не вы заплатили издержки?
Он вздрогнул и отрывисто засмеялся, словно его неожиданно перенесли из трагедии в комедию.
- _Я_! Нет! Мне и в голову не пришло.
- А! - отозвалась Динни. - У вас до ужина еще много времени.
И она направилась к маленькой лестнице. Поверила она ему или нет? Не все ли равно! Вопрос будет задан, и на него придется дать ответ. "Еще одну реку, еще одну реку надо переплыть". Услышав, что подошел второй автомобиль, она поспешно сбежала по лестнице.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В эти странные два дня, когда только Майкл и Флер чувствовали себя непринужденно, Динни, гуляя с Флер по саду, вдруг получила разгадку тревожившей ее тайны.
- Эм говорила, - начала Флер, - что все вы ломаете себе голову по поводу этих издержек. По ее словам, ты подозреваешь, что уплатил Дорнфорд, и тебе не хочется быть ему обязанной.
- Конечно; это все равно как вдруг обнаружить, что ты ничего не должна своей портнихе.
- Милая моя, - продолжала Флер, - скажу тебе по секрету: деньги заплатила я. Роджер как-то у нас обедал и жаловался, что ужасно неприятно посылать такой счет людям, когда у них ничего нет, и я тогда посоветовалась с Майклом и послала Роджеру чек. Мой отец зарабатывал деньги на законах, так что это только справедливо.
Динни изумленно уставилась на нее.
- Видишь ли, - и Флер доверительно взяла ее под руку, - благодаря конвертированию займа мои облигации повысились на десять пунктов, так что даже после выплаты этих девятисот с лишним фунтов я все же на пятнадцать тысяч богаче, чем была, а облигации продолжают повышаться. Я сказала тебе только потому, что боялась, как бы это не помешало тебе решить вопрос с Дорнфордом. Скажи, ведь помешало бы?
- Не знаю, - безучастно ответила Динни, и она действительно не знала.
- Майкл уверяет, что такого порядочного человека, как Дорнфорд, он давно не встречал, а насчет порядочности он очень чуток. И, знаешь, - Флер остановилась и выпустила ее руку, - ты для меня загадка, Динни. Всякому ясно, глядя на тебя, для чего ты создана: быть женой и матерью. Я знаю, ты многое пережила, но время все излечивает. Это так, я сама прошла через это и знаю. Важно настоящее и будущее. И ведь мы - настоящее, а будущее - наши дети. И продолжать наш род должна именно ты, потому что ты верна традициям, преемственности и всему такому. Воспоминания не должны нам портить жизнь, и, прости меня, старушка, - другого такого случая не будет - сейчас или никогда. А сказать о тебе это "никогда" было бы слишком грустно. Во мне, правда, весьма мало идеализма, - продолжала Флер, нюхая розу, - но зато достаточно обыкновенного практицизма, и я не могу видеть, если что-нибудь пропадает даром.
