Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2
Пришёл Колосов и тихо сообщил:
— Кажется, снова подошла машина начальника Дальстроя.
И тут же, сгибаясь чуть ли не вдвое, показалась в дверях фигура Павлова.
— Как дела? — спросил он, морщась.
— Три участка очищены, теперь ждём сообщения с «Разведчика». Готовимся в посёлке приводить в порядок собранные машины, — доложил Колосов.
— Добро, — холодно бросил Павлов, прохаживаясь по бараку и держась рукой за щёку.
Рабочие-дорожники при Его появлении стали тихо по одному выходить, только слесари бригады возились у печки, склонившись над агрегатом. На печке шипел в ведре тающий лёд. Кто-то успел с перепугу прижечь валенок, и запахло горелым автолом и шерстью.
Павлов подошёл к печке и, наклонившись над инструментальной сумкой, вынул плоскогубцы и протянул их Васе.
— Ты, кажется, тут самый сильный. Вот тебе инструмент, и давай тащи мне зуб. — Он открыл рот и постучал ногтем по жёлтому клыку с припухшей десной.
Вася растерянно заморгал глазами и зычно потянул носом:
— Ни… Як же можно? Такому начальству — и кусачками? Це ж ни гвоздь.
— Тащи! — резко сказал Павлов.
— Ни, боюсь. Як бы чого не вишло. Я вже трошки сидив. Та й рука у меня тяжёлая. Не можу, — тихо, но настойчиво отказался Тыличенко.
Павлов помрачнел. На скулах собрались желваки, брови совсем наползли на глаза.
— Глупец, — бросил он сердито и посмотрел на парней. — Ну, кто сможет? У меня нет времени таскаться по врачам. Мучает вторые сутки…
Никто не ответил. Только головы Ещё ниже склонились над деталями и быстрее заработали отвёртки и ключи.
Он тряхнул головой, сжал пальцами щёку, подошёл к столу и сел. Немного подумав, решительно захватил плоскогубцами зуб, упёрся одной рукой в скулу, а другой рванул. Раздался хрустящий треск. Бросив на стол плоскогубцы с вырванным зубом, он быстро ушёл. Тут же донёсся стук дверки и затихающий шорох шин.
— Як вин Его зачепив? А дюже здоров, чертяка. Соби не жалеет, а попадись наш брат?.. — усмехнулся Вася, почёсывая лохматую голову.
Машина остановилась у огороженных забором бараков, не доезжая посёлка. Матвеева вышла.
— Может быть, вы посмотрите наше хозяйство? У нас кролики, курятник и свои теплицы. Честное слово, понравится.
— У вас кролики и куры? Нина Ивановна, да вы совсем меня убиваете. Зачем вам кролики?
— Для больных. На существующих нормах питания/ людей быстро не восстановишь, — ответила она и снова пригласила Краснова.
— Как-нибудь в другой раз. Теперь некогда, — ответил Краснов мягко и попрощался, повторив, что она может всегда рассчитывать на Его поддержку.
У проходной Её встретил высокий мужчина в бушлате поверх белого халата, с энергичным лицом и резкими движениями.
— Меня никогда так не волновала самая сложнейшая операция, как результаты вашей поездки в управление, — проговорил он тихо, задерживая Её руку.
Она радостно улыбнулась и, кивнув головой, пошла рядом.
— Всё, о чем мы говорили, решилось хорошо. Теперь, Николай Иванович, дело в нашей разворотливости. А кроме того, как мне кажется… — Она задумалась и уже совсем тихо добавила — Мне кажется, мы будем иметь влиятельнейшую поддержку. Только надолго ли?..
— Нина Ивановна, говорить вам хорошие слова не время. Дайте мне вашу руку. Жму Её с глубочайшей признательностью вам — отличнейшей женщине, человеку, гражданину, коммунисту… — И он быстро ушёл в барак.
Матвеева прошла в амбулаторию, разделась и села за стол, опустив голову на руки.
В комнате было тепло. Заключённые без Её ведома, пока она Ездила по приисковым больницам, обшили стены досками от старых Ящиков, а сверху обклеили мешковиной в несколько слоёв. Пол утеплили старыми телогрейками п поверх досок положили мешки. Ни одной щёлочки, всё под шпаклёвкой и маслом.
Мысли Её вернулись к недавнему прошлому.
Месяца полтора назад прибыли обмороженные. В амбулаторию ввалился большой, заснеженный человек. Он был в сером бушлате, в бурках, подшитых транспортёрной лентой. Человек сбросил шапку, и она увидела мужественное и немного обмороженное лицо.
— Яквам, доктор. Привёз с разведки больного. Интереснейший случай. Работал человек в шурфе. Сверху свалился лом и, пробив ткань выше ключицы, прошёл под кожей до бедра, не нанеся серьёзных повреждений. Температура воздуха минус пятьдесят. Вы представляете? Что можно сделать в разведочном таёжном бараке? Пришлось вскрывать рану простым перочинным ножом.
