Клапка Джером - Мальвина Бретонская
Она ушла назад в дом, повторяя все это про себя, немного испуганная.
- Господи боже мой! - проговорил из-под одеял кузен Кристофер. - Он не ранен?
Маленькая горничная сквозь приоткрытую дверь выразила мнение, что нет. По крайней мере, с виду не похоже. Но не будет ли Профессор так любезен выйти тотчас же? Командир Раффлтон ожидает его - в саду.
И вот кузен Кристофер, в спальных тапочках, без носков, в горчичного цвета халате и с черной ермолкой на голове - ни дать ни взять добрый волшебник из сказки - торопливой рысцой просеменил вниз по лестнице, а затем через сад, бормоча что-то про "безрассудство и мальчишество" и что он "так и знал, что это случится"; и с большим облегчением увидел идущего ему навстречу юного Артура Раффлтона - по всей видимости, в добром духе и здравии. И тогда стал недоумевать: а какого же черта его всполошили из постели в шесть утра, ежели ничего не случилось.
Но что-то явно случилось. Перед тем, как заговорить, Артур Раффлтон осторожно осмотрелся с видом, наводившим на мысль о тайне, если не о преступлении; и все так же не говоря ни слова, взяв кузена Кристофера за руку, повел его в дальний конец сада. И там, на упавшем суку под ореховым деревом, кузен Кристофер увидел плащ цвета хаки, в котором на вид ничего не было, но который при их приближении поднялся.
Но не очень высоко. К ним была обращена спина плаща. Воротник стоял против линии горизонта. Но головы не было. Стоя прямо, плащ развернулся, и кузен Кристофер увидел выглядывающее из складок лицо ребенка. Потом, присмотревшись, увидел, что это не ребенок. А потом сам не мог понять, кто это; так что, внезапно остановившись перед плащом, кузен Кристофер уставился круглыми, широко раскрытыми глазами сначала на лицо, а затем на командира авиазвена Раффлтона.
Командир авиазвена Раффлтон обратился к Мальвине.
- Познакомьтесь, - сказал он, - это - профессор Литтлчерри, мой кузен Кристофер, о котором я тебе рассказывал.
Очевидно, Мальвина считала Профессора лицом значительным. Намерением ее было сделать реверанс - процедуру, которая, будучи затруднена волочащимися ярдами цепляющегося за нее плаща, могла оказаться - промелькнуло в голове у Профессора - не только трудной, но и опасной.
- Позвольте, - сказал Профессор.
В мыслях у него было помочь Мальвине снять с себя плащ командира Раффлтона, и Мальвина готовилась посодействовать ему в этом. Командир Раффлтон подоспел вовремя.
- Не думаю, - сказал командир Раффлтон. - Если ты не возражаешь, то я считаю, что лучше предоставить это миссис Малдун.
Профессор отпустил плащ. Мальвина казалась слегка разочарованной. Предположительно, она не без основания расчитывала произвести лучшее впечатление без него. Но принимать с улыбкой все меры, направленные ей во благо, было, видимо, одной из ее чар.
- Быть может, - предложил командир Раффлтон Мальвине, перезастегивая несколько из самых важных пуговиц, - если ты не против объяснить про себя моему кузену Кристоферу без экивоков: кто ты такая и как тебя зовут, - то ты бы сделала это намного лучше, чем я. (Про себя командир Раффлтон подумал: "Если милому чудаку расскажу обо всем я, то он решит, что я его разыгрываю. У нее это получится совсем иначе.") Ты ведь не против?
У Мальвины не было ни малейших возражений. Она довершила реверанс, или вернее, выглядело так, словно реверанс сделал плащ - причем довольно грациозно и с достоинством, какого от него не ожидалось.
- Я фея Мальвина, - разъяснила она Профессору. - Вы, возможно, слышали обо мне. Я была фавориткой Гарбундии - Королевы Белых Дам Бретани. Но это было давно.
Добрый волшебник смотрел на нее в упор парой круглых глаз, в которых, несмотря на изумление, было написано дружелюбие и понимание. Возможно, это и побудило Мальвину завершить признание в своей печальной и краткой истории.
- Это было, когда Ирландией правил король Херемон, - продолжала она. Я совершила один очень глупый и злой проступок и была наказана за него изгнанием из общества своих соплеменников. С той поры... - Плащ сделал миниатюрнейший из жалких жестов. - ... я странствую одна.
