Коллектив авторов - Любовь по-французски
Ванина не сомневалась, что для Пьетро будет величайшим счастьем навсегда остаться с нею: он и в самом деле казался вполне счастливым. Но злая шутка генерала Бонапарта горьким упреком звучала в душе этого юноши и влияла на его отношение к женщинам. В 1796 году, когда генерал Бонапарт покидал Брешию, городские власти, провожавшие его до заставы, сказали ему, что жители Брешии чтят свободу больше, чем все остальные итальянцы.
– Да, – ответил он, – они любят разглагольствовать о ней со своими возлюбленными.
Пьетро несколько смущенно сказал Ванине:
– Сегодня, как только стемнеет, мне надо выбраться отсюда.
– Постарайся, пожалуйста, вернуться до рассвета. Я буду ждать тебя.
– На рассвете я уже буду в нескольких милях от Рима.
– Вот как! – холодно сказала Ванина. – А куда же вы пойдете?
– В Романью, отомстить за себя.
– Я богата, – продолжала Ванина самым спокойным тоном. – Надеюсь, вы примете от меня оружие и деньги.
Миссирилли несколько мгновений пристально смотрел ей в глаза и вдруг сжал ее в объятиях.
– Моя душа, жизнь моя! Ты все заставишь меня позабыть, даже мой долг, – сказал он. – Но ведь у тебя такое благородное сердце, ты должна понять меня.
Ванина пролила много слез, и было решено, что он уйдет из Рима только через день.
– Пьетро, – сказала она на следующий день, – вы часто говорили мне, что человек с именем – ну, например, римский князь – и к тому же располагающий большим состоянием мог бы оказать делу свободы большие услуги, если когда-либо Австрия вступит в серьезную войну вдали от наших границ.
– Разумеется, – удивленно сказал Пьетро.
– Ну так вот! Вы отважный человек, вам недостает только высокого положения: я вам предлагаю свою руку и двести тысяч ливров дохода. Согласия отца я добьюсь.
Пьетро бросился к ее ногам. Ванина вся сияла от радости.
– Я люблю вас страстно, – сказал он, – но я бедняк, и я слуга своей родины. Чем несчастнее Италия, тем больше должен я хранить верность ей. Чтобы добиться согласия дона Аздрубале, мне пришлось бы несколько лет играть жалкую роль. Ванина, я отказываюсь от тебя!
Миссирилли спешил связать себя этими словами: мужество его ослабевало.
– На свою беду, – воскликнул он, – я люблю тебя больше жизни, и покинуть Рим для меня страшнее пытки! Ах, зачем Италия еще не избавлена от варваров! С какой радостью я уехал бы с тобою в Америку!
Ванина вся похолодела. Ее руку отвергли! Гордость ее была уязвлена. Но через минуту она бросилась в объятия Миссирилли.
– Никогда еще ты не был мне так дорог! – воскликнула она. – Да, я твоя навеки. Милый мой деревенский лекарь, ты велик, как наши древние римляне!
Все заботы о будущем, все унылые советы благоразумия позабылись. Это было мгновение чистой любви. И, когда они уже были в состоянии говорить рассудительно, Ванина сказала:
– Я приеду в Романью почти одновременно с тобою. Я прикажу прописать мне лечение на водах в Поретто. Остановлюсь я в нашем замке Сан-Николо́, близ Форли.
– И там жизнь моя соединится с твоею! – воскликнул Миссирилли.
– Отныне мой удел на все дерзать, – со вздохом сказала Ванина. – Я погублю свою честь ради тебя, но все равно… Будешь ли ты любить опозоренную девушку?
– Разве ты не жена мне? – воскликнул Миссирилли. – Обожаемая жена! Я вечно буду тебя любить и сумею постоять за тебя.
Ванине нужно было ехать в гости. Едва Миссирилли остался один, как его поведение показалось ему варварским. «Что такое родина? – спрашивал он себя. – Ведь это не какое-нибудь живое существо, к которому мы обязаны питать признательность за благодеяния и которое станет несчастным и будет проклинать нас, если мы изменим ему. Нет, родина и свобода – это как мой плащ: полезная одежда, которую я должен купить, если только не получил ее в наследство от отца. В сущности, я люблю родину и свободу потому, что они мне полезны. А если они мне не нужны, если они для меня как теплый плащ в летнюю жару, зачем мне покупать их, да еще за столь дорогую цену? Ванина так хороша и так необычайна! За ней будут ухаживать, она позабудет меня. У какой женщины бывает в жизни только один возлюбленный? Как гражданин, я презираю всех этих римских князей, но у них столько преимуществ передо мною! Они, должно быть, неотразимы! Да, если я уйду, она позабудет меня, и я навсегда ее потеряю».
