Томас Гарди - Вдали от обезумевшей толпы
- Кха-кха-кха! - отозвался Каин. - Крошка попала не в то горло. Только и всего, мистер Оук. А я ездил в Бат, потому как у меня ногтоеда на большом пальце. Да! А что я видел-то! Кха-кха!
Стоило Каину упомянуть про Бат, как работники побросали косы и вилы и обступили его. К сожалению, попавшая куда не следовало крошка не придала подпаску красноречия, а тут еще новая помеха - он принялся чихать, да так бурно, что от сотрясения выскочили из кармана большие часы и стали мотаться перед ним на цепочке как маятник.
- Да, - продолжал он, глядя в сторону Бата, куда уносились его мысли. Наконец-то я повидал свет... Да... Видел и нашу хозяйку... Апчхи!
- Несносный малый! - воскликнул Габриэль. - Вечно у тебя какие-то неполадки в горле, - никак от тебя толку не добьешься!
- Апчхи! Прошу прощения, мистер Оук, видите ли, я ненароком проглотил комара - вот и расчихался.
- Так тебе и надобно! У тебя вечно рот разинут, негодник ты этакий!
- Ишь, какая напасть - комар влетел в рот! - посочувствовал Мэтью Мун.
- Значит, в Бате ты видел... - подсказал Габриэль.
- Видел нашу хозяйку, - продолжал подпасок, - она с солдатом гуляла. Шли они рядышком да все ближе придвигались друг к дружке. А потом пошли под ручку, ну совсем как влюбленная парочка. Апчхи!.. Как влюбленная парочка... Чхи-чхи!.. Влюбленная парочка... - Тут он потерял нить рассказа и совсем задохнулся; потом стал растерянно водить глазами по полю, собираясь с мыслями. - Ну, да, видел я нашу хозяйку с солдатом... Апчхи!
- Да провались ты! - вырвалось у Габриэля.
- Так уж со мной всегда бывает, не взыщите, мистер Оук, - сказал Каин Болл, с упреком глядя на Габриэля мокрыми от слез глазами.
- Пусть выпьет сидра, это смягчит ему глотку, - предложил Джан Когген. Он вынул из кармана флягу с сидром, вытащил пробку и приставил горлышко к губам Каина. Между тем Джозеф Пурграс с тревогой размышлял о том, что Каин Болл может насмерть задохнуться от кашля, тогда они так и не узнают, что дальше-то происходило в Бате.
- Что до меня, то я, как соберусь что-нибудь делать, всякий раз говорю: "Помоги, господи", - со смиренным видом изрек Джозеф. - И тебе советую, Каин Болл, это очень помогает и наверняка спасет, а то ты, не приведи бог, можешь и насмерть задохнуться.
Когген щедрой рукой вливал сидр в широко раскрытый рот Каина. Жидкость, стекая по стенкам фляги, заливалась ему за воротник, и то, что он проглатывал, попадало опять-таки не в то горло; малый опять раскашлялся и расчихался, брызги фонтаном полетели на обступивших его жнецов и на мгновение повисли в горячем воздухе, как облачко пара.
- Что за дурацкий чох! И где только тебя воспитывали, щенок ты этакий! - проворчал Когген, пряча свою флягу.
- Сидр ударил мне в нос! - завопил Кэйни, как только к нему вернулся дар речи. - Затек мне за шею, и попал на больной палец, и на мои блестящие пуговицы, и на парадную куртку!
- Вот уж некстати напал на беднягу кашель! - посетовал Мэтью Мун. - Не терпится услыхать новости! Похлопайте-ка его по спине, пастух!
- Это у меня от природы, - вздохнул Каин. - Магушка сказывала, я еще мальчонкой, как расчувствуюсь, никак, бывало, не уймусь.
- Верно, верно, - поддержал его Джозеф Пурграс. - В семье Боллов все такие чувствительные. Я знавал деда парнишки - суматошный был человек, а уж такой скромный, до тонкости обходительный. Чуть что, бывало, зальется краской. Ну, совсем как я, а разве я в этом виноват?
- Полноте, мистер Пурграс! - возразил Когген. - Это доказывает благородство души.
- Хе-хе! Не люблю, когда люди меня хвалят, страсть не люблю! - со смиренным видом пробормотал Джозеф Пурграс. - Но сказать по правде, у каждого от рождения свой дар. А вот я так предпочитаю скрывать свои скромные дары. Но, пожалуй, возвышенная натура все-таки приметна в человеке. Когда рождался я на свет, создатель, может, и не поскупился на дары... Но молчок, Джозеф, молчок! Такой уж я скрытный, люди добрые, - прямо на диво! Да и к чему похвалы!.. А у меня есть Нагорная проповедь, а при ней святцы, и там немало имен смиренных мужей...
- Дед Каина был уж такая умная голова, - заметил Мэтью Мун. - Он выдумал новую яблоню, она и по сей день зовется по его имени "ранняя болл". Вы знаете этот сорт, Джан? К ранету прививают Тома Пута, а потом скороспелку. Правда, любил он посидеть в трактире с женщиной, на которую не имел законных прав. А уж был умен, что и говорить, умен.
