Лао Шэ - Серп луны
Более месяца я не могла найти работы.
29
Я встретила нескольких школьных подруг, некоторые учились в колледже, другие сидели дома и ничего не делали. Но я им не завидовала и с первых же слов почувствовала свое превосходство. В школе я была глупее их; теперь они обнаруживали свою глупость. Они еще жили словно во сне. Все они выставляли свои наряды, как товары в лавке. Глаза их скользили по молодым мужчинам так, как будто они слагали любовные стихи. Мне было смешно. Впрочем, я должна была извинить их: они сыты, а сытые только и думают о любви. Мужчины и женщины ткут сети и ловят друг друга; у кого деньги - у тех сети побольше, в них попадается сразу несколько жертв, а потом из них, не торопясь, выбирают одну, У меня не было денег, не было даже пристанища. Я должна была ловить без сетей или стать жертвой; я понимала больше, чем мои школьные подруги, была опытнее их.
30
Однажды я встретила ту маленькую женщину, похожую на фарфоровую куклу. Она ухватилась за меня так, словно я для нее самый близкий человек. "Вы хорошая! Вы хорошая! Я раскаялась, - говорила она очень искренне и страшно растерянно. - Я просила вас оставить его, - (Она всхлипнула.) - а вышло хуже! Он нашел другую, еще красивее, ушел и не возвращается!" Из разговора с ней я знала, что они женились по взаимной любви, она в сейчас очень любит его, а он ушел. Мне было жалко эту маленькую женщину, она тоже жила грезами и все еще верила в святость любви. Я спросила ее, что же она собирается делать, она сказала, что должна найти его во что бы то ни стало. "А если он не найдется?" спросила я. Она закусила губу; она - законная жена, и у нее еще есть родители, она не свободна. Оказалось, что она даже завидует мне - я ни от кого не завишу. Мне еще завидуют - как тут не рассмеяться! Я свободна - смешно! У нее есть еда, у меня - свобода; у нее нет свободы, у меня нет еды; обе мы женщины.
31
После встречи с "фарфоровой куклой" я уже не хотела продавать себя одному мужчине, я решила получить кое-какой заработок, заигрывая с мужчинами. Я ни перед кем не отвечала за это: я была голодна. Заигрывая с мужчинами, я смогу утолить голод, а если я хочу быть сытой, я вынуждена заниматься заигрыванием. Это замкнутый круг, и отправляться можно из любой точки. Мои школьные подруги и та "фарфоровая кукла" почти такие же, но они только мечтают, а я буду действовать, потому что голодный желудок - величайшая истина. Продав все, что у меня оставалось, я обзавелась новым платьем. Я была недурна собой и смело отправилась на заработки.
32
Я рассчитывала кое-что заработать шутками и заигрыванием. О, я просчиталась. Я еще плохо разбиралась в жизни. Мужчины не так легко попадаются на крючок, как мне думалось. Я хотела подцепить кого-нибудь из образованных и в крайнем случае отделаться одним-двумя поцелуями. Ха-ха, мужчины не таковы, они сразу же норовят ущипнуть за грудь. Они только приглашали меня в кино или погулять по улице, я съедала стаканчик мороженого и возвращалась домой голодная. "Образованных" хватало на то, чтобы спросить, что я окончила и чем занимается моя семья. Из всего этого я поняла: если он хочет тебя, ты должна доставить ему соответствующее удовольствие, а за поцелуй получишь только порцию мороженого. Если же продаваться, надо делать это скорей, брать деньги и ни о чем не думать. Я поняла то, что понимала мама и что невдомек "фарфоровым куколкам". Я часто вспоминала маму.
33
Может, некоторые женщины и могут прокормиться, заигрывая с мужчинами, но у меня не хватает ловкости, и нечего рассчитывать на это.
Я стала продажной женщиной. Хозяин не разрешил мне оставаться у него, он считал себя порядочным человеком. Я съехала с квартиры, даже не простившись, и снова очутилась в двух комнатках, где мы когда-то жили с новым отцом. Соседи не распространялись о приличиях, однако были честными и милыми людьми. После переезда мои дела шли очень недурно. Ко мне заходили даже образованные. Они знали: я продаю, они покупают - и заходили охотно, так как не попадали в неловкое положение и не роняли своего достоинства. Вначале было очень страшно: ведь мне еще не исполнилось и двадцати лет. Но через несколько дней я уже не боялась. Я не оставалась бесчувственной, не ленилась двигаться и все пускала в ход: руки, губы... Гостям нравилось это, и. они потом добровольно рекламировали меня.
