Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 2)
Вечером того же дня Гарри случилось приехать в Лондон и заночевать дома. Утром, выйдя к завтраку, Джордж нашел капитана уже в столовой (по обычаю того времени, всех джентльменов, находившихся на службе в армии, принято было величать капитанами): Гарри, сидя за столом, просматривал письма.
— Послушай, Джордж, — воскликнул он. — Тут письмо от Марии!
— Маленький мальчик принес его вчера вечером, когда мистер Джордж спал, — сказал Гамбо.
— О чем бы это она могла писать? — спросил Гарри, глядя на Джорджа, пробегавшего глазами письмо с каким-то странным выражением лица.
— О моей пьесе, конечно, о чем же еще, — отвечал Джордж, все с таким же загадочным видом разрывая письмо.
— Надеюсь, она не пишет любовных посланий тебе, Джордж?
— Нет, мне она, разумеется, их не пишет, — отвечал Джордж, и больше об этом письме не было сказано ни слова. Однако, когда Джордж обедал в этот день на Дин-стрит, миссис Ламберт спросила:
— Так вы, значит, встретили вчера в Кенсингтон-Гарден некую особу, прогуливавшуюся в обществе венгерского короля?
— Чей это длинный язычок уже успел наболтать? Это была чисто случайная встреча — король венгерский ходит туда учить роли, а леди Мария как раз шла парком, намереваясь посетить кого-то из слуг другого короля в Кен-пшгтопском дворце.
Вот и все, что было в тот раз сказано об этом предмете.
Надвигались другие события, куда более интересные для наших виргинцев. Как-то вечером после Рождества оба брата ужинали вместе с несколькими друзьями у генерала Ламберта, и среди собравшихся оказался новый начальник Гарри, командир шестьдесят седьмого полка генерал-майор Вулф. Молодой генерал был в этот вечер необычайно серьезен. Разговор шел о войне. Ожидались события чрезвычайной важности. Пришедший к власти премьер-министр был исполнен решимости вести войну значительно более широким фронтом, чем прежде. Одна армия уже была отправлена в Германию на помощь принцу Фердинанду, другая крупная экспедиция готовилась отплыть в Америку. И тут мистер Ламберт предложил тост:
— За здоровье нашего командира! Пожелаем ему победы и благополучного возвращения!
— Почему вы не пьете, генерал Джеймс? — спросила хозяйка дома.
— Ему не положено пить за самого себя, — пояснил генерал Ламберт. — Это нам нужно выпить за его здоровье.
Как? Значит, Джеймс уже получил назначение? Ну, за это следует выпить всем. И нежные голоса дам слились с дружными аплодисментами гостей.
Но почему же он кажется таким печальным, спрашивали друг друга дамы, вставая из-за стола. И не раз потом вспоминалось им его бледное лицо.
— Быть может, он только что простился с невестой? — предположила добросердечная миссис Ламберт. И при этой мысли лица всех дам сделались печальны.
Джентльмены тем временем продолжали рассуждать о войне и ее перспективах. Когда кто-то из присутствующих заявил, что экспедиция, должно быть, будет направлена в Канаду, мистер Вулф не стал опровергать это предположение.
— Ах, сэр, — сказал Гарри, — как бы мне хотелось быть в вашем полку, когда вы отправитесь туда, и нанести еще один визит моим старым приятелям в Квебеке!
Как, разве Гарри уже побывал там? О да, пять лет назад, и Гарри описал свое посещение Квебека. Он хорошо помнил и город, и прилегающую к нему местность. Взяв кусочки печенья, он разложил их на столе, а по бокам пустил ручейки пунша.
— Эта вилка — остров Орлеан, — объяснил он, — а с этой и с той стороны — северный и южный рукава реки Святого Лаврентия. Здесь нижняя часть города с батареей. Сколько пушек было установлено там в наше время, братец? Но с берега Сент-Джозефа с дальней дистанции можно вести ответную стрельбу не хуже. Здесь то, что они называют маленькой речкой, — река Сент-Чарльз с понтонным мостом, ведущим к укреплениям с расположенной на них батареей. Здесь крепость, а здесь монастыри — монастырей очень много — и собор. А вот здесь, на юго-западе, лежит так называемое Авраамово плато, где, между прочим, произошло некое событие, — ты помнишь, братец? Джордж и один молодой офицер из Русиньонского полка бились на шпагах, выкрикивая "ca, ca!" {А ну, а ну! (франц.).} минут двадцать, и Джордж взял верх, после чего они поклялись друг другу в amitie eternelle {Вечной дружбе (франц.).}. Для Джорджа это было удачей, — ведь его секундант спас ему жизнь в тот день, когда были разгромлены силы Брэддока. Он был славный малый, этот секундант, и я предлагаю тост: je bois a la sante du Chevalier de Florac! {Пью за здоровье шевалье де Флорака! (франц.).}
— Так вы, я вижу, тоже говорите по-французски, Гарри? — промолвил мистер Вулф.