Ночью Ванина пришла навестить его. Пьетро рассказал ей о своих колебаниях и о том, как под влиянием любви к ней в душе его возник странный спор о великом слове родина. Ванина ликовала.
«Если ему придется выбирать между мной и родиной, – думала она, – он отдаст предпочтение мне».
На соседней колокольне пробило три часа. Настала минута последнего прощания. Пьетро вырвался из объятий своей подруги. Он уже стал спускаться по лестнице, как вдруг Ванина, сдерживая слезы, сказала ему с улыбкой:
– Послушай, если бы во время твоей болезни о тебе заботилась какая-нибудь деревенская женщина, разве ты ничем не отблагодарил бы ее? Разве не постарался бы заплатить ей? Будущее так неверно! Ты уходишь, в пути вокруг тебя будет столько врагов! Подари мне три дня, заплати мне за мои заботы, как будто я бедная крестьянка.
Миссирилли остался. Наконец он покинул Рим и благодаря паспорту, купленному в иностранном посольстве, достиг родительского дома. Это была для семьи великая радость, его уже считали умершим. Друзья хотели отпраздновать его благополучное возвращение, убив двух-трех карабинеров (так в Папской области называют жандармов).
– Не будем без крайней нужды убивать итальянцев, умеющих владеть оружием, – возразил им Миссирилли. – Наша родина не остров, как счастливица Англия; чтобы сопротивляться вторжению европейских монархов, нам понадобятся солдаты.
Спустя некоторое время Миссирилли, спасаясь от погони, убил двух карабинеров из пистолетов, подаренных ему Ваниной. За его голову назначили награду.
Ванина все не приезжала в Романью. Миссирилли решил, что он забыт. Самолюбие его было задето; он часто думал теперь о том, что разница в общественном положении воздвигла преграду между ним и его возлюбленной. Однажды, в минуту горьких сожалений о былом счастье, ему пришло в голову вернуться в Рим, узнать, что делает Ванина. Эта сумасбродная мысль едва не взяла верх над сознанием долга, но вдруг как-то в сумерки церковный колокол зазвонил в горах к вечерне и так странно, будто на звонаря напала рассеянность. Это был сигнал к собранию венты, в которую Миссирилли вступил, лишь только вернулся в Романью. В ту же ночь все карбонарии встретились в лесу, в обители двух отшельников. Оба они спали крепким сном под действием опиума и даже не подозревали, для каких целей воспользовались их хижиной. Миссирилли пришел очень грустный, и тут ему сказали, что глава венты арестован и что своим новым главой карбонарии решили избрать его, Пьетро, двадцатилетнего юношу, хотя среди них были и пятидесятилетние старики, люди, участвовавшие в заговорах со времен похода Мюрата в 1815 году. Принимая эту нежданную честь, Пьетро почувствовал, как забилось у него сердце. Лишь только он остался один, он принял решение не думать больше о молодой римлянке, так скоро забывшей его, и все свои помыслы отдать долгу освобождения Италии от варваров[17].
Два дня спустя Миссирилли в списке прибывших и выехавших лиц, которые ему доставляли как главе венты, прочел, что княжна Ванина прибыла в свой замок Сан-Николо́. Имя это внесло в его душу радость и смятение. Напрасно он ради преданности родине подавил желание в тот же вечер помчаться в замок Сан-Николо́ – мысли о Ванине, которой он пренебрег, не давали ему сосредоточиться на своих обязанностях. На следующий день они встретились: Ванина любила его все так же. Задержалась она в Риме оттого, что отец, желая выдать ее замуж, не отпускал ее. Она привезла с собой две тысячи цехинов. Эта неожиданная поддержка очень помогла Миссирилли достойно выполнить его новые почетные обязанности. На острове Корфу заказали кинжалы, подкупили личного секретаря легата, руководившего преследованиями карбонариев, и таким путем достали список священников, состоявших шпионами правительства.
Как раз в это время подготовлялся заговор – один из наименее безрассудных, когда-либо возникавших в многострадальной Италии. Я не буду входить в излишние подробности; скажу только, что, если б он увенчался успехом, Миссирилли досталась бы немалая доля славы. Благодаря ему несколько тысяч повстанцев поднялись бы по данному сигналу с оружием в руках и ждали бы прибытия предводителей. Приближалась решительная минута, и вдруг, как это всегда бывает, заговор провалился из-за ареста руководителей.
Лишь только Ванина приехала в Романью, ей показалось, что любовь к родине затмила в сердце Миссирилли всякую иную страсть. Гордость молодой римлянки была возмущена. Напрасно она старалась образумить себя – мрачная тоска томила ее, и она ловила себя на том, что проклинает свободу. Однажды, приехав в Форли повидаться с Миссирилли, она не могла совладать с собой, хотя до тех пор гордость всегда помогала ей скрывать свое горе.