Через несколько месяцев я стала понимать еще больше и определяла человека почти с первого взгляда. Богатые сразу спрашивали цену, давая понять, что покупают меня. Эти были очень ревнивы - пользоваться продажной женщиной они хотели монопольно, потому что у них были деньги. С такими я не церемонилась. Если они начинали капризничать, я предупреждала, что разыщу их дом и расскажу обо всем жене. Они утихали. В конце концов, годы учения в школе не пропали даром. Я уверовала образование полезно. Другие приходили, крепко зажав в кулак деньги, и боялись только одного: как бы не переплатить. С этими я подробно вырабатывала условия: столько-то за это, столько за то, и они как миленькие возвращались домой за деньгами; меня это забавляло. Больше всего я ненавидела тех прощелыг, которые не только старались заплатить поменьше, но еще и норовили стянуть пол-пачки сигарет или флакончик с притираниями. Не трогаешь их - они любезны, а заденешь - могут кликнуть полицию и затеять скандал. Я не задевала их, я их боялась. Что же касается полицейских, то каждого из них приходилось чем-нибудь одаривать. В этом мире - мире хищников и хапуг - преуспевают только подлецы. Чувство жалости у меня вызывали ученики старших классов, в кармане у них позвякивала серебряная монета и несколько медяков, на носу выступали бусинки пота. Мне их было жалко, но я продавалась и им. Что мне оставалось делать! Еще были старики - люди почтенные, имевшие кучу детей и внуков. Я не знала, как им угодить; но мне было известно, что у них есть деньги, на которые они хотят перед смертью купить немного радости. Я давала им то, что они хотели. Так я познакомилась с "деньгами" и "человеком". Деньги страшнее человека. Человек - зверь, деньги - сила зверя.
34
Я обнаружила на теле признаки болезни. Это повергло меня в отчаяние, мне казалось, что не стоит жить. Я ничего не делала, выходила на улицу, слонялась без цели. Мне хотелось проведать маму, она бы немного утешила меня, - я думала как человек, которому суждено скоро умереть. Я обошла тот переулок, надеясь снова увидеть маму; я вспомнила ее, раздувающую у дверей мехи. Лавочка была закрыта. Никто не знал, куда они переехали. Это придало мне настойчивости: я должна во что бы то ни стало разыскать маму. С отчаянной решимостью я несколько дней ходила по улицам, и все напрасно. Закралась мысль, что она умерла или перебралась с хозяином лавки в другое место, может быть, за тысячу ли отсюда. Подумав об этом, я расплакалась. Надев платье и стерев помаду, я легла на кровать и стала ждать смерти. Я верила, что так я смогу скоро умереть. Но смерть не приходила. Послышался стук в дверь, кому-то я понадобилась. Хорошо же, ты получишь меня, ты тоже заразишься. Я не чувствовала себя виноватой перед людьми: ведь все это явилось результатом не моей ошибки. Я снова повеселела, курила, пила вино и стала выглядеть, как женщина лет тридцати-сорока. Синева окружила глаза, ладони горели, я перестала управлять собой: жить можно, только имея деньги; прежде всего надо быть сытым, а потом уж толковать о другом. Я ела хорошо - кто же откажется от обильной еды! Мне нужна хорошая пища, дорогая одежда - этим я хоть чуть-чуть скрашивала свою жизнь.
35
Однажды утром, часу в одиннадцатом, когда я в длинном халате сидела в комнате, во дворике послышались шаги. Вставая в десять часов, я иногда только к двенадцати надевала платье - за последнее время я стала очень ленива и могла часами сидеть в халате. Я ни о чем не думала, ни о чем не мечтала, просто сидела в одиночестве, как чурбан. Шаги, медленные и легкие, приблизились к моей двери. Вскоре я увидела глаза, они смотрели через глазок в двери. Они появились и исчезли; мне лень было двигаться, и я осталась сидеть. Глаза появились снова. Я не выдержала, тихонько растворила двери - мама!
36
Не помню, как мы вошли в комнату и сколько плакали. Мама не так уж постарела. Лавочник, ничего ей не сказав и не оставив ни одного мао, тайком вернулся к старой семье. Мама продала кое-какие вещи, съехала с квартиры и перебралась в одну из трущоб. Она искала меня больше двух недель. Наконец она решила зайти сюда, на всякий случай, и натолкнулась на меня. Она не узнала меня и, пожалуй, ушла бы, не окликни я ее. Я перестала плакать и рассмеялась как безумная: она нашла свою дочь, а дочь - проститутка! Чтобы прокормить меня, она стала продажной женщиной; теперь, когда я должна кормить ее, я стала такой же! Профессия матери стала наследственной!
37
Я надеялась, что мама утешит меня. Я знала цену пустым словам, но мне все-таки хотелось услышать их из маминых уст. Матери - самые искусные обманщицы на свете, их ложь мы считаем утешением. Моя мама обо всем этом забыла; это меня не удивляло, так как ее страшил голод. Она начала составлять опись моих вещей, интересовалась моими доходами и расходами, словно в моей профессии не было ничего необычного. Я сказала ей о своей болезни, думала, что она станет меня уговаривать отдохнуть несколько дней. Нет, она лишь сказала, что пойдет купить лекарство. "Всегда мы будем так жить?" - спросила я. Она ничего не ответила. Но она, несомненно, жалела меня и тревожилась. Она готовила для меня пищу, спрашивала о самочувствии и часто украдкой глядела так, как смотрит мать на спящего ребенка. А сказать, чтобы я бросила свое ремесло, она не могла. Сердцем я хорошо понимала, хотя мне и было обидно, - другой работы не придумаешь. Нам нужно есть, нужно одеваться - это определило все. Какое имеет значение - мать, дочь, честь... Деньги - бесчувственны.