Из разговора Нина поняла, что он врач-хирург. Его манера держаться вызывала расположение. В глазах ни тени уныния, голос звучал непринуждённо. Она узнала, что фамилия его Герасимов, зовут Николай Иванович. Осуждён в тридцать седьмом на десять лет. Прибыл на Колыму в сентябре. Работой доволен, здоров. Обмороженное лицо не беспокоит. Дела Его пока сложились прекрасно. Потом он попросил:
— О вас, доктор, отлично отзываются заключённые. Нет, не как о враче. Об этом сейчас не думают. — Он улыбнулся. — Буду с вами совершенно откровенен. Больной, которого я вам привёз, старый большевик и заслуженный человек. Подержите Его у себя это трудное время. Я пришёл просить вас об этом.
Она несколько смутилась. Заключённый говорит о своём товарище как о старом большевике. Что он хочет этим сказать?
— Здесь лагерь заключённых. Я не следователь, не судья, а только врач, — холодно ответила она.
— Но вы человек. Так почему же не заглянуть глубже бушлата и строчек формуляра? Признайтесь, что вы боитесь. Может быть, так лучше. Хорошо, не будем об этом. — Он снова улыбнулся. — Тогда я взываю к вам как к врачу. Ваша профессия обязывает вас быть гуманной. Сохраните этого человека, он стоит того.
Матвеева не ответила. Герасимов удивил Её новой просьбой.
— Может быть, больше не удастся с вами встретиться. А вы когда-нибудь невольно вспомните наш разговор, — снова улыбнулся он. — Вы, как председатель врачебной комиссии, производите откомиссовку на приисках. На прииске «Торопливый» отбывает заключение талантливый конструктор, инженер-механик Милеев. Он будет Ещё полезен стране. У него Язва. Спасите Его.
— Что значит — спасти? Мы берём больных только для стационарного лечения, в случаях, требующих сложного хирургического вмешательства. И решаю это не я одна.
Герасимов пясмотрел на неё с упрёком.
— Вас возмущает моя назойливость. И верно, пришёл арестант, враг, выкладывает одну просьбу страшнее другой. Имя, доктор, человеку дают. Одежда надевается и сбрасывается, а долг гражданина рождается вместе с ним. Вам вручена судьба многих людей, и вы обязаны серьёзно задуматься над своим долгом. Вот потому-то я решил прийти к вам и взял на себя смелость просить вас.
Матвеева не ответила. Этот смелый заключённый совсем не просил за себя. Его беспокоила судьба других людей. Может быть, он во многом прав? Может быть, действительно во всём следует разобраться и заглянуть дальше границ, очерченных служебным правом? Ведь она не только врач, но и коммунист.
Нина молча оделась, и они вышли. Больной — старичок с бородёнкой, — перебинтованный с ног до головы, лежал тихо и, щуря глаза, что-то задумчиво рассматривал на потолке.
Матвеева обследовала Его рану и осталась довольна. Рана была обработана отлично. Нина поняла, что Герасимов настоящий хирург, — именно такой был крайне нужен больнице.
Она всё время ждала, что он предложит свои услуги и попросит перевести Его в больницу. Но он даже не намекнул. Попрощавшись со стариком, Герасимов собрался уходить.
Когда он открыл дверь, она спросила:
— Николай Иванович, а как вы посмотрите, Если я попрошу управление перевести вас на работу в нашу больницу?
Он засмеялся.
— Пожалеете, доктор, со мной вы не оберётесь неприятностей. Без меня вам будет куда спокойнее. — Он откланЯлся и вышел…
С тех пор она многое понЯла. Управление по Её просьбе перевело Герасимова в больницу. Разговоры с ним, беседы с больными заставили Её о многом задуматься…
— Василий Васильевич, вы Ещё не уехали? — удивился Колосов, встретив Купер-Кони у клуба.
Юра знал, что тот уже давно отправил семью в Магадан, а сам задержался в ожидании пропуска. Прошло столько времени, а он всё Ещё находился в посёлке.
— Ничего не понимаю, сажать не сажают и разрешения на выезд не дают. Жена звонит, беспокоится, а я, видите, — он развёл руками и как-то горько улыбнулся, — снова иду, может, что-нибудь скажут. — Он кивнул на прощание и направился к райотделу.
На следующий день утром Купер-Кони неожиданно вошёл к Колосову в кабинет.
— Ну, всё, ночью отбываю. Пришёл пожелать всяческого благополучия. Да, кстати, у меня к вам небольшая просьба. Тут Ещё остались кое-какие вещи. Я хотел просить отправить их попутной машиной до Магадана и передать жене.
— А вы?