Молодой человек устремил на генерала загоревшийся взгляд.
— Да, — сказал он, — и я тоже, но хуже, чем Джордж.
— Но он, как видите, хорошо помнит город и может расположить батареи, да и всю местность знает в сто раз лучше меня! — воскликнул его брат.
Оба старших офицера переглянулись. Мистер Ламберт улыбнулся и кивнул, словно отвечая на немой вопрос товарища, Вулф сказал:
— Мистер Гарри, если светское общество, скачки и кофейня Уайта теперь уже не слишком влекут вас к себе…
— О, сэр! — вскричал молодой человек, покраснев до корней волос.
— И если вы не против отправиться в морское путешествие по первому приказу, наведайтесь ко мне завтра поутру.
Что за ликующие крики донеслись внезапно до ушей дам, сидевших в гостиной? Это Гарри Уорингтон, вскочив на ноги, вопил во всю глотку "ура!", услыхав приглашение генерала.
В тот вечер дамам уже не пришлось перекинуться словом с мужчинами, а на следующий день генерал Ламберт с утра отправился по служебным делам, не успев повидаться с членами своего семейства и сообщить им о причине столь бурной радости, проявленной Гарри накануне вечером. Тем не менее, когда сей почтенный джентльмен встретился со своим семейством за обедом, одного взгляда, брошенного на лицо мисс Эттн, было для него достаточно, чтобы понять: ей уже известно, что здесь накануне произошло и какая судьба уготована теперь младшему из братьев-виргинцев. После обеда миссис Ламберт в задумчивости взялась за свое рукоделие, а мисс Тео погрузилась в итальянскую поэзию. Никто из обычных посетителей их дома в этот вечер не появился.
Сжав ручку Этти в своей ладони, генерал заговорил. Он не коснулся предмета, который, как он понимал, заполнял сейчас все ее мысли, и лишь особенная нежность и доброта, звучавшие в его голосе, быть может, дали ей понять, что отец читает в ее сердце.
— Я завтракал сегодня с Джеймсом Вулфом, — сказал генерал, — и наш друг Гарри составил нам компанию. Когда Гарри и остальные приглашенные ушли, я остался, чтобы поговорить с Джеймсом о предстоящей экспедиции. Как печально, что его храбрый отец не дожил до этого дня! И всего-то несколько месяцев ему бы еще пожить, и он бы увидел, как его сын, увенчанный ратной славой, возвращается из-под Луисбурга и вся Англия ждет от него еще больших подвигов! Здоровье Джеймса совсем плохо — так плохо, что я, правду сказать, очень боюсь за него, — и он немало расстроен тем, что ему придется расстаться с некой молодой особой — давнишним предметом его любви. Небольшой отдых, полагает он, мог бы восстановить его пошатнувшееся здоровье, а назвать эту особу своей было ведь его заветной мечтой; но как ни велика его любовь (а он и по сей день такой же романтик, как любой из вас, семнадцатилетних), все же долг и честь для него превыше всего, и по их велению он готов покинуть семейный очаг и невесту и пожертвовать покоем и здоровьем. И всякий, если он человек чести, поступил бы так же, и каждая истинно любящая женщина пристегнет воину его шпагу. Сегодня вечером Джеймс поедет проститься со своей матушкой, и хотя она безгранично к нему привязана и на свете не сыщется более любящей матери, ручаюсь, она не выкажет и тени слабости при расставании с ним.
— А когда отплывает его корабль, папенька? — спросила дочь.
— Через пять суток он поднимется на борт своего судна.
Этти было слишком хорошо известно, кто будет на борту вместе с ним.
Глава LXVIII,
в которой Гарри отбывает на Запад
Описание прощания и даже сама мысль о нем ранят наши нежные сердца, и посему я умолчу о чувствах, волновавших Гарри Уорингтона, когда он прощался с братом и друзьями. Разве тысячи людей не подвергаются такому же испытанию? Разве не предстояло мистеру Вулфу вскоре поцеловать свою мать, расставаясь с ней (его храбрый отец покинул земную юдоль в то время, как сын стяжал себе славу при Луисбурге), и заключить в прощальные объятия свою возлюбленную? И разве не пришлось бравому адмиралу Холмсу, отплывая на Запад со своей эскадрой — "Грозным", "Нортумберлендом", "Сомерсетом", "Принцем Уильямом", "Трезубцем", "Дианой", "Морским Конем" и "Дублином", на котором развевался его флаг, — проститься с миссис Холмс и дочерьми? И разве адмирал Сондер, последовавший за ним днем позже, был лишен тех же человеческих чувств? И вот, бороздя бурные волны, скрывается из глаз "Принц Уильям" с командой своих веселых матросов, и бедная черноглазая Сьюзен, стоя на берегу, провожает взглядом корабль, превращающийся в точку на фоне закатного неба.