- Ну, выкладывай, Каин, - нетерпеливо сказал Габриэль, - что же ты видел?
- Я видел, как наша хозяйка входила под руку с солдатом в какой-то парк. Там стояли скамейки и росли кусты и цветы, - продолжал Кэйни уверенным тоном, смутно чувствуя, что его слова волнуют Габриэля. - И думается мне, тот солдат был сержант Трой. И просидели они там с полчаса, а то и больше, и толковали о чем-то чувствительном, и она вдруг как расплачется, да горько-горько! А как вышли они из парка, глаза у нее так и сияли, а сама она была белая, как все равно лилия, и они глаз друг с дружки не сводили, и видать было, что они меж собой поладили;
Лицо Габриэля как будто осунулось.
- Ну, а еще что ты видел?
- Да всякую всячину!
- Белая, как лилия... А ты уверен, что это была она?
- Да.
- Ну, а еще что?
- Большущие стеклянные окна в магазинах, а на небе громадные дождевые тучи, а за городом высоченные деревья.
- Ах ты дубина! Чего еще наплетешь! - воскликнул Когген.
- Оставьте его в покое, - вмешался Джозеф Пурграс. - Малый хочет сказать, что в Бате небо и земля не больно-то отличаются от наших. Всем нам полезно послушать, как живут в чужих городах, дайте малому рассказать.
- А жители Бата, - продолжал Каин, - если и разводят огонь, то для потехи, потому как у них бьет из-под земли горячая вода, прямо кипяток!
- Сущая правда, - подтвердил Мэтью Мун. - Я слышал об этом и от других путешественников.
- Они ничего не пьют, кроме этой воды, - добавил Каин, - и она им уж так по вкусу, посмотрели бы вы, как они ее дуют!
- Обычай вроде как дикарский, но, думается мне, для жителей Бата это дело привычное, - ввернул Мэтью.
- А что, кушанья у них тоже из-под земли выскакивают? - спросил Когген, лукаво подмигнув.
- Нет. С едой в Бате плоховато, дело дрянь. Господь послал им питье, а еды не дал, и мне было прямо невтерпеж.
- А все-таки любопытное это место, - заметил Мун. - Верно, и народ там прелюбопытный.
- Так ты говоришь, мисс Эвердин прогуливалась с солдатом? - снова вмешался в разговор Габриэль.
- Да, и на ней было такое нарядное платье, шелковое, совсем золотое, все в черных кружевах и до того пышное, что, поставь его на землю, оно так бы и стояло само. Прямо загляденье! И волоса у нее были на диво причесаны! Ее золотое платье и его красный мундир так и сверкали на солнце, ух, какая красота! Их было видать даже на другом конце улицы!
- А дальше что? - пробормотал Габриэль.
- А дальше я зашел к сапожнику Гриффину - подбить подметки, а потом завернул к пирожнику Риггу и спросил себе на пенни самых дешевых и самых лучших черствых хлебцев, а они оказались зеленые от плесени, хотя и не все. Вот я шел по улице, жевал хлебцы и увидал часы, да такие большущие, прямо со сковороду...
- Но при чем же тут наша хозяйка?..
- Я доберусь и до нее, коли вы не будете ко мне приставать, мистер Оук! - взмолился Кэйни. - А ежели вы будете меня будоражить, я снова раскашляюсь, и тогда уж ничего от меня не добьетесь.
- Ладно, пускай себе сказывает на свой лад, - вставил Когген.
Габриэль с отчаяньем в сердце решил набраться терпения, а Кэйни продолжал.
- И там громадные дома и даже в будни на улицах народу тьма-тьмущая, больше, чем у нас в Уэзербери по время гулянья на троицын день. И побывал я в больших церквах и в капеллах. А уж как замечательно молится там пастор! Да! Станет на колени и сложит руки вот этак, а золотые перстни у него на руках так и сверкают, так и слепят глаза, - да, умеет он молиться, вот и заработал их! Ах, как хотелось бы мне жить в Бате!
- Разве наш пастор Сэрдли может купить себе такие перстни! - задумчиво проговорил Мэтью Мун. - А ведь таких людей, как он, поискать днем с огнем. Думается мне, у бедняги Сэрдли нету ни одного перстня, даже самого дешевенького оловянного, либо медного. А ведь как они бы его украшали в пасмурный вечер, когда он говорит с кафедры при восковых свечах! Но их ни в жизнь не будет у бедняги! Да, что и говорить, нет правды на свете!
- Может, ему вовсе не к лицу носить перстни, - буркнул Габриэль. - Ну, хватит об этом! Дальше, дальше, Кэйни!
- Да! Нынче модные пасторы носят усы и длинную бороду, - продолжал знаменитый путешественник. - Ну, совсем как Моисей либо Аарон, и нам, прихожанам, сдается, будто мы и есть сыны Израиля.
- Так оно и должно быть, - откликнулся Джозеф Пурграс.
- И теперь в нашей стране две веры - Высокая церковь и Высокая капелла. Ну, думаю, не ударю лицом в грязь; вот и стал я ходить утром в Высокую церковь, а по вечерам - в Высокую капеллу.
- Молодчина! Славный ты малый! - расчувствовался Джозеф Пурграс.
