Евгения Марлитт - Златокудрая Эльза
После завтрака, пока отец и мать отдыхали, а маленький Эрнст видел во сне все чудеса, встреченные им в домике лесничего, Елизавета раскладывала вещи. Она не могла уснуть, беспрестанно подходила к окну и смотрела на покрытую лесом гору, возвышающуюся за домом дяди. Там, наверху, среди деревьев виднелась на ярком голубом небе черная полоса. Это был, как сказала ей Сабина, возвышавшийся на крыше замка Гнадек железный стержень, на котором в былые времена гордо развевался флаг Гнадевицев. Найдется ли там, за деревьями, так горячо желанный приют, где ее родители смогут отдохнуть после многолетних, утомительных скитаний?
Взгляд Елизаветы временами скользил и по двору, но безмолвная девушка больше не показывалась. Она не появилась и за обедом, и, казалось, решила избегать всякого общения с гостями. Елизавете было очень жаль Берту: рассказ дяди произвел на нее неприятное впечатление, но молодость не так легко отказывается от своих иллюзий и предпочитает разочаровываться, видя, что они разлетаются, как мыльные пузыри, чем принимать к сведению слова старших.
Молодая немая девушка приобрела в глазах Елизаветы только еще больший интерес, и она терялась в догадках относительно причин ее загадочного молчания.
Глава 4
После обеда Сабина взяла с полки туго набитую трубку и с зажженной бумажкой подала ее дяде.
– Что ты, Сабина? – воскликнул тот с комическим негодованием. – Неужели ты думаешь, что я буду в состоянии спокойно выкурить трубку, когда у маленькой Эльзы уже ноги не стоят на месте от нетерпении поскорее подняться на гору и сунуть носик в замок? Нет, я думаю, теперь мы можем отправиться в путь.
Все начали готовиться к отправлению. Лесничий предложил руку невестке, а остальные двинулись за ним. На дворе присоединился еще один человек – каменщик, которого дядюшка на всякий случай хотел иметь под рукой.
Пришлось подниматься в гору по крутой дорожке, однако она стала постепенно расширяться и, наконец, закончилась небольшой площадкой, за которой возвышалась, как казалось на первый взгляд, большая скала.
– Имею удовольствие представить тебе наследие блаженной памяти господина фон Гнадевица во всем его великолепии, – с саркастической улыбкой проговорил лесничий, обращаясь к изумленному Ферберу.
Они стояли перед высокой стеной, производившей впечатление одной целой гранитной громады. От зданий, лежащих позади нее, не было видно и следа, потому что их закрывали подступившие вплотную деревья. Лесничий пошел вдоль стены и остановился, наконец, около огромных дубовых ворот, заканчивавшихся железной решеткой, где он уже накануне приказал расчистить кусты. Здесь он достал из кармана связку ключей, которую госпожа Фербер получила проездом через Л.
Понадобилось немало усилий для того, чтобы очистить от ржавчины замки и засовы. Наконец, ворота поддались, подняв облако пыли. Вошедшие очутились во дворе, с трех сторон окруженном зданиями.
Перед ними возвышался величественный фасад замка, к которому вела широкая каменная лестница с тяжеловесными железными перилами. Вдоль боковых флигелей тянулась мрачная колоннада, гранитные колонны и арки которой, казалось, решили оказать сопротивление времени. Несколько старых каштанов посреди двора простирали свои тощие ветви над громадным бассейном, в центре которого возвышались четыре каменных льва с разинутыми пастями. В былые времена здесь, вероятно, били четыре фонтана, теперь же меж зубов одного из грозных чудовищ бежала лишь тоненькая струйка, своим тихим меланхоличным журчанием вносившая некоторое подобие жизни в эту картину полного упадка. Наружные стены зданий и колоннады были единственными предметами, на которых мог безбоязненно остановиться взгляд. Окна без стекол давали возможность видеть ужасное разрушение внутри зданий. В некоторых комнатах обвалились потолки, в других висели балки, готовые обрушиться при малейшем прикосновении. Лестница местами угрожающе висела в воздухе; некоторые большие, поросшие мхом камни, оторвавшись, докатились до самой середины двора.
– Тут ничего не сделаешь, пойдем дальше, – сказал Фербер.