Им обоим это должно было показаться просто смехотворным; сказать такое на земле Англии в одна тысяча девятьсот четырнадцатом году сметливому молодому офицеру инженерных войск и пожилому оксфордскому профессору. По ту сторону дороги отворял двери в гараж работник доктора; через деревню с шумом громыхала телега с молоком, слегка припаздывая к лондонскому поезду; через сад долетел слабый аромат яичницы с беконом, впитав по пути примесь благоуханья лаванды и гвоздик. У командира Раффлтона могла быть уважительная причина. По ходу повествования делались попытки прояснить этот момент. Но Профессор! Он должен был либо разразиться гомерическим хохотом, либо укоризненно покачать головой и предостеречь ее о том, куда попадают маленькие девочки, которые так себя ведут.
Вместо этого он перевел пристальный взгляд с командира Раффлтона на Мальвину, а с Мальвины назад на командира Раффлтона, и глаза у него стали такими изумительно круглыми, точно их нарисовали циркулем.
- Благослови господь мою душу! - сказал Профессор. - Так ведь это же совершенно необычайно!
- Был такой король - Херемон Ирландский? - полюбопытствовал командир Раффлтон. Профессор являлся известным авторитетом по этим вопросам.
- Был, конечно, король Херемон Ирландский,- ответил Профессор довольно запальчиво, как если бы Командиру вздумалось узнать: а был ли на свете такой Юлий Цезарь или Наполеон. - Была и королева Гарбундия. О Мальвине всегда говорится в связи с ней.
- Что она натворила? - полюбопытствовал командир Раффлтон.
Казалось, они оба забыли о присутствии Мальвины.
- Сейчас не помню, - признался профессор. - Нужно посмотреть. Что-то, если я верно припоминаю, связанное с дочерью короля Данкрата. Основатель норманской династии. Вильгельм-Завоеватель да вся эта шайка-лейка. Боже всемилостивый!
- Ты не станешь возражать, если она погостит у тебя немного, покуда я все улажу, - предложил командир Раффлтон. - Я бы был ужасно обязан, если б ты согласился.
Каким мог стать ответ Профессора, будь ему предоставлена возможность воспользоваться тем запасом ума, каким он обладал, сказать невозможно. Конечно, он был заинтересован - взволнован, если хотите. Фольклор, легенды, обычаи - это были увлечения всей его жизни. Кроме всего прочего вот он, по крайней мере, родственный дух. Знала, похоже, то и другое. Где она об этом разузнала? Уж нет ли каких-то источников, не известных Профессору?
Но взять ее к себе! Поселить в единственной свободной спальне. Представить - как кого? - обществу английской деревни. Новым людям из "Мэнор-Хауса". Члену парламента с невинной молоденькой женой, поселившимся на лето у викария. Академику Доусону и Калторпам!
Он мог бы, сочти он это стоящим своих хлопот, найти какую-нибудь почтенную французскую семью и поселить ее там. Был один человек, которого он уже много лет знал по Оксфорду, - столяр-краснодеревщик; жена предостойнейшая женщина. Сам он мог бы время от времени ходить туда с блокнотиком в кармане и брать у нее интервью.
Предоставленный самому себе, он мог бы поступить как здравомыслящий и рациональный гражданин; а быть может, и нет. Имеются данные и в поддержку последней возможности. Вопрос не однозначен. Но что касается этого отдельно взятого случая в его карьере, вина с него должна быть полностью снята. Решение было выхвачено у него из рук.
Мальвине при первой посадке в Англии командир Раффлтон объявил о намерении оставить ее на временное попечение мудрого и ученого Кристофера. И для Мальвины, смотревшей на командира как на дар богов, это решило все дело. Мудрый и ученый Кристофер, вне всякого сомнения, знал о ее прибытии. Вполне вероятно, что это он - по наущению богов - и устроил весь такой ход событий. Ей оставалось лишь отплатить ему благодарностью. Она не стала дожидаться ответа Профессора. Плащ немного мешал ей, но с другой стороны, привнес, пожалуй, собственный трогательный штрих. Взяв руку мудрого и ученого Кристофера в обе своих, она стала на колени и поцеловала ее.
И на своем причудливом архаичном французском, который Профессору позволили понять многие часы, проведенные в корпении над "Хрониками" Фруассара...
- Благодарю вас, - сказала она, - за вашу изысканную любезность и гостеприимство.
Таинственным образом все вдруг преисполнилось значением исторического события. У Профессора внезапно сложилось впечатление - и по сути, так его полностью и не оставило, покуда у него гостила Мальвина, - будто он великая и могущественная персона. Августейшая сестра его, по совпадению, (хотя в высшей политике такие моменты значения, разумеется, не имеют) самое умопомрачительно красивое создание, какое только попадалось ему на глаза, - милостиво согласилась воспользоваться его гостеприимством. Профессор с поклоном, какой мог бы быть позаимствован при дворе короля Рене, выразил свое понимание оказанной ему чести. Что еще мог сделать уважающий себя самодержец? Инцидент был исчерпан.
