Жизнь. Книга 1. Все течет - Нина Федорова
«Он слеп политически, – подумала Варвара. – Надо уйти».
– Дитя, я не слышал от вас и одного слова. Значит, вы уже научены быть добродетельной.
Варвара поднялась, чтоб уйти.
– Сядь! – крикнул он гневно. – Дурочка! Ты оскорбляешь артиста. Не нравятся мои слова – значит, в них правда. Хотите услышать ваш гороскоп? Увы! всё в нём грустно. Вы – не хорошенькая женщина. Вы скорее урод. В вас нет молодой игры – вы даже не хихикнули ни разу. Холодная женщина, в тебе нет ответного волнения. Актёр – он неотразим для графинь и их горничных. Он – герой институток и гимназисток и учениц консерватории. Он снится купеческой дочке даже в Великий пост. Но он – враг для безнадёжно некрасивых и определённо очень умных женщин. Но я – добр: на прощанье выслушайте совет. Я стар, и я пьян, что может быть хуже? Но с другой стороны, что может быть лучше? – ибо именно в этом состоянии я понимаю жизнь и предвижу судьбы. Помни: единственный ужас жизни – старость. Беги от неё: ничего не откладывай на завтра. Не сиди одна на скамейке в саду по ночам. Ты сидишь, а время уходит, унося с собою твою юность. Ты уже много старше той гимназистки, что пришла сюда полчаса назад, и ты уже никогда не будешь ею. Актёр лучше других знает это. Внезапно приходит день, и режиссер жизни говорит тебе: «Друг, отныне ты будешь играть не первого любовника, а его рассудительного дядю». Почему? «Офелия сердится, говорит, что от тебя пахнет сыростью, Джульетта говорит – могилою. Дездемону тошнит от твоих поцелуев. Дядя же твой в пьесе их не целует». Дальше идёт роль шута, роль слуги, наконец, есть и роли без слов. Кто-то внимательно посмотрел на тебя? Увы! не Джульетта. Это жена гробовщика украдкой отмечает клиентов, проходя по улице. Она уже старается узнать твой адрес и подкупить слугу для будущей сделки. Дитя, на земле весна, и всё идёт своим чередом: Офелия поёт, Джульетта уже на балконе, Татьяна сочиняет письмо, и ты – молодая сердцем! – всем этим восхищаешься до боли, до слёз, но за тобою скользит уже тень: гробовщик мысленно снимает мерку – он хочет быть наготове. Но завтра солнце ещё ярче, и снова всё идёт своим чередом: Офелия распустила косы и надевает венок, Джульетта идёт к венцу, Татьяна грустит, не получив ответа на письмо, а ты, кто был всему этому участник, – ты живёшь полной жизнью лишь в уме гробовщика, и в его лавке, в углу, стоит уже готовый твой гроб. О, плачь, Офелия, плачь, дорогая, и молись обо мне! Ромео, другой, молодой Ромео, живёт не на моей, он живёт на другой, на весёлой улице, и это ему несут записку и цветы. О, завернись в свой плащ, Фауст, не нашедший своего Мефистофеля. И ты, девочка, ничего, что урод, – беги, живи, действуй, делай что-нибудь! Не сиди на скамейке. Она поставлена здесь для твоего безногого дедушки!
Варвара действительно встала и пошла к выходу.
– А аплодисменты?! – он крикнул ей вслед. – О публика! О, как ты неблагодарна! Какой это был монолог!
Варвара отдохнула и шла теперь уже обычным своим ровным шагом, без слёз. Она мысленно проходила в своих мыслях протекший день – и была довольна собою.
«Отдать призвание жизни за супруга! Изменить убеждениям, чтобы выйти замуж! Какая пошлость! Он был бы астрономом, я – служанкой астронома. Слишком многие женщины поступали так в прошлом: дополнение к мужу! Без своей правды, своей общественной деятельности, без отдельной духовной жизни. Он предлагал мне именно это. Рабство».
Чем ближе она подходила к дому, тем спокойнее и уверенней становилось у ней на сердце.
«Сердце болит ещё немного? Пусть болит. Поболит и перестанет».
В свою комнату вошла уже хотя и усталая и бледная, но уже сильная волей Варвара. Завтра утром она должна была покинуть город. Она уезжала секретно, не сообщая адреса, в другую губернию, в отдалённый фабричный район, для пропаганды среди рабочих. Там она должна и сама поступить на фабрику, но под чужим именем, по чужому паспорту.
Новая жизнь! Она стояла у её ворот. И грандиозность того, что ожидалось, что должно было совершиться, восхищала её своим величием.
