Маурин Ли - Бедная Марта
Откровенно говоря, Марта уже была сыта по горло своими странствиями. Ноги отказывались служить ей, несмотря на то, что на ней были новые полусапожки, и уже не было момента, когда бы ходьба не причиняла ей мучительной боли. Кроме того, ее мучил голод; в пансионе, где она остановилась на ночь, ей предложили на завтрак миску какого-то варева, отдаленно напоминавшего овсяную кашу, но имеющего ужасный вкус.
Марта уже успела отказаться сесть на телегу угольщика, который предложил подвезти ее, потому что бедная лошадка и так еле тащила повозку, груженную двумя дюжинами мешков с углем. Ей не хотелось взваливать на несчастное животное дополнительную нагрузку.
«Когда же приедет Клайв?» — думала она. Или, быть может, ей стоит повалиться на камень, растечься по нему, как желе, и просто ждать его появления? Но это было бы нехорошо, неправильно. Тогда она не приложила бы никаких усилий, чтобы добраться до Лондона, во всем положившись на Клайва. К тому же она не имела ни малейшего понятия, почему этот славный молодой человек взялся помогать ей.
Навстречу ей ехал автомобиль, размерами превосходивший тот, что был у Клайва. Когда он приблизился, Марта разглядела, что за рулем сидит женщина. Она очень удивилась, когда автомобиль остановился, женщина открыла дверцу и крикнула:
— Вы Марта?
— Да, — запинаясь, пробормотала она.
— В таком случае, дорогая, залезайте сюда и я домчу вас до Дрейтона. — И женщина приглашающим жестом похлопала по сиденью рядом с собой. Она была очень старой, с испещренной множеством морщин кожей и ласточкиным гнездом серебряных волос.
— Откуда вы знаете, кто я такая и куда иду?
— Я прочла о вас в газете, дорогая. Сегодня утренний выпуск «Манчестер гардиан» поместил вашу фотографию. Так вы едете или нет? Если вы откажетесь, мои сестры будут очень разочарованы. Да, кстати, меня зовут Имоджен Каннигем.
— Здравствуйте. — Марта с трудом забралась в автомобиль. — Мы едем не в ту сторону, — заметила она.
Имоджен расхохоталась.
— Вообще-то автомобиль способен разворачиваться и ехать в противоположном направлении. — Она так и сделала, с такой силой крутанув рулевое колесо, что шины протестующе завизжали и машина едва не опрокинулась.
Через несколько мгновений они уже катили по направлению к Дрейтону.
— А сколько у вас сестер? — поинтересовалась Марта.
— Три родные и несколько сотен названых, с которыми меня связывает не кровное, а идейное родство, — громогласно заявила Имоджен. — Я состою в Международной Женской Лиге, в ее отделении в Шропшире, так что все мы — сестры. Вы слышали о нас?
— Нет, — прошептала Марта, ужасаясь собственному невежеству. — А что вы делаете?
— Ну, во-первых, выступаем против войны, — своим оглушительным басом проревела Имоджен. — Мы требуем право голоса для женщин, поддерживаем трейд-юнионы[32], кое-кто из нас является членом Лейбористской партии. Среди нас имеется парочка анархистов, а миссис Бейла Уиттэкер даже исповедует буддизм. А вы кто, Марта?
— Я католичка, — робко ответила Марта. Интересно, католическое вероисповедание считается достаточно шикарным, чтобы принадлежать к Международной Женской Лиге? — Этого достаточно?
— Этого более чем достаточно, дорогая, — прокричала Имоджен. — А теперь держитесь покрепче, и я домчу вас до Дрейтона в мгновение ока. — Она нажала на клаксон, хотя дорога была совершенно пуста, и машина помчалась еще быстрее.
Перепуганная Марта обеими руками вцепилась в сиденье и крепко зажмурилась. Открыла глаза она только тогда, когда они прибыли в Дрейтон.
Автомобиль затормозил у небольшого домика из желтого кирпича, стоявшего посреди участка, сплошь заросшего деревьями. Впоследствии Марта узнала, что это называется «фруктовый сад». Для начала ее представили родным сестрам Имоджен: Абигаль, которая оказалась еще старше Имоджен и передвигалась на костылях, Присцилле, что-то готовившей на кухне, и Джозефине, самой молодой в семействе, лет около шестидесяти, одетой в самое воздушное, расшитое невероятным количеством кружев и оборок платье, которое когда-либо доводилось видеть Марте на взрослой женщине. Джозефина то и дело обмахивалась веером и принимала жеманные позы, позволяя сестрам обращаться с ней, как с настоящей леди.