Миновав арку, они прошли во второй двор, который был гораздо больше первого, но вследствие своей неправильной формы производил еще худшее впечатление. Большое, мрачное, полуразвалившееся строение далеко вдавалось в этот двор и образовало совершенно темный угол, куда не проникал ни один луч солнечного света. Тут возвышалась неприветливая башня, бросая густую тень на прилегающий боковой флигель. Старый куст бузины, листья которого были покрыты осыпавшейся известкой, и несколько пучков жухлой травы придавали этому месту еще более унылый вид. Ни один звук не нарушал мертвой тишины, царившей здесь, а потому даже шорох собственных шагов, гулко раздававшийся на мостовой, произвел на вошедших жуткое впечатление.
– Эти могущественные господа возводили каменные громады, думая, что колыбель их рода нерушима и будет во все времена возвещать миру славу их имени, – вздохнул Фербер, на которого столь полный упадок произвел сильное впечатление. – Каждый из них, как это видно по различным стилям построек, устраивал родовой замок сообразно своим вкусам и потребностям, не думая, что этому когда-то наступит конец.
– И все же ему пришлось прожить лишь краткое мгновение, – перебил его лесничий. – Но пойдем дальше. Бр-р… Мне холодно… Здесь царит смерть и запустение…
– Ты называешь это смертью, дядя? – внезапно подала голос Елизавета, указывая на одну из арок.
Там за решеткой виднелась залитая солнцем яркая зелень, и между железными прутьями выглядывали душистые цветы шиповника.
Елизавета в несколько прыжков очутилась около ворот, и, сильно дернув, отворила их. Довольно большая площадка, на которой она очутилась, видимо, когда-то представляла собой сад. Теперь уже нельзя было дать это имя чаще, сквозь которую никто бы не продрался. Кое-где сквозь заросли кустов, переплетенных вьющимися растениями, виднелись изуродованные статуи. Дикий виноград покрывал до самого верха стену прилегающего здания, обвивая подоконники и ниспадая оттуда зеленым дождем на одичавшие кусты роз и сирени. Над этим отрезанным от мира кусочком земли раздавалось невообразимое жужжание, в воздухе носилось бесчисленное множество бабочек, а по гигантским папоротникам бегала масса блестящих жучков. Сад был с трех сторон окружен двухэтажными зданиями, а с четвертой замыкался валом, за которым виднелся лес. Постройки и тут носили тот же характер – довольно хорошо сохранившиеся стены снаружи и полнейшее разрушение внутри. Только единственное одноэтажное здание, стиснутое двумя высокими флигелями, имело совсем другой вид. Оно не было прозрачным, как другие постройки, лишенные окон и дверей. Плоская крыша с кружевными каменными выступами, очевидно, одержала победу над бурями и непогодой. Лесничий высказал предположение, что это, очевидно, и есть то самое хваленое «среднее здание» Сабины. Может быть, оно и внутри не было в таком безнадежном состоянии, как остальные постройки. Только дядя совершенно не мог постичь, каким образом можно было добраться до этого «ласточкиного гнезда», так как нигде не было видно ни лестницы, ни дверей – все покрывала непроницаемая зеленая стена. Вследствие этого приехавшие решили подняться по лестнице одного из боковых флигелей, еще довольно крепкой, и таким образом добраться через обветшавшие постройки до цели, составлявшей главную надежду семьи. Это им удалось.
Все вошли в большой зал, потолком которому служило голубое небо, а единственным украшением – несколько зеленых кустов, выросших на стенах. Разрушенные балки, части крыши, куски потолка со следами живописи образовали целые завалы, через которые пришлось перелезать нашим путешественникам. Затем последовал ряд комнат, в таком же «блестящем» состоянии. На стенах виднелись клочки семейных портретов, на одних из которых оставался только глаз, на других – две скрещенные женские руки или мужская нога в театральной позе, что производило комичное и вместе с тем жуткое впечатление. Наконец, добрались до последней комнаты и очутились перед заложенной дверью.
– Ага, – сказал Фербер, – тут хотели предохранить среднее здание от всеобщего разрушения. Я думаю, разумнее разобрать эти кирпичи, чем продолжать наши опасные изыскания.
Это предложение было одобрено, и каменщик приступил к делу. Оба брата усердно помогали, и вскоре в полуразрушенной стене показалась толстая дубовая дверь, которая легко поддалась напору мужчин. Все вошли в темное, затхлое помещение. Только слабый луч света проникал в узкую щель и указывал направление, в котором находилось окно. Оконная задвижка и ставни, плотно прижатые снаружи ветвями деревьев, оказали упорное сопротивление усилиям лесничего, но наконец они с визгом зашатались и в окно ворвался яркий солнечный свет, озарив очень глубокую комнату, окна которой завешивались гобеленами. На потолке красовался в каждом углу герб Гнадевицев.