В крошечной гостиной теснились и прочие дамы. Здесь была миссис Такая-то из Манчестера и миссис Этакая из местечка Модли-Маркет, куда Марте еще предстояло попасть позже. Она настолько растерялась, что после того, как к ним присоединилось еще несколько женщин, перестала запоминать их имена и принимать участие в разговоре, чтобы не сойти с ума.
Ей предложили чай в красивой чашке из китайского фарфора и тарелку с крошечными треугольными бутербродами. Но едва Марта успела поднести один из них ко рту, как ей задали какой-то вопрос, так что она была вынуждена проглотить бутерброд, не успев его разжевать. Он застрял у нее в горле, и ей пришлось срочно запить его чаем. В результате Марта так и не поняла, с чем же был бутерброд.
Как здорово было бы прилечь где-нибудь, думала она. В пансионе, где она спала прошлой ночью, матрас оказался настолько жестким и комковатым, что она практически не сомкнула глаз.
И тут Имоджен поднялась на ноги, постучала ложечкой по своей чашке и провозгласила, что сейчас Марта скажет собравшимся несколько слов.
— Она расскажет нам, для чего идет в Лондон. Что подвигло вас на этот шаг, дорогая?
Если бы знать, что означает это странное слово — «подвигло»! Святая Дева Мария, Матерь Божья, да что же им сказать-то? Имоджен нетерпеливо смотрела на нее. Превозмогая страх, Марта встала. Ее била крупная дрожь. О Господи, теперь ей срочно захотелось в туалет.
— Нашему Джо было всего четырнадцать. Но жирный полицейский дал ему шиллинг и уговорил вступить в армию. Это было неправильно. Нечестно. Потом Джо послали во Францию, и это тоже было неправильно. Понимаете, — Марта закашлялась от волнения, — обычно мальчишек в возрасте до восемнадцати лет не берут в армию, а за границу их можно отправлять только после девятнадцати. — Она проглотила комок в горле. — Они пообещали, что отправят нашего Джо домой, но он так и не вернулся, и это стало самой большой несправедливостью. Ему позволили умереть, хотя он просто мальчишка, который всего год назад окончил школу. У него еще не начал ломаться голос, а щеки оставались почти такими же гладкими и нежными, как у ребенка. Он был недостаточно взрослым даже для того, чтобы ходить в бар, так почему же другому солдату позволили убить его? Нет, я не виню в этом какого-нибудь солдата, — рассудительно заметила она. — Быть может, он сам был таким же мальчишкой и его тоже убили. И у него наверняка есть мать и отец, такие, как я и мой Карло. И сестры, и братья, которые запомнят его молодым, даже когда сами состарятся. Пройдет время, и, кто знает, они могут забыть, что у них был брат, и он исчезнет даже из их памяти. Разумеется, с Джо такого никогда не случится.
И вот, думая о том, что произошло, и рассказывая об этом вслух, Марта вдруг ощутила, как в груди у нее поднимается гнев.
— Это неправильно, не так ли? — обратилась она к женщинам, как будто они могли ответить ей. — Все неправильно! — выкрикнула она. — Война — это неправильно. Почему мы, женщины, должны рожать детей, а потом позволять этим… этим пьяницам, — Марта подумала о майоре Нормане Брауне, депутате парламента, — или какому-нибудь жирному полисмену забирать их у нас, чтобы затем они погибали безо всякой на то причины? — Она остановилась. — Пожалуйста, кто-нибудь, покажите мне, где здесь туалет? — Если она немедленно не побежит туда, то обмочится прямо на глазах у всего шропширского отделения Международной Женской Лиги.
Хотя Клайв не был любителем заложить за воротник, он чувствовал, что сейчас ему не помешает глоток чего-нибудь покрепче. Виски, например, или бренди. Неразбавленного. Кроме того, ему срочно нужен был телефон, чтобы связаться с Эдгаром Гендерсоном.
Клайв как раз проезжал Честер и вспомнил о пансионе «Руно», в котором имелись и телефон, и выпивка. Молодой человек прибыл туда весь в поту; сердце гулко билось у него в груди, как, впрочем, весь сегодняшний день.
Его любимой мадам не оказалось за стойкой пансиона, что Клайв с радостью заметил, перешагнув порог. Он прямиком направился в бар, где заказал двойное виски, а потом, со стаканом в руке, вышел в фойе, где стояла телефонная будка. Вынув из кармана пригоршню мелочи, он набрал «О», а потом попросил оператора соединить его с редакцией «Ланкашир пост» в Блэкпуле.
— Могу я поговорить с мистером Гендерсоном? — спросил Клайв, когда его соединили с редакцией. — Скажите ему, что звонит Клайв Декстер.
Телефон — это все-таки маленькое чудо, думал он, вслушиваясь в гул голосов и стрекот печатных машинок на другом конце линии, за много миль от него.